— Вы случайно не заразились моей религией, а? — сухо спросил Хайфенс — Прежде вы это слово употребляли в отношении чувства самоуважения.
— Дайте мне закончить! — огрызнулся Бордман. — Моя работа состоит в том, чтобы запустить процесс и подготовить планету к прибытию первых колонистов. И еще, разумеется, проверить, как здесь следуют инструкциям. Но колония роботов, которую мне нужно было проинспектировать, оказалась разрушена.
Хайфенс вздохнул. Опускалась ночь. Он повернул кусок мяса другой стороной к огню.
— В случае опасности колонисты имеют право обратиться к любому кораблю за помощью, — сказал Бордман. — Естественно! Поэтому я укажу в отчете следующее: колонию застали врасплох и разрушили, уничтожив всех, кроме троих людей, пославших сигнал о помощи. И это правда, вы же понимаете!
— Продолжайте, — выдохнул Хайфенс.
— И случилось так. Случилось именно так, имейте в виду! Сигнал услышали на корабле, где на борту находились вы вместе с орлом и медведями. Вы приземлились и помогли колонистам. Вот и вся история. Следовательно, в вашем пребывании здесь нет ничего незаконного.
Хайфенс бросил на него быстрый взгляд через плечо.
— Я бы сам себе не поверил, если бы услышал такое. А Инспекция, думаете, поверит?
— Они не дураки, — сказал Бордман. — Конечно, не поверят. Но в моем отчете будет сделан особый акцент на крайне неблагоприятное стечение обстоятельств для колонизации этой планеты, колония роботов сама по себе — полная чушь, а вместе с медведями и жителями вашей планеты — совсем другое дело… В результате много тысяч колонистов смогут прибывать сюда каждый год… И ведь это чистая правда…
Тело Хайфенса как-то странно дрожало.
— Мой отчет возымеет вес, — настаивал Бордман. — И предложение вступит в силу. Организаторы колонии роботов должны будут согласиться, либо у них ничего не выйдет. А ваши люди поддержат их на взаимовыгодных условиях.
Теперь стало понятно, отчего Хайфенс трясется. От смеха.
— Ну и горазды вы врать, Бордман, — наконец выговорил он. — Разве это разумно, разве интеллигентно — нарушать привычку всей жизни быть честным, ради того только, чтобы вытащить меня из передряги?
Бордману стало неловко.
— Это единственное решение, которое я смог придумать, — сказал он. — Мне кажется, должно сработать.
— Я принимаю ваше предложение и благодарю. Если только оно обеспечит несколько поколений людей, которые станут жить на этой планете по-человечески. И еще — если хотите знать — потому, что это спасет жизни Ситки Пита, Сурдафа Чарли, Фаро Нелл и Наггета.
Что-то тяжело плюхнулось прямо на Бордмана. Наггет чуть ли не верхом на него залез, пытаясь подобраться к жарящемуся мясу. Бордман свалился с места и растянулся на земле. Медвежонок радостно зачихал.
— Дайте ему шлепка, и он убежит, — предложил Хайфенс.
— Ни за что! — отвечал Бордман, все еще лежа на земле, но при этом полный достоинства. — Это же мой друг!
Вся ирония состояла в том, что, когда все закончилось, Бордман понял: он не может уволиться сейчас. Ведь его заработок был нужен для образования детей и содержания дома. На Лани-3 дорогая жизнь. Планету наводнили шумные, суетливые, процветающие колонисты, наладившие свой бизнес. Паровой занавес над ней был теперь обычным явлением, совсем немногие помнили времена, когда его еще не существовало, и планета считалась непригодной для обитания. Поэтому Бордман не являлся национальным героем. Он лишь действовал так, как велел долг. Конечно, у него регулярно брали интервью для видеоканалов, но ему редко удавалось сказать что-либо новое.
Он проработал еще три года, не ведая отдыха. Его дети выросли и вступили в брак — жаль, но они даже не знали отца как следует. Ведь он так много отсутствовал! Он не сумел вписаться в мир Лани-3 с его зелеными полями, океанами и реками, в создании которого принимал самое непосредственное участие. Но до чего же хорошо снова быть с Рики! Им было что вспомнить, было что разделить друг с другом и о чем поговорить.
Через три года после официальной отставки Бордмана попросили выполнить еще одно задание для Инспекции, так как не хватало специалистов. Он обсудил это с женой. Непросто жить на пенсию. Да и радости от отдыха не так уж много. А Рики теперь свободна — дети стали взрослыми и сами за себя отвечают. Бордман же всегда будет нуждаться в ней, И она посоветовала согласиться. Он отправился в представительство Инспекции и попросил подыскать жилье и работу для его жены, которая отправится на задание вместе с ним.
