Ректор Итона Эдуард Литтлтон написал в The Times письмо (которое было напечатано 24 августа), ужасаясь нравственной низости этих людей: «Среди рабочего люда встречается мнение, что в случае победы Германии хуже им жить не станет. С этой мыслью необходимо бороться, иначе жди беды». После выходных на природе тогда же, 24 августа, парламентский адвокат Хью Годли писал Вайолет Асквит: «Невероятно, как мало жители сельских районов знают и думают о происходящем. <…> Их гораздо больше интересуют собственные дела»{608}. В тот же день предполагаемые успехи русских в Восточной Пруссии и победы сербов над австрийцами вызвали всплеск бурного оптимизма в прессе. Строились смелые прогнозы, что царские войска вскоре возьмут Кенигсберг, а затем двинутся на Данциг. Шарлатан Горацио Боттомли достиг высот слащавой сентиментальности, заявив в своем еженедельнике John Bull: «Пусть каждый британец со спокойной уверенностью смотрит в золотое будущее, когда умолкнет пушечный гром, и мы вместе с женами и детьми соберемся воспеть подвиг наших дорогих павших друзей и новую эру, где навеки воцарится Князь Мира».
Но затем вести о неудачах французов начали просачиваться в Уайтхолл и Вестминстер. Гражданский служащий Адмиралтейства Норман Маклеод с раздражением писал в дневнике 24 августа: «Если они [французы] не могут защитить собственную страну, помогать им бесполезно»{609}. На следующий день военный корреспондент The Times предсказал – совершенно точно, пусть и через два дня после случившегося, – что британская армия у Монса вынуждена будет отступить вместе с французами дальше на юг. Тогда же, 25 августа, Норман Маклеод переговорил с Четвертым морским лордом капитаном Сесилом Ламбертом, «который крайне мрачно смотрел на складывающуюся ситуацию; по его мнению, французская армия отпора немцам дать не сможет: “Сдается мне, пропустят они немцев. Что ж, нужно настраиваться на то, чтобы довести дело до конца, мы сейчас в том же положении, что и 120 лет назад”». Однако Маклеод отметил, что ближе к вечеру Ламберт приободрился: «Наши отлично справились и в целом понесли небольшие потери – ситуация обнадеживает»{610}.
Редактор новостей Daily Mail писал в дневнике 26 августа: «Опубликована первая статистика британских потерь. Свыше 2000 человек. Какие страшные цифры, а ведь война едва началась. Все обсуждают новость не иначе как тревожным шепотом»{611}. В эти первые недели, когда еще не всю полосу заполонили цифры, The Times публиковала краткие биографии погибших офицеров, например: «Лейтенант Клод Генри родился в 1881 году, в 1903 году поступил в Королевский Вустерширский полк. <…> С 1909 года до июля нынешнего служил в Западноафриканских пограничных войсках. <…> Капитан Дугальд Стюарт Джилкисон родился в 1880 году, поступил в Шотландский стрелковый полк в 1899 году. Служил под командованием сэра Редверса Буллера в Ледисмитской освободительной армии». Досье сопровождались фотографиями, иногда до боли мирными, как, например, у снятого в футбольной форме лейтенанта Раунда из Эссексского полка. В то время The Times еще могла позволить себе напечатать полный список сотен спасенных с налетевшего на мину в Северном море крейсера Amphion – вскоре от подобной роскоши придется отказаться.
Потрясающая наивность британцев по отношению к творящемуся на Континенте проявилась и в таком, например, объявлении: «Поразительная преданность Индии своей империи в грозный для нее час не устает восхищать весь мир. С трогательной самоотверженностью она отдает на службу Британии своих принцев и крестьян, войска и сокровища. Отблагодарите Индию, и вы не останетесь внакладе. Пейте “Чистейший индийский чай” дома, спрашивайте “Чистейший индийский чай” в кафе и ресторанах».
