Из Фонтевро привезли Иоанна и Иоанну. Генрих пришел в восторг при виде младшего сына – такого шустрого, сообразительного, горящего желанием угодить отцу. Иоанна росла милой, симпатичной девочкой, и король с огромным удовольствием держал ее на коленях, пока она кормила его сушеными фруктами с блюда и смеялась над тем, как быстро отец их поглощает. Наблюдая за тем, как супруг играет с младшими детьми, Алиенора вспоминала о том, что и со старшими он был очень заботлив и добр, но в конце концов наступала пора отдавать девочек замуж, а мальчики взрослели и становились его потенциальными соперниками.
Перед охотой Генрих посадил Иоанна на своего резвого скакуна и прокатил вокруг двора. Иоанн был на вершине блаженства, но потом его вынули из седла и оставили с няньками. Алиенора замечала, как жадно Иоанн наблюдает за отцом. Мальчик копировал отцовскую походку и собачкой бегал за ним, куда бы Генрих ни пошел. Ричард, будучи на девять лет старше младшего брата, относился к Иоанну с равнодушием, а иногда и с насмешливым презрением. Забавляясь, Ричард мог ударить Иоанна или сбить его с ног. Он называл его Иоанном Безземельным и смеялся, когда тот обижался. Но однажды Иоанн стащил меч Ричарда и спрятал его под кучей навоза в конюшенном дворе.
Последовала бешеная ссора. Иоанн отрицал свою причастность к проделке, хотя его видел один из конюхов, однако это не спасло Иоанна от неистовства брата. Ричард схватил его за ноги, бросил в навозную кучу и чуть не перерезал ему мечом горло. Хорошо, что вмешался проходивший мимо рыцарь, но к этому моменту Иоанна всего трясло, по его лицу текли ручьем слезы и сопли, и он обмочился. Тем не менее мальчик не раскаялся. Принужденный извиниться, он произнес положенные слова, однако глаза его горели мстительным огнем. Ричард, получивший от Генриха взбучку за жестокость по отношению к ребенку и родному брату, тоже не сожалел о содеянном и ушел чистить меч, бормоча себе под нос, что убьет Иоанна, если тот еще хоть раз приблизится к его оружию.
Все время происходили какие-то стычки и конфликты. Над замком нависла тягостная атмосфера, как серая туча перед снегопадом. Из Бонвиля давно не было писем. Поздними вечерами через боковые галереи проскальзывала в покои короля Розамунда. Это происходило прямо у всех под носом, пока ирландский музыкант извлекал сладостные ноты из своего инструмента и пел о предательстве и обмане. Белый кречет чистил на жердочке перья, мужчины ставили кру́жки на живот, слушали музыканта и украдкой обменивались косыми взглядами.
Узкое море кипело, с гребней волн срывалась пена, разбивались о берега волны и взрывались серебряным фонтаном брызг. В других английских замках мужчины беседовали, грели у огня руки и точили мечи к будущим походам. В Кентербери простолюдины толпились вокруг усыпальницы Томаса Бекета и в алом свечении алтарных ламп слушали истории о чудесах, а потом делали пожертвования в обмен на склянки с «кентерберийской водой» и просили причислить убиенного королем мученика к лику святых.
* * *– Я бы хотела, чтобы Генрих дал Гарри и Маргарите их собственный домен, – говорила Алиенора Изабелле, когда они вместе сидели в покоях королевы. Землю за окном присыпал тонкий слой снега, но это не могло помешать приготовлениям двора к переезду во Фретеваль. Через узкую оконную арку доносились звуки суетливых сборов. – В следующем месяце сыну исполнится восемнадцать, ему нужно настоящее дело.
Алиенора наблюдала за тем, как Иоанн и его кузен Вилл строят из деревянных кубиков замок. Невзирая на свойственные детям столкновения, между мальчиками возникла крепкая дружба, что очень радовало ее, потому что младший сын был необщительным и другие дети избегали его.
– Кажется, что только вчера Гарри маленьким мальчиком играл с игрушечными рыцарями, – произнесла Изабелла, с нежностью наблюдая за двумя юными строителями.
– В этом-то и проблема, – с чувством откликнулась Алиенора. – Генрих по-прежнему воспринимает Гарри как ребенка, хотя наш старший сын уже стоит на пороге взрослой жизни. Генрих дает ему игрушки – деньги, подарки, но не позволяет делать ничего важного, а потом жалуется, что деньги потрачены и у него просят еще. Чего он ожидает? Если он и привлекает Гарри к правлению, то только в мелочах: поставить печать на хартии или засвидетельствовать соглашение. Но Гарри нужно что-то большее, чем эти формальности, нужно для него самого и для государства, а Генрих просто не желает этого понимать. С Ричардом дело обстоит иначе, потому что я даю ему некоторую свободу действий и в моих доменах он может исполнять обязанности мужчины и воина. Когда повзрослеет Жоффруа, ему отдадут Бретань. А где будет правителем Гарри? Генрих должен дать ему или Нормандию, или Англию, или хотя бы Анжу, а он не делает этого!
