что спрятать деньги так, чтобы их не обнаружил сам хозяин — невозможно. И тут с лестничной клетки доносится топот ног — пацаны с третьего этажа носятся как угорелые. В голове вспыхивает ругательство — «Да что б вы провалились, засранцы!» и в этот миг стены сотрясает душераздирающий вопль — старший пацан, жирный, как боров, пробил ногой гнилую доску и застрял. Поцарапался, кровь хлещет фонтаном, но ничего опасного. Андрей выскочил, помог мелкому паразиту выбраться из дыры, забинтовал конечность и дал пацану подзатыльника. Сколько раз мать орала сверху, чтобы не прыгали. Сколько раз он пытался их угомонить! Без толку!
Вот оно, решение!
Ночью он отковырял доску пониже, спрятал деньги и поставил ступеньку на место. Дыру никто чинить не будет, он был в этом уверен. В подъезде у тренера пятый год на первом этаже такая же дыра посреди лестницы и никому дела нет. Дома старые, еще дореволюционные, доживали свой век.
Когда он развернул мешковину и увидел тщательно перемотанный сверток фольги размером с шахматную доску, его руки задрожали так, словно он был запойный алкоголик, а в руках держал заветную бутылку.
— Я нашел их! Нашел! — прошептал Шаров.
Он метнулся на кухню, снял с крючка ножницы и разрезал бечеву. Почему не в пакете? — подумал он и тут же вспомнил, что полиэтиленовые мешки появятся гораздо позже.
Развернув фольгу, Шаров обнаружил под ней слегка влажную газету, из-под которой на стол посыпались пачки денег. Тугие пачки с купюрами по пять и десять червонцев. Поначалу он не мог поверить своим глазам. В висках так стучало, что он подумал о новом налете. И тут же в голове всплыла сумма долга — там, в другом времени.
— Разберемся! — шепнул он сам себе, сделал глубокий вдох и пересчитал пачки.
Десять пачек пятерок и пятнадцать десяток. Шаров с трудом сосчитал сумму — в голове мутилось. Выходило ровно двадцать тысяч рублей. Огромные деньги. Девять тысяч новенький «Газ М1», часть на свадьбу, что-то на мебель, путевки в Кисловодск, еще и останется… — он вспомнил свои расчеты и словно в подтверждение мыслей из-под пачек показался клочок бумаги, где карандашом были написаны точно эти же суммы. Еще здесь было свадебное платье для Ани 350 ₽, костюм мужской 220 ₽, ресторан «Метрополь» 1000 ₽, и в самом низу — новые импортные беговые тапочки Адольфа Дасслера — 160 ₽
Шаров покачал головой. Невероятно. Как так получилось, что он ничего из этого практически не помнил? Жил другой жизнью, в другом времени, считал себя его частью, хотя временами испытывал странную беспричинную тоску и ощущение «чего-то не своего»…
Теперь, конечно, все эти заботы были далеко позади. Машина, свадьба, Кисловодск… Он подумал про Аню. Где ее искать? И стоит ли вообще? Вдруг она ему не понравится, вдруг она уже нашла другого? Он сидел кухне, пялясь в стену и потягивая чай и все эти мысли одна за другой лезли в голову.
И все же… с деньгами будет гораздо проще, чем без них, в этом он был уверен. Осталось понять, как попасть домой. И в этом… наверняка мог помочь странный сосед. За долгие годы поисков он испробовал множество вариантов, но у него мог оставаться один, на который, к примеру, не хватало денег. Дорогой, или очень опасный. Впрочем, если он отважился на лоботомию по собственной воле, опасный вариант отпадал. Значит, дорогой. На который не хватало денег. Но способ должен быть, ведь как-то тогда Шаров… точнее, Емельянов, попал в будущее? Ему не хотелось думать о словах бледнопоганочного, что это невозможно. По его бегающим глазкам было видно, что вариант имелся.
Шаров вдруг почувствовал неимоверную усталость, словно на плечи, живот и ноги поместили по пудовой гире. На столе лежала холщовая сумка, он смахнул купюры в нее, плотно завязал и, прижав к груди, побрел в большую комнату. Замерев перед диваном, секунду спустя, он автоматически поднял его, положил деньги внутрь, закрыл и, накинув на себя плед, улегся сверху. Утро вечера мудренее. В таком состоянии он был бесполезен. А значит, как минимум пять-шесть часов сна ему были категорически необходимы.
Тяжелые свинцовые волны сна колыхались где-то совсем рядом. Он не видел их, но ощущал мрачную безразличную силу. Сквозь сон он как будто слышал лай собак и стрекот лопастей вертолетов, видел мотоцикл «Урал», похожий на тот, что был у командира части, фамилия которого вылетела из головы. Цепи солдат, прочесывающих шумящий лес, скользящие лучи фонариков, обрывки команд и стаи ворон над переломленной пополам сосной. А дальше — пустой безжизненный плац с повисшим флагом, за ним казармы, в которых спят дети. На одной из кроватей сидит женщина, которую он видел мельком, кажется, она руководительница одного из классов. Она не спит. Сидит напротив окна и смотрит немигающим взглядом в чернеющую пустоту.
Он поднимает взгляд, чтобы посмотреть, что она там увидела. Но внезапно женщина сильно вздрагивает, лицо ее перекашивается от страха, и она закрывает рот рукой, чтобы не закричать.
Шаров вглядывается в окно.
Он видит в нем… себя.
Глава 36
1941 год
— Молчите! — шикнула Катя, толкнув одновременно локтями Дениса и Петю. — Я сама буду с ними говорить!
Петя почувствовал, что вот-вот не выдержит и описается. Страх был настолько велик, что он совершенно забыл, как зовут его самого, где и по какому поводу они сейчас находятся. В голове звенела фраза: «Мы знаем, что вы диверсанты и лучше вам прямо сейчас признаться и сказать, где остальные участники вашей банды».
После этих слов мужчина в форме некоторое время стоял, раскачиваясь на носках, словно что-то обдумывая. Потом он закурил вонючую папиросу, а когда в комнатке стало совсем нечем дышать — спешно вышел, злобно бросив через плечо: «Вы у меня еще попрыгаете на допросе!» А спустя полчаса к их компании присоединились Денис и Давид. У Давида под глазом расплылся приличного размера фингал, а Денису снова выбили линзу на очках, отчего он чуть не плакал.
— Гады! — прошептал он. — Новые очки сломали!
— Тише, новые купим! — Света снова толкнула его в бок, но сделала это уже помягче.
— Нас будут пытать? — спросил Петя срывающимся шепотом.
— Ты что, дурак? — Катя повернулась к нему, отвесив легкий подзатыльник. — Советская милиция не пытает. Это в буржуазных странах заключенных помещают в нечеловеческие условия.
— Ну да, — тихо сказал Давид. —
