– Наконец‑то! – обрадовался моему появлению. – Раньше не мог?
– Мой водитель сейчас разбирается с полицией, – указал я за спину. – Летели со всей скоростью, в том числе на красный свет.
– Забудьте про полицию! – махнул он рукой. – Идем. Скорее!
Быстрым шагом мы пересекли холл, вошли в лифт, поднялись на пятый этаж и заспешили по широкому коридору. Возле одной из палат толпились люди. Кто‑то в белом халате, кто‑то без него. Некоторые в военных мундирах. Погоны, аксельбанты, встревоженные лица.
Серхио что‑то сказал по‑испански, все уставились на меня. Выражение лиц скептическое. Наконец, кто‑то из чинов кивнул, люди расступились и пропустили нас к дверям. Подскочившая женщина забрала наши плащи и помогла надеть белые халаты. Серхио толкнул дверь, и мы вошли.
Еще в коридоре я понял, к кому меня пригласили. Не ошибся. Президент лежал на кровати, весь опутанный проводами. Из угла рта торчит трубка, уходящая к аппарату на стойке. Искусственная вентиляция легких. Хреновые дела. Я привычно просканировал пациента. Плохо. Сердце едва бьется. Менем на грани между жизнью и смертью.
У кровати пациента дежурил мужчина средних лет в медицинском облачении. Наше появление он встретил удивленным возгласом. Серхио что‑то быстро сказал. В ответ врач разразился возмущенной тирадой, которую сопровождал энергичной жестикуляцией.
– Говорит, что не подпустит вас к пациенту, – перевел Серхио. – Не верит в целителей.
– Он даст гарантию, что вылечит президента? – спросил я.
Серхио перевел. Врач как‑то сразу увял и пробормотал нечто мало разборчивое.
– Гарантии не дает, – перевел Серхио.
– Тогда пусть не мешает.
Я подошел к умывальнику в углу, быстро ополоснул руки и вытер их висевшим здесь же полотенцем. Подошел к Менему, по пути бесцеремонно отодвинув медика плечом. Положил президенту руку на темя. Что у нас? Тромб. Небольшой, но наглухо закупоривший сосуд. Тот лопнул, выбросив в мозг порцию крови. Образовалась гематома. Не сказать, чтоб большая, но достаточно, чтобы вогнать президента в кому. То, что он до сих пор жив – чудо. Помогла бы срочная операция, но ее почему‑то не сделали. То ли нет высококвалифицированного нейрохирурга под рукой, то ли тот не решился. Оперировать на открытом мозге рискованно даже в моем времени. Ладно, это лирика. Время работать.
Я решил начать с сосуда. Главное – восстановить кровообращение, с гематомой разберемся потом. Восстанавливаем целостность артерии, разжижаем тромб. Это оказалось непривычно сложно, ну, так никогда не занимался. Шаг за шагом, не спеша, я двигался по намеченному пути, пока, наконец, кровь не заструилась по восстановленному сосуду. Половина дела сделана.
Президент внезапно закашлялся и открыл глаза. Завозился на кровати.
– Сеньор президент! – подскочил врач.
– Уберите ему трубку из трахеи! – приказал я. – Пациент способен дышать сам.
Подбежавший Серхио перевел, хотя врач и сам понял. Осторожно снял интубирование. Менем что‑то тихо прошептал. Врач наклонился к нему, и ответил.
– Говорит, что у него инсульт, потому не нужно шевелиться, – перевел Серхио.
– Скажите, что я не закончил. Сосуд восстановил, тромб растворил, но нужно убрать гематому.
Серхио перевел. Врач выпрямился и что‑то изумленно спросил.
– Спрашивает: неужели такое возможно?
– А он что, не видит? – буркнул я. – Пусть отойдет и не мешает.
С гематомой повозился. Можно было спихнуть на врачей – главное сделано, но сверлить президенту череп… Я постепенно разжижал сгусток, стимулируя окружавшие его ткани впитывать жидкость. Кажется, все. Я убрал затекшую руку с головы президента и поймал его взгляд.
– Грасиас, – прошептали бледные губы.
– Поправляйтесь, сеньор президент! – сказал я по‑испански. Эту фразу знаю. – А сейчас вам нужно поспать, – добавил по‑русски.
Подскочивший Серхио перевел. Менем смежил веки.
