совета труда, встречаться с администраторами и налаживать связи с другими городскими профсоюзами. Но вместо этого они погрузились в практическую работу, чтобы претворить в жизнь положения контракта. «На прошлой неделе я сказала Джошу: „Только сейчас, полтора года спустя, начинается наша настоящая работа“», – рассказывает моя собеседница.
Уилсон отмечает, что многие люди приходят в университет, очарованные образом одинокого интеллектуала: «Мы работали в одиночку, писали диссертации в одиночку. Это был самый одинокий период в нашей жизни, у кого-то это заняло пять лет, у кого-то восемь… А теперь нас посадили вместе и говорят: „Ой, да вы отлично сработаетесь“». Уилсон – одна из немногих руководительниц профсоюза с активистским бэкграундом, но даже у нее не было особого опыта работы в официальных организациях. Она отмечает, что в условиях нестабильной занятости должность не влияет на положение преподавателя в университетской иерархии. Однако на практике между преподавателями существуют различия, проявляющиеся в том, вступают они в профсоюз или нет. Многие университеты, оправдывая свое решение нанять внештатных преподавателей на неполную ставку, говорят о том, что берут на работу профессионалов в своих областях, для которых преподавание служит дополнением к исследовательской деятельности. Иногда это действительно так. По словам Уилсон, «совместителей» было труднее заинтересовать членством в профсоюзе, чем преподавателей вроде нее и Джордана, защитивших докторские диссертации и рассчитывающих на традиционную академическую карьеру.
Несмотря на то что в каждом кампусе есть свои профсоюзные организаторы, привлечь преподавателей к профсоюзной деятельности оказалось нелегко. По словам Уилсон, методы традиционных профсоюзов не подходят для преподавателей с условной занятостью: они работают по разным расписаниям, практически не имея общих пространств для работы и отдыха. «У нас нет сообщества, ничего нет. Даже кулера не было, – рассказывает она. – Причина в том, как организована наша работа… Бывает, что у преподавателей просто нет общих пространств. Нам нужно самим создавать такие пространства, и это сильно отличает нашу ситуацию от того, что происходит на заводе или в больнице, где руководство заинтересовано в том, чтобы рабочий коллектив действовал как отлаженный механизм. Если вы создаете профсоюз в таком месте, то у вас уже есть хорошая организационная база. В естественных науках никто не работает в одиночку, но ученых из этой сферы тяжело вовлечь в коллективные действия. Если же говорить о нас, представителях гуманитарных и социальных наук, то мы в силу характера своей работы изолированы друг от друга».
Уилсон отмечает, что произошедшие в университете изменения повлияли не только на характер ее преподавательской работы. Ей пришлось оставить мечты о собственном кабинете с книжным шкафом и рабочим местом у окна, но это лишь полбеды. К Уилсон приходят встревоженные студенты, которые стараются лишний раз не рисковать и не браться за незнакомые темы, чтобы гарантированно получить хорошие оценки. «Учеба превращается в набор унылых обязанностей. Студенты не получают удовольствия от изучения нового, от чтения, письма, – говорит она. – Кроме того, суть искусства в том, чтобы привносить в этот мир красоту, – я говорю не о приятных глазу цветах и всяком таком, а о чувстве прекрасного и удовольствии, которое приносят нам произведения искусства. Сейчас всё пытаются подсчитать, превратить в товар и продать, но я считаю, что подобные вещи бесценны».
Эта проблема напрямую связана с борьбой внештатных преподавателей, добивающихся уважительного отношения к себе. «Речь не только о деньгах. Я не ставлю потребность в поэзии в один ряд с потребностью в крыше над головой и еде, но они не так далеко отстоят друг от друга, – рассуждает Уилсон. – Мы считаем, что человеку недостаточно просто существовать и обеспечивать свои базовые потребности, особенно если мы говорим о людях науки. Это ужасный оксюморон, что нам, погруженным в мир человеческого творчества и культуры, приходится влачить столь жалкое существование».
Профсоюз стремится преодолеть изоляцию преподавателей и предложить им что-то выходящее за рамки удовлетворения базовых потребностей. «Каждый месяц мы устраиваем „счастливые часы“ в баре неподалеку. Университетское сообщество развивается довольно медленно, но мы работаем над этим, – говорит Уилсон. – Я бы хотела организовать в Фордеме сообщество, объединяющее внештатников из разных образовательных учреждений». Но для этого нужно сделать так, чтобы преподаватели не воспринимали профсоюз исключительно как официальную организацию. «Члены профсоюза обращаются к нам и говорят: „Сделайте это“, „Помогите мне с этим“», – рассказывает моя собеседница. Преподаватели с краткосрочными контрактами все еще надеются, что работа в университете останется лишь кратким эпизодом в их биографии. Уилсон отмечает, что некоторые из них хотят, чтобы профсоюз защищал их интересы, но при этом не готовы активно участвовать в профсоюзной работе. Многие внештатные преподаватели стыдятся своего неустойчивого положения в университете и не хотят ассоциировать себя со своей должностью. По словам Уилсон, никто не станет с гордостью заявлять, что он внештатник. Это объединяет их с другими прекариями: им тоже необходимо преодолеть разочарование и понять, что нужно не уповать на скорый переход на более престижную позицию, а добиваться улучшения условий труда здесь и сейчас.
Уилсон понимает чувства, которые испытывают внештатные преподаватели. «Я бросила поиски, – говорит она. – Когда истечет срок нынешнего контракта, передо мной встанет вопрос, оставаться в профессии или нет. Не знаю. Не могу с уверенностью сказать, что работа делает меня счастливой или, наоборот, что она приносит мне только разочарования». Сейчас Уилсон пятьдесят семь. С одной стороны, отмечает она, в таком возрасте тяжело уходить с работы, ради которой она столько училась и в которой так хорошо разбирается. С другой стороны, обстоятельства подталкивают ее к этому.
«Работая в университете, я постоянно чувствовала, что занимаюсь чем-то достойным только во время профсоюзных кампаний. Это самое важное из того, что я сделала здесь. Если говорить о моей преподавательской работе, то не могу вспомнить ни одного месяца или семестра, после которого я бы могла сказать себе, что сделала что-то достойное, – рассказывает Уилсон. – Участники большинства политических движений борются не только за материальные блага и права, но еще и за уважение». Неоплачиваемая профсоюзная работа, которая отнимает у нее пять, десять, а иногда и двадцать часов в неделю, – важнее всего для Уилсон: «Люди спрашивают: „Зачем ты работаешь в профсоюзе?“ Вот мой ответ: я работаю в профсоюзе, чтобы уважать саму себя».
Глава 9
«Playbor[551] любви»: технологическая сфера
Разработчики видеоигр с первых дней в профессии приучаются романтизировать кранч[552]. Как и многие его коллеги, Кевин Агвазе получил образование не
