стекло разбилось со страшным грохотом, огромные куски полетели вниз. Внутреннее стекло устояло, метательный снаряд пробил в нём неровную дыру, упав в зале заведения.
Казалось, что от звона и грохота, умноженных полночной тишиной, должна была вся округа проснуться. Серега инстинктивно втянул голову в плечи, заозирался. Матеря себя за страх, метнул второй кирпич, с левой руки. Новое громыханье обрушившегося на тротуар витринного стекла, толщиной не меньше «восьмерки», выбило из оцепенения. Рубайло охватило радостное злорадство.
«Будете знать, бл*ди, как ментам шестерить!»
Славян Пандус, не теряя времени, мощно послал кирпичину во вторую по фасаду витрину. Потом, как заправский гранатометчик, запулил в цель остатки боезапаса. Витрины недавно пережившего капитальный ремонт кафе «Лада» зияли теперь черной пустотой, по краям проемов торчали зловеще заостренные, похожие на зубы гигантского дракона, осколки стекла.
— Ходу! — любоваться результатами времени не было.
Парни ринулись к перекрестку, где их поджидала «девятка». Запыхавшиеся, спринт не был их профилем, мешками попадали на сиденья, вразнобой хлопнули дверями. Толян рванул с места так, что только снопы снежных брызг из-под задних колес брызнули.
— Давай на «Текстильщик», на Северный проезд, к общаге! Знаешь? — Серега говорил с зажатой в зубах сигареткой, чиркая зажигалкой, совсем некстати закапризничавшей.
Приникший к рулю водила кивнул: знаю. Рубайло удалось все же прикурить. Сделав несколько сильных, со всхлипами затяжек, он перевел дух и по-свойски пихнул бомбилу локтем в бок.
— А ты боялась! Не бздюмо, Толячий, прорвемся! Только не вздумай метлой полоскать, найдем на раз, голову отшибем и скажем, что так и было. Поэл?
Водитель вновь кивнул пулевидной головой. Понял, не дурак, был бы дурак, не понял.
15
10 января 2000 года. Понедельник.
09.00 час. — 10.00 час.
В понедельник с утра Паша Комаров, как и обещал, подскочил к элитной девятиэтажке на улице Коммунистической, чтобы перенести в ремонтируемую квартиру керамическую плитку, доставка коей из магазина ожидалась в девять ноль-ноль. Начальство Паша честно предупредил, что по шкурным делам отлучится. Он рассчитывал уложиться в час, отводя время также и на приятное общение с отделочницей Леной. То, что с курносой не обойдется одними разговорами, он понял вчера по многообещающему взгляду, которым девчонка одарила его на прощание.
Комаров не парился, что намечавшаяся связь может отразиться на его семейных отношениях. Жена его устраивала вполне, о разводе он никогда не задумывался — у них же подрастал сын, Ванька. Периодически возникавшие у Паши отношения с молодыми женщинами, свободными или наоборот, замужними, ни разу не становились ему в тягость. Годы оперативной работы развили привычку к риску, а посему впрыск адреналина в кровь стал потребностью. Необременительные связи с женщинами полностью укладывались в схему поведения крутого парня. Не раз и не два подруги становились источниками информации, порой достаточно ценной. В жизни путного опера рабочее и личное всегда переплетается очень тесно, но служебный интерес, как правило, преобладает.
Комаров отставил служебную «шестерку» во дворе, за квартал от элитного дома, машина была слишком приметной для некоторых его обитателей, в особенности для Рога. Паша эпидермисом кожи чувствовал, что они сегодня должны столкнуться с бандитом нос к носу в подъезде или возле него. Хорошо бы это не произошло в тот момент, когда он будет заносить в лифт коробки с плиткой. Впрочем, не отличавшийся мнительностью Комаров урезонил себя мыслью, что он же не милостыню на паперти просит и не голым во дворе «цыганочку» пляшет. А Рог если и срисует, пусть гоняет, что вокруг его хаты «шестой» отдел какую-то поганку замучивает. Пусть будет на стрёме, — ему, чертиле, полезно.
Приблизившись к дому, Паша остановился за строительным вагончиком, ещё неубранным после недавней сдачи в эксплуатацию второй секции дома, и окинул цепким взглядом подходы к нужному подъезду.
Профчутье не подвело рубоповца. Раздался характерный ноющий звук сработавшего замка домофона, дверь открылась, и из подъезда быстрым шагом вышел, почти выбежал опер группы по тяжким Маштаков. Комаров отступил назад вдоль стенки вагончика, но Маштаков двинулся в противоположную сторону, к арке, откуда можно было напрямик пройти к парку культуры и отдыха механического завода. Имевший стопроцентное зрение Паша отчетливо разглядел, что это был именно Маштаков Михаил Николаевич. Лицо, фигура, походка, одежда — всё принадлежало ему.
Комаров озадачился: появление здесь рано утром коллеги оказалось неожиданным. Паша знал, что Маштаков живет на Эстакаде, в местном «Гарлеме», на самой окраине. По уму, в данное время он должен был находиться в актовом зале на утренней сходке перед ясными очами начальника УВД. Впрочем, он мог отдыхать после суток. А еще он мог с ведома руководства уголовного розыска заскочить в нужный ему адрес по делам, повестку кому-нибудь вручить, побеседовать с кем-нибудь… мало ли забот у сыщика с земли. Или к родственнику мог забежать, или к знакомому, он же Острожский, у него полгорода в друзьях-приятелях.
Могло существовать сто разнообразных уважительных причин прихода Маштакова в этот адрес, но Комаров с ходу увязал засвет с Рогом. Маштаков имел к бандиту личные счёты, потерпевший по делу о вымогательстве приходился ему зятем, это раз. Группа по тяжким вязала Рожнова с поличным, при задержании молодой напарник Маштакова Рязанцев применил силу к дружку Рога — Костину по кличке Скелет. За стопудово законные — за это Паша голову был готов отдать на отсечение — действия Рязанцева прокуратура по беспределу навесила на него двести восемьдесят шестую статью. Рязанцева сразу закрыли, на прошлой неделе его уголовное дело прокурор с легким сердцем подписал в суд. А это — два. В силу понятных причин группу по тяжким от оперативного сопровождения по делу Рога отстранили, вымогательство раскручивали рубоповцы.
Комаров знал замудренные зигзаги маштаковской трудовой биографии и непредсказуемость его поступков в периоды, когда он срывался с резьбы.
«С виду вроде трезвый. Одет опрятно, чисто, не качался, — прикидывал Паша. — Но зачем он под арку нырнул? В парк ему зачем? Сегодня рабочий день, если ему — в УВД, он через двор должен был пойти, к остановке троллейбусной. Надо сразу про эту непонятку Владимирычу рассказать, у него голова большая, пусть думает».
Комаров поспешно закруглил свои размышления, потому как к первому подъезду подъезжала грузовая «Газель». Оперативник приблизился к машине в тот момент, когда покинувший кабину водитель, сверяясь с бумажкой, которую он держал в руке, занёс
