– Ты придаешь всякой чепухе чересчур большое значение, – отчеканил Генрих. – Я признал, что мои слова могли побудить тех рыцарей к убийству Бекета, но это было их собственное решение, о котором я ничего не знал. Я понес наказание и был прощен.
– С точки зрения закона – да, но достаточно ли этого? – стоял на своем Амлен.
– Разумеется, достаточно! – нетерпеливо воскликнул Генрих. – Дальше я не сделаю ни шага.
– Но они-то пошли дальше, продавая сосуды и крича о чудесных исцелениях. Если хочешь покоя в государстве, почета и власти, то должен доказать свое величие. Люди оценивают, что ты говоришь и делаешь, и по сравнению с деяниями Бекета ты проигрываешь. В Оверни ты клялся отправиться в Крестовый поход и даровать деньги Иерусалиму. Ты поклялся вернуть имущество Церкви и поступить по справедливости с родственниками Бекета, но сделал ли ты хоть что-нибудь из этого? Если сейчас ты не продемонстрируешь смирения или скорби, народ отвернется от тебя и обратит свои чаяния на твоего наследника.
– Да я и так собирался сделать что-то в этом духе!
Король побагровел, его грудь вздымалась от бурлящего в нем гнева. Алиенора еще никогда не видела, чтобы Амлен так давил на Генриха. Очевидно, Амлен был сильно встревожен или даже напуган.
– Нет, ты и не собирался садиться на коня и скакать в Иерусалим, несмотря на все свои обещания. Иначе уже вовсю шла бы подготовка. Не думаю, что твоим словам вообще кто-нибудь поверил, но тогда хотя бы покажи, что смерть архиепископа огорчила тебя и ты раскаиваешься. В противном случае эти маленькие сосуды с «кентерберийской водой» уничтожат тебя и всех нас заодно.
– Ты говоришь как дурак, Амлен, – презрительно усмехнулся Генрих. – Не рано ли ты превратился в старика?
– Я очень хотел бы дожить до старости, – произнес Амлен и удалился.
Генрих покачал головой и мрачно зыркнул на Алиенору:
– Не смотри на меня так!
– Мне кажется, Амлен прав в том, что твои слова должны подтверждаться делом, – заметила она. – Он тебе предан, как никто другой. Не отвергай его советы. – (Генрих ничего не ответил, только сжал челюсти.) – Что он имел в виду, когда говорил о том, что люди обратят свои чаяния на твоего наследника?
– Ничего. Просто Гарри пытается махать крыльями, толком еще не оперившись. Хочет, чтобы я дал ему земли, где он мог бы править сам, и слушать не желает, когда я говорю, что он еще не готов. Я прекрасно знаю, что это Людовик играет на его самолюбии – с целью досадить мне. Он все нашептывает Гарри, что король без земель и власти не король.
– Но почему сын не должен махать крыльями? – удивилась Алиенора. – Скоро Гарри достигнет своего восемнадцатилетия. Твой отец был как раз в твоем возрасте, когда по своей воле уступил тебе Нормандию. А тебе было всего пятнадцать!
Генрих раздраженно барабанил по столу пальцами:
– Не нужно пересказывать мне мою жизнь.
– Не нужно? Ты не даешь сыну ни денег, ни занятий и при этом ждешь, что Гарри будет удовлетворен своей долей. Сейчас он стоит ниже обезьянок в зверинце, а должен быть независимым.
– Рождество он отметит со своим собственным двором в Бонвиле вместе с Маргаритой, а ее помазал на царствие архиепископ Руанский, – огрызнулся Генрих. – Я потакаю ему выше меры.
– Да, ты позволяешь ему играть в короля, устраивать пиры и увеселения, а потом жалуешься, что тебе это дорого обходится. Ты должен дать ему настоящее дело, за которое он будет отвечать. Если ты не можешь ослабить хватку, сколько места в твоей жизни останется для других?
– Сколько угодно, как только они докажут, что им можно доверять.
– А, доверие! – воскликнула Алиенора. – А кто будет доверять королю, который не держит свои обещания? – Она поднялась, зная, что ей пора бежать, как сделал это Амлен. – Ты должен отдать Гарри какой-нибудь домен, чтобы занять его делом и потешить его гордость. Это не забава для ребенка, а упражнение во власти. Ты сам посадил сына на королевский трон, теперь его корона должна обрести вес, иначе ты сделаешь Гарри посмешищем.
– Я поступлю так, как сочту нужным.
– Не сомневаюсь! А после тебе останется только смотреть, как вокруг тебя все рушится, потому что ты не заложил основания.
Она покинула его, раздосадованная и разозленная. Не желая нести темные чувства в свои комнаты, Алиенора решила взобраться на крепостную стену и там погулять и успокоиться.