И они провели вместе пять чудесных лет. Бордман был теперь почти на самом верху. Дети писали прекрасные письма. Он был занят работой на Келмине-4, а жена его там же занималась садоводством, когда пришел срочный вызов в штаб-квартиру Инспекции местного сектора Галактики по делу неотложной важности.
Болото вверх дном
Бордман знал, что корабль Инспекции перевернулся вверх дном, хотя и не ощущал этого благодаря искусственной гравитации. Вот он, например, стоит на голове, хотя ноги упираются в пол. Мышцы напряглись: обычное состояние, присущее любому человеку в тревожной ситуации.
Ясно, отчего корабль перевернулся. Он уже почти долетел до цели и сейчас отключил двигатели Лаулора, ожидая сигнала заходить на посадку. Как раз в тот момент, когда Бордман удостоверился, что поворот завершается, юный Барнс — самый младший по званию из корабельных офицеров — вошел в кают-компанию и обратился к нему.
— Корабль не будет приземляться, сэр, — сказал он терпеливо, как будто объясняя прописные истины десятилетнему ребенку. — Директивы изменены. Вам придется высадиться в шлюпке. Вот сюда, сэр.
Бордман пожал плечами. Он был старшим офицером Колониальной Инспекции, проведшим всю жизнь на службе и выросшим до теперешнего положения, а этот корабль послали специально за ним, оторвав от незаконченного задания. И у корабля не было другой цели, кроме как доставить его в резиденцию Инспекции на Канне-3. Она сейчас как раз где-то под ними. А этот молодой офицер назначен сопровождающим.
Бордман с сожалением подумал, что он так и не научился выражать чувства. Он не умеет выгодно продать себя. Похоже, ему даже не выказывают должного уважения.
Офицер ждал, спокойный и невозмутимый. Бордман ехидно подумал, что может сказать что-нибудь невзначай и легко задеть чувства молодого человека. Но он ведь и сам хорошо помнил себя таким же младшим офицером. И чувствовал снисхождение ко всем людям, которым не довелось провести большую часть жизни в тесных каютах патрульных кораблей Инспекции. Если молодому лейтенанту Барнсу повезет, впоследствии он тоже будет думать и чувствовать подобным образом.
Бордман послушно проследовал за Барнсом через кают-компанию. Наклонил голову, проходя под вентиляционной шахтой, и протиснулся бочком мимо напорной трубы с выступающими ручками регулировки воздушных клапанов. Она почти перегораживала путь. В воздухе стоял сильный запах машинного масла и озона, всегда заполняющий рабочие отсеки кораблей Инспекции.
— Сюда, сэр, — позвал Барнс.
Он потянул руку, чтобы помочь Бордману, но инспектор справился сам. Он ступал по переплетению труб, окрашенных белой краской, и почти добрался до шлюпочного спуска.
— Ваш багаж прибудет следом — почтой, — добавил Барнс.
Бордман кивнул. Он сейчас обходил какие-то новые приспособления. Корабль строился очень давно, а на капитальный ремонт вечно не хватало средств.
— Слушайте внимательно! Держитесь! Гравитация снижается! — раздался голос из динамиков.
Бордман схватился за ближайшую трубу и так же быстро отдернул руки — она оказалась горячей, и схватился за другую только одной рукой.
— Держитесь, сэр, — мягко произнес Барнс. — Насколько я понимаю…
Гравитация исчезла. Бордман скривился. В прежние времена он был привычен к подобным вещам, но сейчас у него перехватило дыхание от неожиданности. Диафрагма стала резко сокращаться, как будто исчезли все органы, находившиеся выше.
— Мне не очень-то по душе стоять на голове, лейтенант! — заявил он. — Я четыре года отпахал младшим на подобном корабле!
Ему удалось не воспарить к потолку. Он держался за трубу в профессиональной манере, поэтому твердо стоял на полу.
— Да, сэр, — в замешательстве ответил Барнс.
— Я даже знаю, почему гравитация исчезла: приближается другой корабль с двигателем Лоулора. Наш гравитатор взорвется, если мы попадем в поле чужого корабля с включенным двигателем.
Юный Барнс был не в своей тарелке. Бордману стало жаль парня. Не очень приятное дело — сопровождать старшего офицера. Поэтому он добавил:
— Вот что я еще вспомнил: когда был младшим, я однажды попытался объяснить Шефу сектора, как завинтить баллоны на его скафандре. Так что пусть вас это не беспокоит!
