Гарри был замкнут и молчалив, но Алиенора догадывалась: слушаться отца он не намерен. В последние дни она стала свидетелем того, как он ударил одного из слуг и выгнал писца – оба они шпионили для Генриха и получали за это деньги. Также Алиенора знала, что Генрих пристально следит за рыцарями Гарри. В воздухе витало опасное напряжение, и у нее покалывало затылок, как перед грозой.
По приезде в Лимож багаж распаковали, и участники торжественной церемонии оммажа сменили дорожные одежды на парадные наряды.
Алиенора облачилась в платье, сшитое из ткани с узором из золотых орлов с распростертыми крыльями. На средний палец левой руки она надела кольцо с крупным топазом, который называла «яйцо феникса» из-за его жарко-золотого цвета. Золотая сетка стягивала ее волосы, а шелковую вуаль удерживала усыпанная драгоценными камнями диадема.
Пришел Ричард, готовый сопроводить ее в большой тронный зал. Он был одет в одежды алого и золотого цвета, а по краю мантии висели кисточки из беличьего меха. Его голову также венчала диадема, на правой руке сверкал герцогский перстень святой Валерии.
– Что ж, – сказала Алиенора, – знаменательный день сегодня, не так ли? – Сияя материнской любовью, она расправила складки на его мантии.
Ричард хищно улыбнулся и произнес:
– Раймунду Тулузскому придется сломать свою гордость и преклонить перед нами колено.
Алиенора поморщилась от одного только звука его имени.
– Да, и это будет сладкое зрелище, но меня не покидает тревога. Насколько я понимаю, его загнали в угол; у него нет выбора. А когда у человека нет выбора, его клятвы неискренни и нарушаются при первой же возможности. Да, я очень хочу видеть его коленопреклоненным, но что он будет делать после оммажа?
Ричард подобрался:
– Мама, ничего он не сделает, потому что я не позволю ему. – Сын говорил, горделиво выпрямив спину, воинственным тоном. – Раймунд Тулузский станет и моим вассалом, и я заставлю его сдержать клятву.
Алиенора взяла руку Ричарда и крепко сжала, ощутив новую молодую силу под своими пальцами.
– Да, я знаю, ты сможешь, – проговорила она. – Но все равно ему я не доверяю.
– Гарри утверждает, что, если папа не даст ему земель, он сам заберет себе, что считает нужным, потому что у него есть такое право.
Алиенору пронзила стрела страха. Эти слова означали, что намерения старшего сына укрепляются. Гарри часто вставал в позу, грозился что-то сделать, но редко приводил угрозы в жизнь: ему было лень. Возможно, на этот раз он готов пойти дальше и советовался с Ричардом, а заодно искал поддержку.
– И кто, с его точки зрения, поможет ему, помимо самых неимущих из его рыцарей?
Ричард пожал плечами:
– Его тесть, скорее всего, и все те, с кем дурно обошелся отец.
– А тебя он просил о помощи?
Ричард теребил рукоятку кинжала.
– Прямо – нет, не просил, но понятно, что он думает об этом. Брат не настолько силен, чтобы в одиночку пойти против отца.
Оказывается, вот уже какие мысли бродят в головах сыновей. Сразу идти рассказывать об этом Генриху неразумно. Сначала нужно самой во всем разобраться, чтобы выбрать наилучший путь. Людовик с превеликим удовольствием дал бы денег на любое начинание, грозящее раздробить земли Генриха и вызвать смуту, но его дочерей соединяли с сыновьями Генриха брачные узы, и Гарри слишком близок к французской короне.
– Это опасная игра, – предупредила она. – Твой отец непременно прознает о том, что вы задумали, а в его глазах нет ничего хуже предательства, и потому с предателями он поступает безжалостно. Будь осторожен, следи за языком при посторонних.
Ричард оглянулся на женщин Алиеноры, но они сидели далеко и не могли слышать их беседу.
– Я осторожен, мама, а вот Гарри не умеет держать язык за зубами, ему все равно, кто рядом. Он намекнул, что постепенно собирает соратников и уже получил кое-какую поддержку. По его словам, в Англии зреет серьезное недовольство в связи с убийством архиепископа.
Алиеноре стало еще страшнее.
– Как далеко это зашло?
– Не знаю точно. Тебе лучше поговорить с Гарри.
Она видела, что под внешней самоуверенностью сына прячутся сомнения.
– Я рада, что ты предупредил меня об этом. Ты поступил правильно. После церемонии я обсужу все с Гарри. Предоставь это дело теперь мне.
Алиенора и Ричард вместе спустились в большой зал, где все собрались лицезреть оммаж Раймунда Тулузского Ричарду и Алиеноре – он должен был признать себя вассалом Аквитании. Генрих уже восседал на помосте, внимательный и настороженный, и поочередно обводил всех присутствующих взглядом – отмечал, оценивал, запоминал. В виде исключения его пальцы были унизаны перстнями, а фиолетовый шелк котты подчеркивал горностаевую опушку мантии. Рядом с королем сидел Гарри, такой же прямой и неподвижный, как отец, но на его губах не играла свойственная ему улыбка, а на лице застыло непроницаемое выражение.
