– Я отлично знаю, почему ты берешь сторону отца, – презрительно фыркнул Гарри. – Этими замками до совершеннолетия Иоанна будешь распоряжаться ты. Ты заинтересован в том, чтобы их забрали у меня, дядя, так что не делай вид, будто ты беспристрастен. Отец всегда посылает тебя, как своего пса, лаять на тех, кто вызвал его неудовольствие.
У Амлена вздымалась грудь.
– Будь ты моим сыном… – сдавленным голосом выговорил он.
– Достаточно, прошу! – Алиенора поспешила встать между ними; Изабелла тоже поднялась с места. – Гарри, успокойся. Твой дядя прав. Ты не поможешь себе, устраивая такие сцены.
Сын в гневе уставился на нее:
– Ты знала о том, что он собирается это сделать, мама? Знала?
– Нет, и если бы знала, то советовала бы ему так не поступать. Но твой отец никогда не прислушивается к моим словам. Он вполне способен из-за упрямства шагнуть в пропасть. Но это не значит, что ты должен вести себя так же.
– Я не позволю ему обделять меня, – с болью в лице и голосе сказал Гарри. – Он ничего мне не дал, а теперь забирает даже то, что обещал. Это ли не значит, что отец не ставит меня ни во что? Мой тесть и то любит меня сильнее, чем он.
Алиенора содрогнулась:
– Не путай любовь с политическими интригами. Людовику лишь на руку, если между вами разгорится вражда.
– Но между нами действительно вражда. Отец только что доказал это.
Схватив Маргариту за руку, он ушел из комнаты – таким быстрым шагом, что Маргарита едва не упала, поспевая за ним. Амлен хотел догнать Гарри, но Алиенора остановила его:
– Оставьте его. Будет только хуже, если вы последуете за ним. – Она обратилась к одному из пажей: – Найди мне Уильяма Маршала.
Амлен прорычал сквозь зубы:
– Нельзя позволять ему вести себя так на глазах у наших союзников.
– Почему? – усмехнулась она. – Его отец так и поступает, Гарри просто берет с него пример. Если Генрих сделал то, что говорит Гарри, то у нашего сына есть причины расстроиться.
– Все так и было, но это не время и не место высказывать недовольство… – стоял на своем Амлен. – Что, если он возьмет и уедет? Что будет с нашими переговорами?
– Не уедет. Куда ему ехать?
Вернулся паж с Уильямом Маршалом. Рыцарь был одет в стеганую котту, которую обычно носил под доспехами. Призыв королевы оторвал его от починки кольчуги, и его руки были запачканы смазкой и ржавчиной.
– Госпожа, – поздоровался он и преклонил колени.
– Твой господин узнал нечто неприятное для себя, – сказала Алиенора. – Найди его и проследи за тем, чтобы он не натворил чего-нибудь сгоряча. Тебя он послушает. Успокой его и не позволяй уехать, если вдруг ему придет это в голову. Займись немедленно.
Уильям посмотрел на нее умным взглядом:
– Как прикажете, госпожа. – Он поднялся, поклонился и быстро удалился.
Алиенора вернулась к Амлену, который понемногу справлялся с обуревавшим его гневом.
– Прошу вас, возвращайтесь к королю, – попросила она, – и попробуйте исправить вред, нанесенный поведением Гарри. Я тоже сделаю все, что смогу.
Амлен коротко кивнул:
– Я не уверен в успехе, но, если мы надеемся спасти хоть что-то, нам всем нужно прийти к согласию.
– Воистину. – Губы Алиеноры дрогнули. – В конце концов, не считается ли самым первым долгом королевы творить мир и не сказано ли, что миротворцы будут наречены сынами Божьими?
* * *Как обычно, Генрих не хотел говорить о принятом им решении.
– Я так решил, и это окончательно! – отрезал он, когда Алиенора пришла к нему в покои. – И я имел полное право так решить. Пока мой сын не научится управлять своими чувствами, я не разрешу ему управлять другими людьми. И не потерплю никакого вмешательства с твоей стороны, госпожа супруга!
– Но ты ведь должен был понимать, что передача замков Иоанну разъярит Гарри? Неужели ты не мог хотя бы пообещать ему что-нибудь другое? Своими поступками ты толкаешь его в объятия французов. – (С преувеличенно тяжелым вздохом Генрих вскинул руки.) – Что бы ты сделал, если бы в восемнадцать лет оказался в таком же положении? Я же сама видела, как ты отбирал эти замки у своего родного брата. Генрих, перестань гнуть дерево, а то оно треснет. В твоей жизни и без этого достаточно проблем.
– Разве могу я давать ему земли, если он не способен править? Гарри говорит, что научиться можно лишь в процессе, только я не доверяю ему, и да, знаю, что Людовик уже вцепился в него. Не думал я, что стану бояться предательства родного сына, когда смотрел на него, спящего в колыбели.
