— Извините, сэр, что делают эти лодки? — поинтересовался юный Барнс.
— Оттаскивают дальше в море нефтяное пятно. Здесь недостаточно нефти, чтобы пятно сохранялось в первозданном виде. Поэтому оно стремится прибиться к суше, а они улавливают его и снова транспортируют в море. Конечно, часть нефти они все же теряют.
— Но…
— Здешние ветра дуют всегда в одном направлении, — продолжал Бордман. — И они поднимают на море сильные волны. Очень часто высота волн возле этих скал достигает сотни футов и более. Иногда образуются гребни в десять раз выше таких волн. Однажды, во время моего прошлого пребывания здесь, гребень волны захлестнул скалу! Удары волны очень сильные. Если во время шторма приложить ухо к берегу, услышите грохот, с которым волны бьются о скалы. Возникает вибрация.
Барнс озадаченно взглянул на вершину скалы, затем — на цепочку лодок, движущихся в открытый океан, волны которого отсюда представлялись не более чем рябью. Флотилия была очень длинной — не менее двадцати миль длиной.
— Пятно удерживает волны, — предположил Барнс — Оно лучше действует в глубокой воде. Древние люди знали это. Масло на воду, чтобы умилостивить бога шторма! — Он ненадолго умолк. — Неужели эти вибрации и вправду настолько опасны, сэр?
Бордман указал на внутреннюю часть суши. В четверти мили от вершины горы находилось полуразрушенное земляное сооружение. Оно было около сорока футов высотой. Его раскололи глубокие трещины от вершины до основания. И теперь оно почти рассыпалось. В одном месте большой кусок почвы частично сдвинулся, и вокруг торчали вырванные с корнем деревья. И дальше, насколько мог охватить взгляд, не сохранилось больше ни одного холма с растительностью.
Бордман остановился и зачерпнул ладонью грязь под ногами. Растер между пальцами. На ощупь она была как пластилин. Он окунул палец в жидкую грязь, посмотрел на толстый слой жижи, облепившей палец, и размазал по ладони. Барнс повторил его последнее действие.
— На ощупь — словно мыло, сэр! — воскликнул он. — Жидкое мыло!
— Да, — согласился Бордман. — И это первая из проблем.
Он повернулся к здешнему частному инспектору и указал на береговую линию.
— Насколько сильно сползли другие места?
— Намного по сравнению с этим, сэр, — ответил инспектор. — На две мили и более. Один участок постоянно опускается. Четыре дюйма в час. Еще вчера было три с половиной.
Бордман кивнул.
— Хм. Пойдемте в Резиденцию. Дело дрянь.
Он перешагнул через скользкую мешанину под ногами, направляясь к транспортному средству, доставившему их сюда. Это была необычная машина. Вместо гусениц у нее были наполовину ушедшие в землю пятифутовые винтовые цилиндры. Благодаря им машине не причиняли особых трудностей ни бездорожье, ни скользкая рыхлая почва, а если транспорт попадет в воду, то сможет плыть. Сейчас цилиндры были густо облеплены серой грязью.
По пути Бордман рассматривал участок холма над грязевым болотом. Холм казался причудливо искривленным, словно застыл, специально отлитый в причудливой форме. Легко верилось, что застывание происходило под водой в результате мощного давления, которому не могут противостоять даже камни.
Бордман забрался в машину, Барнс последовал за ним. Мощные цилиндрические винты машины, казалось, могут пройти по любой поверхности. Взметнулась грязь, не распадаясь на отдельные частички. Камней не было.
Бордман нахмурился. Вездеход более или менее держался на поверхности. Наверху все казалось почти нормальным. Почти. Горная дорога вела вниз с вершины. На первый взгляд, совершенно ровная дорога. Но от середины в стороны расходились трещины. Из одной торчало сломанное дерево. В одном месте вся дорога вспучилась, будто что-то выдавливало ее снизу. Машина переехала через разлом.
Удивительно, но ехала она спокойно, без тряски. Как будто нет никакой вибрации. Но там, где стояли сооружения, машина замедляла ход.
Вокруг домов без дела сновали люди. Некоторые смотрели на машину. Другие поворачивались к ней спиной. Еще несколько подобных машин стояли наготове, но не двигались с места. Все развернуты в направлении движения вездехода Инспекции.
Вездеход шел вперед. Ландшафт резко изменился. Рельеф стал гладким. Взору открылись необозримые дали. За сорок миль от этого места синела узенькая полосочка океана. Остров представлял собой почти идеально наклонную плоскость. Нигде не видно ни одного холма, ни одной долины, кроме крошечных канавок, образовавшихся в результате дождя. Даже они были включены в общую ирригационную систему.