Стражники поклонились ей и пропустили на зубчатый парапет. Алиенора любовалась ночным небом, присыпанным звездной солью, и полной белой луной. Какое-то движение внизу отвлекло ее от созерцания небесной красоты. Она различила женскую фигуру, пересекающую внутренний двор замка в сопровождении воина с факелом в руке. Розамунда. Бедная, глупая, обманутая девочка. Ну кому захочется быть королевой Генриха? Какая в этом честь? Он использует ее, как использует всех остальных, и выбросит, когда она ему надоест.
Заслышав впереди на стене голоса – смешение мужских уговоров и женского хихиканья, – Алиенора нахмурилась. Здесь могут находиться только стражники и те, кто облечен властью. Это не место для свиданий похотливых пажей с их подружками. Парочка подходила ближе, перешептываясь и приглушенно смеясь. Алиенора встала на пути у полуночных любовников. В свете луны они представляли собой странное зрелище, потому что закутались в одну мантию. То и дело молодые люди сбивались с шага и сталкивались боками, чем и объяснялось их веселье.
Правда, оно резко оборвалось, как только парочка заметила Алиенору. Девушка испуганно ойкнула, а у ее кавалера вырвалось бранное слово.
– Вы не преклоняете колени перед своей королевой? – ледяным тоном поинтересовалась Алиенора. Она только что видела, как к Генриху спешит его любовница, а тут еще эти голубки. Ее возмущению не было предела.
Парочка торопливо опустилась на колени, причем девушка запуталась в мантии и чуть не упала, и юноше пришлось ловить ее.
– Госпожа, простите нас. Я не знал…
Теперь она узнала голос, а потом различила и черты лица. Джеффри. Внебрачный сын Генриха, очевидно занятый произведением на свет еще одного бастарда.
– Что ты здесь делаешь?
Он смиренно склонил голову:
– Я показывал Саре стену при лунном свете. Я не думал…
– Вот именно, – оборвала его оправдания Алиенора. – Тут не место для свиданий. Значит, ты убедил стражников пропустить тебя, потому что ты сын короля и это дает тебе особые привилегии. Нет, никаких привилегий у тебя нет. Встаньте.
Он вскочил на ноги и выпутал свою спутницу из мантии. Алиенора смутно узнала в дрожащей девице прислугу с молочного двора.
– Иди! – велела она ей. – И на коленях благодари Господа за то, что я не приказала выпороть тебя.
Девушка поклонилась и засеменила прочь, скрывшись через мгновение в темноте входа в башню.
Алиенора смотрела на Джеффри. В сентябре Генрих назначил его архидьяконом Линкольна с прицелом на то, чтобы в будущем дать ему епископский сан. Молодой человек с удовольствием тратил причитающееся ему на этом посту вознаграждение, но не выказывал никакого желания постригаться в монахи. Скорее наоборот: получив должность архидьякона, Джеффри стал смотреть в противоположную Церкви сторону – усердно постигал боевое мастерство, расхаживал в новых дорогих одеждах, ухлестывал за глупыми девицами.
– Что бы сказала твоя бабка, если бы увидела тебя сейчас? – Алиенора придвинулась к каменной ограде и направила взор на залитый лунным светом пейзаж. – Каким человеком ты хочешь стать, Джеффри?
Он поправил свою мантию и выпрямился.
– Я хочу служить отцу, – ответил юноша после короткого, но колючего молчания. – Я хочу отплатить ему за все, что он сделал для меня.
– Так вот чем ты сейчас занимался – отдавал отцу долг?
– Нет, это было просто минутное развлечение, – насупился он.
– Может быть, но у тебя есть обязанности и положение, которому ты должен соответствовать. А тайные свидания с молочницами не принесут тебе чести. – (Сам он так и появился на свет: в результате забав его отца с женщиной из простонародья. Алиенора не упомянула этого вслух; юноша достаточно умен, чтобы увидеть сходство.) – Тебе дана жизнь, какая выпадает немногим. Как ты используешь ее – к собственной чести или бесчестью? Подумай об этом.
Джеффри ушел, а Алиенора закрыла глаза и вдохнула холодный звездный воздух. Когда она спросила Джеффри о том, каким человеком он хочет стать, то боялась одного ответа, которого, к счастью, не получила: что он хочет стать похожим на отца.
* * *Несмотря на различные трения, рождественские празднества в Шиноне принесли много радости и удовольствия. Королева ездила на охоту со своим кречетом и сухопарыми белыми гончими. Погоня ясным морозным днем горячила кровь, и Алиенора смеялась от восторга, когда ощущала под седлом быструю лошадь и биение мантии за спиной. Возвращались с охоты под вечер, под красными зимними закатами, исполосованными черными голыми ветвями деревьев. В замке каждый день их ожидали изысканные кушанья и увеселения. Она часто играла с Джеффри в шахматы. Порой он обыгрывал ее, но обычно победа оставалась за ней.