Ричард взошел на помост и получил от отца приветственный поцелуй. Неожиданно Амлен преградил Алиеноре путь к ступеням и отвел ее в сторону. В отличие от будто окаменевших черт Гарри, лицо Амлена выдавало глубокое смятение, хотя действовал он настойчиво. Изабелла взирала на супруга с удивлением и беспокойством.
– Госпожа, король желает, чтобы вы пока остались здесь, – натянуто произнес Амлен.
– Что это означает? – Алиенора попробовала стряхнуть с себя его руку, однако он только крепче сжал пальцы.
– Госпожа, прошу простить меня. Король скоро все объяснит, но сейчас вам нужно оставаться в стороне.
Амлен подвел ее туда, где стояли Маргарита и ее сестра Адель – зрители, а не участники. Помост окружили придворные рыцари Генриха.
От группы людей в другом конце зала отделился Раймунд Тулузский. Несмотря на то что он собирался преклонить колено перед своими врагами и принести им клятву верности, походка его была вызывающей, почти развязной. У подножия помоста он помедлил, глубоко вдохнул, как будто собирался нырнуть в воду, и потом поднялся по ступеням и опустился перед Генрихом на одно колено. Он вложил ладонь между сложенных рук английского короля и признал его герцогом Аквитании и сюзереном Тулузы. У Алиеноры перехватило дыхание: Генрих не имел права принимать такую клятву! Более того, оммаж Раймунда Тулузского королю Англии как бы подразумевал, что Аквитания – вассал Англии. Да она прежде умрет, чем допустит такое!
Словно окаменев, она смотрела, как Генрих одаряет Раймунда поцелуем мира, принимая оммаж. И потом Раймунд обернулся к ее сыновьям. Сначала он склонился перед Гарри в знак признания его наследником Генриха. Гарри покосился на отца, быстро глянул на брата, покраснел, но клятву принял. Наконец Раймунд опустился на колено перед Ричардом. Тот долго колебался, а затем все-таки исполнил свою часть ритуала.
В жилах Алиеноры вскипел гнев такой силы, что на время она потеряла способность видеть и слышать. Это худшее, что мог сделать ей Генрих. Он отобрал у нее самое ценное, ядро ее власти, ядро ее сущности, и в качестве инструмента использовал не кого-нибудь, а Раймунда Тулузского.
– Вы служите дьяволу, – прошипела она Амлену. – Отпустите меня, предатель! Вы не смеете прикасаться ко мне!
Алиенора вырвалась из его хватки и бросилась прочь из зала, где свершилось предательство. Она не помнила, как оказалась в своих покоях. Приказав опешившим камеристкам собирать вещи для немедленного возвращения в Пуатье, она сорвала с вешалки несколько платьев и бросила их на постель, чтобы служанки сложили и упаковали их. А потом вонзила в ладони ногти, чтобы привести себя в чувство.
Прибежала Изабелла, испуганная и со слезами на глазах.
– Госпожа, мне так жаль, я клянусь, что не знала!
– А если бы знала, рассказала бы? – Алиенора жгла графиню негодующим взглядом. – Вряд ли, ведь прежде всего ты верна не мне, а своему мужу, вероломному прихвостню Генриха! Уходи, пока я не разрушила те мосты, что еще остались между нами.
Изабелла кусала губы.
– Мне очень жаль, правда, так не должно было случиться. Я не виню вас за то, что вы прогоняете меня.
Алиенора отказывалась смотреть на ту, кого совсем недавно считала подругой. У нее свело живот, во рту набежала слюна.
– Просто уйди, – сдерживая рвотные позывы, сдавленно проговорила она.
Изабелла сначала постояла молча, потом опустилась в глубоком реверансе:
– Я буду молиться за вас всех и сделаю все, что в моих силах, хотя это ничтожно мало. – Она всхлипнула и убежала.
Алиенора заторопилась в уборную, встроенную в толщу стены, и нагнулась над отверстием. Когда у нее из-за спины обеспокоенная Марчиза спросила, здорова ли госпожа, она отослала ее, прохрипев между приступами рвоты, что хочет остаться одна.
В конце концов спазмы прекратились. Алиенора собрала себя по кусочкам и попыталась удержать их вместе. Она не ждала, что Генрих придет к ней и все объяснит. Зачем ему это делать? Он уже ясно показал, что ни во что ее не ставит. Выйдя из уборной, она ополоснула рот вином и продолжила заниматься сборами. Только оказавшись в Пуатье, вдали от ядовитого присутствия Генриха, можно будет все обдумать и понять, что делать дальше.
