Чего тогда хватают?
— Просто ошиблись. Разберутся и отпустят, разве не понятно?
— Как они разберутся, если наших данных нигде нет?
Катя перешла на шепот.
— Я уже говорила. Мы встретились в лесу под Сосновкой. Вы бежали с… Можайска, родителей потеряли. Документы были у них. Теперь мы вместе эвакуируемся и будем искать ваших и моих родителей. Понятно?
Парни одновременно кивнули. Катя говорила дело. До Пети тоже дошел ее план, и он начал успокаиваться.
В этот момент дверь снова открылась. В помещение, похожее на карцер, вошел тот же мужчина в синей форме. Лицо его было хмурым, тревожным.
Он прошел к столу и уселся за единственный стул.
— Так… — протянул он неприятным высоким голосом. Петя сразу же почувствовал, что Катя ошибается. Их не отпустят. — Мы знаем, что вы участники немецкого диверсионного отряда. Вы помогли доставить в город шифровальный прибор для обеспечения связи фашистских лазутчиков. У меня к вам два вопроса. Кто первый ответит, тот получит снисхождение и не будет расстрелян согласно приказу сто шестьдесят девять о борьбе со шпионами, предателями и диверсантами.
Петя пошатнулся. Глаза заполнил едкий туман, живот вывернуло наизнанку. Он не видел ни серых стен жуткого барака, ни лиц своих друзей.
В ушах звенел холодный голос: «…БУДЕТ РАССТРЕЛЯН».
Не дожидаясь вопросов, он чуть было не шагнул вперед. Катя сжала его руку с такой силой, что хрустнули косточки.
«Мы из Можайска…» — вспомнил он ее твердый шепот.
— Итак, первый вопрос. Куда вы спрятали аппарат? И второй — сколько вас было и где остальные участники диверсионной группы?
Катя вскинула голову, вышла чуть вперед.
— Товарищ милиционер. Вы нас с кем-то путаете. Мы пионеры, я сама из Сосновки, а эти ребята бегут от фашистов из Можайска. Я… и они тоже… мы потеряли родителей, а теперь пытаемся отыскать их. Мы думали, сможем найти их на рынке.
Ребята закивали.
— Но там оказалось так много людей, что…
— Фельдман, веди арестованного! — крикнул мужчина в закрытую дверь и тут же, словно они стояли сразу за порогом, в комнату, споткнувшись вошел один мужчина с руками за спиной и затравленным взглядом, а за ним второй — молодой милиционер с едва заметными усиками на верхней губе. В арестованном мужчине они сразу же узнали… водителя грузовика, что подвозил их утром от Сосновки.
Мужчина выглядел перепуганным насмерть, и Петя подумал, что никогда ему еще не приходилось видеть настолько напуганных взрослых.
— Утром в своем грузовике вы подвозили этих граждан?
Водитель мельком посмотрел на ребят.
— Товарищ капитан, я не…
— Этих?
— Так точно.
— Сколько их было?
— Точно не помню…
— Придется вспомнить. Это участники немецкой диверсионной группы.
— Господи… а казались такими…
— Сколько⁈ — повысил голос следователь.
— Кажется… еще двое с ними было. Мальчик и девочка. Да! Точно, еще двое. Надо же, такие молодые, а уже…
— Вы уверены?
— Так точно, они вышли на базе, там начался погром, и я…
— У них с собой было что-то громоздкое? Какой-нибудь предмет?
— Нет. Точно не было. Я помогал им спускаться. Но я понятия…
— Фельдман, уведи его.
— Товарищ капитан, я же не…
Хлопнула дверь и в комнате воцарилась жуткая тишина.
— Еще двое… Значит, будете здесь сидеть, пока мы их не схватим. А потом вами займется отдел контрразведки НКВД. Там шутить не умеют, уж поверьте мне.
Петя почувствовал, как тонкая теплая струйка зазмеилась по ноге. Он не выдержал и готов был разрыдаться.
— Скорее всего, вас расстреляют. Военное время, скидки на возраст не работают. — Мужчина поднялся, сплюнул себе под ноги. — Мы поймаем этих двоих, а потом вы запоете. Все вместе или поодиночке, не имеет значения. Все расскажет. И пароли, и явки, и где спрятали устройство и своих пособников.
С этими словами он вышел. Лязгнул замок и снова наступила тишина.
— Дурак! — первой нарушила гнетущее молчание Катя.
Петя всхлипнул. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу и, хотя на темных штанах ничего не было видно, он знал, что рано или поздно его слабость вскроется. Не теперь, так потом.
Давид перекрестился. Его тонкие потрескавшиеся губы прошептали непонятные слова. Затем он повернулся к Пете и сказал спокойным голосом:
— Мы выберемся отсюда и попадем домой. Я знаю это.
— Как⁈ — Петю била дрожь. — Нас расстреляют. Он же сказал. Все у них сходится, даже шофера нашли…
Денис снял разбитые очки, повертел их в руках, затем снова водрузил на переносицу.
— Как будто кто-то все подстроил, вам не кажется?
Давид кивнул.
— И я даже знаю кто.
Они посмотрели друг на друга.
— Где Витя и Лена? — спросила Катя так тихо, что ее шепот можно было понять только по губам.
— Мы их потеряли. На рынке кто-то стрелял, началась паника, а потом нас схватили у входа, — также тихо ответил Денис. — Червякова мы не видели, но зато… кажется, я видел человека, который очень похож…
Где-то в отдалении хлопнула дверь. Катя приложила палец к губам.
— Все, молчим, — сказала она. — Чтобы они не говорили, мы не виноваты. Разберутся и отпустят.
— Очень пить хочется… — едва не плача, протянул Петя.
Катя оглянулась, но в камере кроме железного стола и стула вообще ничего не было. Тогда она подошла к двери и со всей силы забарабанила по ней руками.
Через пару минут дверь приоткрылась, в щелке показалось лицо молоденького милиционера.
— Чего тебе⁈ — сронил он грозным голосом.
— Принесите воды, пожалуйста. Мы хотим пить.
— Фашистским лазутчикам не положено! — отрубил он.
— Если мы умрем, толку от нас не будет.
Милиционер посмотрел на Петю, который в изнеможении склонился над столом.
— Ладно. Черт с вами.
Он закрыл дверь, а через пять минут на столе стояла железная кружка, до краев наполненная холодной, сводящий скулы водой.
Ребята по очереди сделали несколько глотков.
— Будем экономить. Неизвестно, сколько придется просидеть, — сказал Давид, поставил кружку на стол и присел на краешек скамейки.
Рядом примостился Денис. Скамейка была совсем крохотная, сидеть на ней было неудобно, но все же лучше, чем на холодном полу или железном столе.
— Почему ты сказал, что мы выберемся и попадем домой? Откуда ты знаешь?
Давид помолчал, прислушался к звукам, раздающимся за дверью, потом, не глядя на Дениса