– Даже не знаю, что сказать.
– Потому что тут нечего обсуждать! – воскликнула Алиенора. – Решение одно: Генриху надо измениться, а это случится, когда моря пересохнут, не раньше. – Она посмотрела на детей, играющих у их ног. – У тебя всего один сын. Это ненадежно, но зато вам не придется сталкиваться с ссорами из-за наследства.
– Да, верно, – согласилась Изабелла и положила руку на живот. – Не думаю, что у нас будут еще дети. Мои регулы приходят все реже, и Амлен почти все время проводит с Генрихом.
– Ты скучаешь по нему, да?
– Скучаю, – тихо призналась Изабелла. – Из-за того что случилось, все так осложнилось. Я не хочу, чтобы Амлен или я изменились настолько, что мы перестанем узнавать друг друга. Я по-прежнему хочу держать его за руку и чтобы он держал за руку меня.
– А для нас с Генрихом уже слишком поздно, – бесцветным тоном сказала Алиенора. – Скорее бы вернуться в Пуатье.
– Сочувствую.
– Однажды я взяла за руку одного человека, – королева уставилась вдаль невидящим взором, – но потеряла его давным-давно.
Изабелла хотела задать какой-то вопрос, открыла рот, но передумала – к радости Алиеноры, потому что она не ответила бы на него даже ближайшей подруге. Есть вещи, о которых лучше не говорить.
* * *Алиенора разбирала шкатулку со спутанными шелковыми нитками, когда в ее комнату вошел Генрих. Он брал Иоанна на верховую прогулку, и сейчас сын приплясывал сбоку от отца с сияющим от удовольствия личиком. У Алиеноры кольнуло сердце – еще один осколок. Генрих замечательно управлялся с маленькими детьми, пока ими легко было командовать. И когда он снисходил до того, чтобы уделить им время.
– Чему обязана счастьем видеть тебя? – спросила она.
Обычно Генрих отсылал Иоанна с няньками, а сам держался подальше от ее покоев.
– Счастьем? – Генрих улыбнулся и взъерошил Иоанну волосы. – Я думал, эту стадию мы миновали. Так или иначе, я хотел поделиться с тобой новостями, коль вскоре нам предстоит расстаться.
– Поделиться новостями? Что ж, это что-то новенькое. – Она подняла голову от клубка ниток.
Генрих подобрал одну из игрушек сына – широкий конус с привязанным к нему на длинной бечевке мячом – и увлеченно подбрасывал мяч и ловил его конусом. Он предпочел не обращать внимания на ее сарказм.
– Я только что говорил с послами графа Морьена. Ты встретишься с ними за обедом. У графа Гумберта есть дочь, и он заинтересован в том, чтобы выдать ее за Иоанна, если мы сумеем договориться, к взаимному удовлетворению.
– Морьен. – Алиенора поджала губы. – Речь идет о савойских землях?
– Да, и о возможности получить титул графа Савойи.
Алиенора заметила, что к их разговору внимательно прислушивается Иоанн.
– А как же Ирландия?
– И этот вариант остается в силе, но земли Морьена важны стратегически: оттуда можно контролировать горные дороги через Альпы.
Она слышала в его голосе увлеченность. Снова он строил миры, расширял свои территории и горизонты, и невольно его азарт передался ей.
– А что взамен? – спросила она. – Что Гумберт Морьен запросит за такое сокровище?
Генрих взял в руку мяч.
– Это мы и будем обсуждать. Я пригласил его в Клермон через два месяца, чтобы мы подумали, как все устроить. Я хочу видеть там и всех моих наследников, раз на Рождество мы не смогли собраться вместе.
– Я ведь все равно стану королем Ирландии? – спросил Иоанн.
Генрих хохотнул:
– Посмотрим, мой маленький ястребок. Посмотрим.
Глаза Иоанна довольно заблестели.
– Тогда Ричард не будет называть меня Безземельным.
– Нет, не будет. – Генрих отдал сыну игрушку и опять взъерошил ему волосы. – Во всяком случае, не при мне.
– Мне будет интересно узнать, что ты готов отдать Гумберту Морьену в обмен на его дочь, – сказала Алиенора, когда Иоанн убежал.
Генрих дергал себя за мочку уха:
– Я еще думаю над этим, но постараюсь уступить как можно меньше.
Когда во время последней своей болезни Генрих составлял завещание, Иоанну там ничего не отписывалось. Алиенора не смогла придумать, что вообще можно было бы отдать, кроме денег и драгоценностей, а она знала, как неохотно Генрих открывает свою казну.
