по занятии Могилева присоединился к отряду конвой генерала Слащева и бывшие при нем две сотни лабинцев. Конвой сразу же убыл в штаб генерала Слащева, а Лабинские сотни вернулись в свой полк. В Могилеве поступило в наши ряды человек двадцать добровольцев; конные эскадроны пополнились несколькими лошадьми и седлами. 1-й эскадрон стал уже весь конный, хотя и с малым числом рядов, всего в строю было 55 всадников; 3-й и 4-й эскадроны были немного крупнее; всего официально считалось 215 шашек. Пешие эскадроны сошли на нет. Все, что представляло собою пешую часть 1-го эскадрона, пошло на пополнение конных эскадронов; 2-й эскадрон, в последних боях понеся значительные потери, также пополнил немного конные эскадроны и остался в составе всего лишь двадцати человек. Полковник Туган-Мирза-Барановский не хотел расстраивать эскадронную организацию и оставил 2-й эскадрон как кадр будущего разворачивания эскадрона. Только с 1 ноября удалось в Симферополе начать формирование запасного эскадрона. Севастопольским воинским начальником была назначена партия мобилизованных солдат для Крымского конного полка в числе ста человек; по прибытии в Одессу, кроме трех унтер-офицеров, все остальные разбежались.
Все дальнейшее движение полка от Могилева-Подольского до польской границы произошло без боев. 9 ноября занят был город Новая Ушица. Здесь получены были сведения о том, что поляками занят город Каменец-Подольский и что правительство Украинской народной республики спешит по железной дороге на Проскуров, в надежде проскочить его до подхода частей Добровольческой армии. Из Новой Ушицы, по приказанию командующего войсками Новороссийской области, 2-й Лабинский и 2-й Таманский конные полки Кубанского казачьего войска убыли из отряда для переброски на Киевский фронт. Здесь же присоединилась к полку конно-горная батарея полковника Батурского. На другой день по прибытии в Новую Ушицу была послана делегация к начальнику польского гарнизона в город Каменец-Подольский, во главе которой назначен был штабс-ротмистр Люстих, его ассистентом поручик фон Фе и переводчиком вольноопределяющийся младший унтер-офицер Юзефов; сопровождало их трое всадников. Принята была делегация весьма корректно и установлены если и не дружеские, то все же добрососедские отношения.
Во время пребывания в Новой Ушице дошли до нас слухи о большом поражении наших войск около Орла. Никто не мог еще представить себе, что это было началом трагедии, закончившейся Новороссийской эвакуацией. Здесь, у польской и румынской границ, мы себя еще чувствовали победителями. После поражения войск Петлюры на фронте армий Новороссийской и Киевской областей происходили перегруппировки. Крымскому конному полку было приказано в спешном порядке перейти в город Проскуров на смену 1-го Симферопольского офицерского полка. 25 ноября после нескольких переходов полк прибыл в Проскуров, только дня три назад занятый нашими войсками. В городе еще не знали, так же как и мы, о начавшейся трагедии белых армий. В меньшем масштабе в Проскурове происходило то же самое, что было в Одессе: приветствия и выражения радости по случаю избавления горожан от произвола петлюровцев, торжественные приемы, устройство вечера с открытой сценой и сбором в пользу отряда, занявшего Проскуров, хотя это все, в сущности, нас не касалось, так как мы пришли лишь на смену того отряда, который избавил проскуровских жителей от гнета петлюровской власти. Но как все это объяснить и исправить? Отряд, занявший Проскуров, уже далеко (1-й Симферопольский офицерский полк), жители даже не знали названия этого отряда, а про нас уже сложили песню, которую распевала приятным голосом певица со сцены на вечере, устроенном в честь нашего полка. Впрочем, все эти приветствия относились, конечно, вообще ко всей Добровольческой армии. Но крымцы не только были заняты приемом приветствий проскуровцев, а также продолжали свои боевые действия. 3-й и 4-й эскадроны продвинулись дальше, зайдя в пределы Волынской губернии. Везде население радушно их встречало, петлюровцев нигде не было, также не было еще и красных. Разъезды наши иногда встречали отдельные мелкие группы всадников (от двух до пяти человек), которые сразу же быстро исчезали; вероятно, это были разведчики многочисленных банд разных атаманов, хозяйничавших в этом районе. Наши эскадроны дошли до города Староконстантинова и до местечка Любар, откуда были вызваны обратно в Проскуров, где 4 декабря весь полк был погружен в эшелоны и по железной дороге прибыл на станцию Жмеринка. По всему фронту Вооруженных сил Юга России отступление продолжалось. В Проскурове крымцы находились далеко впереди остальных частей, поэтому и приказано было сделать сразу такой большой отход до Жмеринки. Полку была дана задача прикрывать эвакуацию Жмеринского железнодорожного узла, а также вести борьбу с бандами, окружающими район Жмеринки. С другой стороны, наше командование стремилось установить дружеские отношения с атаманами, и даже специально для переговоров с главным атаманом был послан Генерального штаба полковник Перевалов[527], проехавший через станцию Жмеринка куда-то в сторону города Винницы. В Жмеринке расстались мы с нашей конно-горной батареей, прислуга которой вся была заражена сыпным тифом. Во время похода от Новой Ушицы до Проскурова ежедневно полковник Батурский докладывал полковнику Туган-Мирза-Барановскому о том, сколько орудий может стрелять: и в Проскурове уже в случае необходимости ни одно орудие не могло поддержать полк своим огнем; вся батарея была погружена в Проскурове в вагоны и по прибытии в Жмеринку отправлена далее в сторону Одессы. В нашем полку тоже были тифозные заболевания, но пока еще лишь отдельные случаи. Заболел и корнет Кокораки; после нескольких дней пребывания в госпитале он скончался. Во время нашей стоянки в Могилеве-Подольском, как прослуживший в полку более шести месяцев, он был принят обществом господ офицеров в постоянный состав полка. Вместе с корнетом Кокораки были приняты еще корнет Козырев, корнет Тулумбиев и поручик Утин. Корнеты Кокораки и Козырев – бывшие вольноопределяющиеся полка, произведенные в прапорщики запаса и отбывавшие в полку лагерные сборы; корнет Тулумбиев из прапорщиков запаса; поручик Утин до прикомандирования к полку служил в 1-м офицерском генерала Маркова полку.
В Жмеринке полк поместился в казармах 3-й стрелковой бригады, хорошо устроенных и находившихся в сосновом лесу. Городок был плохенький, но мог гордиться своим роскошным вокзалом. В полку работы было много. Эвакуация станции задерживалась, и, несмотря на установившиеся союзнические отношения с атаманами, мелкие банды продолжали грабить население; приходилось их разгонять, а при удаче ловить и арестовывать; попадались и более крупные партии грабителей, и доходило иногда и до перестрелки. Войска Новороссийской области, так же как и на всех других фронтах, отходили, и когда наш полк прибыл в Жмеринку, то находились уже на линии Умань – Вапнярка. Как остров среди океана, находились крымцы среди шаек союзников атаманов. Наконец 17 декабря получен был приказ выступить походным порядком на Рахны, Вапнярку,