– Вот и все, – сказал я и спросил у Серхио: – Где тут можно покурить?
– Идем! – кивнул он.
Мы вышли из палаты. Важные чины продолжали толпиться у дверей, наше появление они встретили вопросительными взглядами. Серхио произнес длинную, напыщенную фразу. Чины удивленно закрутили головами, а офицер с пышным аксельбантом на плече (гадом буду, главный генерал!) что‑то недоверчиво спросил.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Сомневается, что президент поправится, – пояснил Серхио. – Врачи говорили: безнадежен.
А он, небось, уже задницу к президентскому креслу примерил. Знаем мы таких борзых.
– Сомневается, пусть спросит у врача, – сказал я. – Фирма веники не вяжет, фирма веники плетет.
– Что это значит? – удивился Серхио.
– Целитель дает гарантию. Через несколько дней Менем вернется к исполнению своих обязанностей.
– Я переведу последнюю фразу, – сказал Серхио, что и сделал. Чины удивленно загудели. Я бесцеремонно раздвинул их плечом и направился к выходу. Меня окликнул Серхио, указав на белый халат. Совсем забыл! Подбежавшая женщина, забрала у нас медицинское облачение, возвратив плащи.
– Здесь неподалеку есть хороший ресторан, – предложил Серхио. – Открыт даже ночью.
Мы спустились вниз, вышли из госпиталя и направились к «Линкольну». Выскочивший из салона Алонсо протянул мне несколько листков, разразившись обиженной речью.
– Штрафы, – объяснил Серхио. Он забрал у водителя листки, порвал их и бросил на асфальт. – Завтра позвоню в полицию. Штрафы отменят.
Радостный Алонсо отвез нас в ресторан. Мы оставили его за столиком у дверей, предупредив, чтобы счет за ужин официант подал нам, сами же прошли в глубину зала, где разместились в углу. Спустя несколько минут я уже терзал зубами горячее мясо. Серхио не отставал – проголодался. Покончив с едой, я достал из кармана пачку сигарилл. Нравятся они мне.
– Угостите и меня, – попросил Серхио.
Я протянул ему пачку. Подскочивший официант щелкнул зажигалкой. Мы синхронно выдохнули ароматный дым. Сигариллы, как сигары, курят не в затяжку.
– Не нахожу слов, чтобы выразить вам свою признательность, – начал Серхио. – Вы не представляете, что сделали, Михаил Иванович. Менем у власти менее двух лет. Только‑только начались реформы, способные положить конец влиянию военных на политику. Альфонсин не довел их до конца. Если бы Менем умер…
Он закатил глаза и покрутил головой. Ну, да. Свой пост ты бы потерял точно.
– Как это случилось? – спросил я. – Президент не производил впечатление больного.
Я его обследовал при личной встрече – просто по привычке. Никакого атеросклероза. Удивительно здоровый для своих лет человек[49].
– Неожиданно, – сказал Серхио. – Президент работал как обычно: принимал посетителей, подписывал документы. Вечером встретился с делегацией финансистов из Британии. Они прибыли изучить возможности инвестирования в экономику Аргентины. Говорил с ними больше часа. Встречей все остались довольны. Президент ушел к себе в кабинет, и уже там ему стало плохо. Секретарь был рядом, он немедленно вызвал медиков. В госпитале Менему сделали рентген головы. Консилиум решил, что операция не поможет. И тогда я вспомнил о вас…
– Погодите! – перебил я. – Менем разговаривал с британскими финансистами. С кем конкретно?
– Вы кого‑то из них знаете? – удивился Серхио.
– Кое с кем знаком.
– В утренних газетах напечатают репортаж и фотографии, – сказал Серхио. – На встрече были журналисты.
Что‑то нехорошее у меня предчувствие…
Попрощавшись с Серхио, я отправился в поместье. Там сначала выслушал выговор от Луиса за то, что уехал без охраны. Извинившись перед младшим лейтенантом, пошел к себе. Осторожно принял душ, почистил зубы и скользнул под бочок к спавшей жене. Ага, спала она! Был немедленно изловлен и подвергнут интенсивному допросу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Ты куда ездил?
– К пациенту.
– Не ври! (Я охнул от щипка в бок.) Пациенты приезжают сами.
– У этого был инсульт.
– Врешь! (Еще один щипок.) С каких пор ты занимаешься инсультами?