– Ты пожинаешь то, что посеял, – произнесла Алиенора с презрением.
– И то, что взращиваешь ты, – обвинил он ее в ответ.
– Когда мы с Гарри виделись в последние годы? – возмутилась она, не веря собственным ушам. – Ты забрал его у меня совсем маленьким мальчиком.
– Ты родила его, госпожа супруга. Хотя я признаю его своим сыном, он насквозь пропитан твоим пороком.
Алиенора ахнула:
– Вот как ты смотришь на это? А кто обманывал меня снова и снова: и с моими землями, и с другими женщинами, и с обещаниями, которых надавал мне за эти годы и не моргнув глазом нарушил? Посмотритесь в зеркало, сир, прежде чем станете бросать в меня камни, и не вините меня, если увиденное не придется вам по вкусу.
– Я не потерплю этого! – гаркнул Генрих. – Я приструню этого мальчишку… Воистину, он всего лишь мальчишка!
– Да, ты не позволишь ему стать взрослым мужчиной, потому что тогда ты станешь опасаться его!
Их спор в который раз пошел по кругу. О примирении говорить не приходилось. Алиенора злилась слишком сильно, чтобы думать сейчас о мире. Она смотрела на сжатые кулаки Генриха и думала, не ударит ли он ее, но он сделал глубокий вдох и стал мерить шагами комнату, словно запертый в клетке лев.
– Когда я был в его возрасте, у меня не было выбора: я должен был сражаться за наследство. Если бы я не боролся, то ничего не получил бы. Ему не нужно бороться. Он унаследует все мое королевство, когда придет время. Нет никаких причин для этих его истерик. – Генрих помолчал и потом погрозил Алиеноре пальцем. – Ты не пойдешь против меня, ты будешь делать так, как я сказал.
– Ты угрожаешь мне, муж мой?
– Что мне остается, когда все мои доводы для тебя пустой звук? Я требую послушания – от Гарри и от тебя. Вы оба обязаны исполнять мою волю.
Алиенора вскинула голову:
– Не хотите ли еще что-нибудь сказать, сир, или позволите мне удалиться?
– Можешь идти. Но подумай как следует над моими словами. Не перечь и не мешай мне, чтобы не плакать потом о последствиях.
* * *Гарри ждал мать в ее покоях. Когда она вернулась, он подскочил со скамьи, едва завидев ее в дверях.
– О, во имя всего святого, налей нам обоим вина и сядь! – резко остановила его Алиенора и сама села у огня, стала тереть заломившие виски.
– Я не отдам ему замки, мама. Не отдам.
– Ничего еще не решено окончательно, – ответила она. – Все может измениться, и ты должен смотреть на несколько ходов вперед.
Он раздраженно выдохнул через нос и подал ей чашу с вином.
– Ты совсем не помог себе, убежав с переговоров.
– А что мне было делать? – От возмущения у Гарри задрожал голос. – Покорно согласиться?
– Ты мог бы вести себя более сдержанно в присутствии посторонних людей. А своей выходкой уронил себя в их глазах.
– То есть ты на его стороне?
Алиенора с трудом удержалась от того, чтобы не ударить его за такую непонятливость.
– Нет, – возразила она, – я на твоей стороне, но ты подыгрываешь ему своим поведением. Не сдавайся. Мы сохраним и твои земли, и твою честь.
– Как? – с горечью спросил Гарри. – Когда? Когда он умрет? Когда я пойду против него с мечом?
– Это будет предательством! – Встревоженная, она взяла его за руку. – Ты не должен произносить таких слов! Я же говорила тебе, что нужно помнить об ответственности.
Он напрягся под ее ладонью, но не потому, что ему было неприятно. Скорее, он как будто свыкался с новой для себя мыслью.
– Да, мама, – согласился он минуту спустя. – Спасибо тебе за совет. – Он склонился и поцеловал ее в щеку. – Но извиняться перед ним я не буду.
– Этого я от тебя и не жду, только веди себя достойно на церемонии клятвоприношения и думай, что говоришь. Твое время придет.
Он опять посмотрел на нее долгим задумчивым взглядом.
– Да, – произнес он глухо, и в этом коротком слове можно было расслышать многое. – Да, придет.
* * *Поездка в Лимож на следующий тур переговоров прошла при сырой и холодной погоде, но с лоскутами синевы между облаками и проблесками солнечных лучей, которые даже пытались согреть лицо Алиеноры. К процессии присоединился Раймунд Тулузский, но держался позади остальных, поскольку дружеских отношений ни с кем здесь не имел. Королева очень этому радовалась, но все равно чувствовала себя кошкой, которую погладили против шерсти. Чем скорее он принесет клятву и уедет, тем будет лучше.