В одном месте вдоль линии воды выстроились в ряд деревья. Половина из них уже упала, часть — склонилась. Растения были старыми знакомыми. В большинстве колоний именно такие виды растительности, происходящей с древней Земли. Этот остров на Канне-3 возвышается над водой всего три-четыре тысячелетия, поэтому местная растительность не успела толком сформироваться. Когда сюда прилетели представители Инспекции, здесь не росло ничего, за исключением крошечных водорослей, из которых лишь один вид смог развиться достаточно, чтобы образовать подобие паутины и выйти из воды на сушу. Чужеземные растения уничтожили эти водоросли, и сейчас все вокруг зеленело, облагороженное руками человека.
Но с землей было что-то не в порядке. В одном месте земля вздыбилась, и высокие стебли кукурузы росли в разных направлениях. В другом — землю прорезала узкая, как разрез ножа, полоса. В нее все время поступала вода из ирригационного канала, но канава не наполнялась.
— Простите, сэр, но как же все случилось? — спросил Барнс.
— У них здесь весьма развита ирригация, — терпеливо начал объяснять Бордман. — Почва была на дне океана, а потом ей случилось превратиться в так называемый плодородный ил. Здесь нет ли песка, ни камней. Только каменное основание и бывшая глубоководная грязь. Часть этой бывшей грязи больше не бывшая — она снова превратилась в скользкий ил.
Бордман указал на ландшафт. Все такое маленькое. Каждый квадратный фут земли обработан. Дороги ограниченной ширины, а дома маленькие, компактные. Пожалуй, здешний ландшафт — наиболее цивилизованный во всей Галактике.
— Вы назвали это вещество похожим на мыло, — продолжил Бордман. — В каком-то смысле это и есть мыло.
Оно лежит на слегка наклонной, совершенно гладкой скале, словно кусок мыла на листе металла. Беда в том, что металлический лист чуть наклонен. Мыло, будучи сухим снизу, лежит неподвижно и не скользит. Даже если смочить верхушку, вода стечет с него, но дно останется сухим. Вот и здесь все было примерно так же. Пока ирригация не достигла определенного уровня.
Они проехали мимо ряда аккуратных коттеджей, стоящих лицом к дороге. Один из них совершенно разрушился. Другие стояли ровно. Вездеход двигался дальше.
— Они хотели, чтобы вода поступала в глубь почвы, и устроили это, — хмурясь, продолжал Бордман. — Когда ее было немного, вреда от этого не получалось. Растения поглощали влагу целиком. Одно дерево всасывает тысячи галлонов воды в день, когда дует сильный ветер. В прежние времена бывали оползни, особенно во время шторма, но в целом почва держалась крепко, даже крепче, чем до посадки растений.
— Но как происходит ирригация? Ведь море не пресное?
— Установки по опреснению воды, — сухо ответил Бордман. — Система обмена ионов. Они сделали их и теперь получают полно пресной воды. А им нужно много, все больше и больше. Они глубоко пропахали почву, чтобы вода поступала до самого низа. Проложили систему каналов. Если отталкиваться от моей аналогии с мылом, они продырявили кусок мыла до самого низа. И вода протекла на дно. Что произошло потом?
— Ну, в общем, дно намокло и стало скользким. Как будто его смазали жиром!
— Не жиром, а собственно мылом, — поправил Бордман. — Мыло ведь клейкое. В этом разница, и в этом наш шанс. Но малейшая вибрация может усилить движение. И уже усиливает. Так что теперь население ходит по лезвию бритвы. Хуже того — можно сказать, оно ходит по куску мыла, которое становится все более и более мокрым снизу. Оно уже скользит, как любая клейкая субстанция, но немного. Кроме того, несмотря на нефтяные пятна, с помощью которых они хотят остановить волны, со стороны моря тоже идет атака. Оно бьется о скалы. И происходит медленное, мягкое, постепенное соскальзывание.
— И они поняли, что посадка корабля на площадку может вызвать эффект землетрясения. Землетрясения…
— На этой планете нет действующих вулканов, — сказал Бордман. — Но есть некоторые тектонические сдвиги. Ведь остров в свое время как-то возник.
— Не думаю, сэр, что я смог бы спокойно спать, если бы жил здесь, — задумчиво произнес Барнс.
— Вы сейчас живете здесь. И, я думаю, в вашем возрасте, несмотря ни на что, вы засыпаете спокойно.