Принятая у французов и британцев практика изоляции прессы от армии имела весьма нежелательные последствия. Гражданское население мучительно страдало от отсутствия хоть каких-нибудь сведений о судьбе своих солдат. За неимением других источников информации, кроме скупых официальных бюллетеней, корреспонденты на свой страх и риск пытались проникнуть на фронт. Основную массу разворачивали обратно. Существует история (возможно, невыдуманная) о группе репортеров, которых задержали по дороге на поле боя и доставили к Горацию Смиту-Дорриену. Когда один из них назвался представителем The Times, генерал ответил язвительно, что лорд Нордклифф волен наградить подчиненного за усердие и предприимчивость, однако он лично отправляет всю группу под конвоем в Тур, чтобы охладить горячие головы до конца войны{612}.
В отсутствие фронтовых очерков обозревателям оставалось довольствоваться только домыслами и слухами. Редакторы принялись публиковать письма солдат к родным и близким, которые передавали в газету матери и жены, восхищенные подвигами своих героев. Вскоре выяснилось, что многие из этих рассказов оказались сильно приукрашенными или попросту вымыслом чистой воды. Стрелковая бригада пришла в ярость, прочитав растиражированное в прессе письмо состоящего у них на довольствии солдата по фамилии Кертис, который описывал проявленное им в ходе отступления геройство. На самом же деле это был дезертир, который бежал в тыл, так и не побывав в бою.
Между тем Illustrated London News от 29 августа называла британские войска под Монсом «победоносными». Чарльз Лоу успокаивал читателя, проводя аналогию между нынешним отступлением и отходом армии Веллингтона после битвы при Катр-Бра в 1815 году: «Нужно было всего лишь un peu reculer pour mieux sauter[20], и вуаля – победа при Ватерлоо. <…> Мы преподали французам урок тогда, а теперь – почти на том же месте – подаем им пример». Стоит ли удивляться, что Жоффра и его подчиненных раздражало такое поразительное высокомерие?
Весть о том, что кампания на Континенте на самом деле идет из рук вон плохо, обрушилась 29 августа на читателей как гром среди ясного неба. The Times опубликовала репортаж из Амьена, датированный 28 августа: «Положение дел на севере выглядит угрожающим». В хаосе отступления репортерам наконец удалось побеседовать с несколькими солдатами, которые нарисовали крайне мрачную картину. Дальше было хуже: когда репортер The Times Артур Мур пробирался на велосипеде по французской фронтовой дороге, он повстречал солдат, отставших от экспедиционных войск, и, выслушав их рассказ, удалился писать подробный репортаж о бедствиях британской армии, который вышел в специальном выпуске газеты от 31 августа и стал сенсацией. Из репортажа следовало, что экспедиционные войска потерпели сокрушительное поражение: «Страна должна уяснить определенные факты, – писал Мур. – Правда горька, но мы должны посмотреть ей в лицо. Нам нужно пресечь дальнейшие потери, оценить положение дел, стиснуть зубы покрепче. <…> Я не вижу страха ни в чьих глазах. Армия разбита, но не сломлена, отступает, но не затравлена. <…> Наши потери велики. Передо мной прошли остатки многих полков. <…> В общем и целом первое большое наступление немцев удалось. Мы должны осознать, что британские экспедиционные войска, принявшие на себя немалую часть удара, понесли страшные потери и нуждаются в немедленном и сильном подкреплении». В заключение он писал, что немецкая армия тоже потерпела большой урон: «Не исключено, что она сейчас на пределе своих сил».
The Times озаглавила репортаж напыщенной передовицей: «Британская армия покрыла себя новой неувядаемой славой, затмив все подвиги прошлых лет. <…> Вынужденная отступать под натиском превосходящих сил противника, она сохраняет хоть и потрепанный, но не сломленный строй». Репортаж произвел эффект разорвавшейся бомбы и привел в ярость остальную британскую прессу, послушно следовавшую указаниям правительства поддерживать боевой дух, пичкая публику банальностями. Асквит высказал неодобрение и отверг вывод Мура о том, что армия разбита. Однако в самый разгар страстей вокруг статьи в The Times пришла секретная телеграмма от главнокомандующего, описывающая состояние британской армии в том же ключе, что и автор сенсационной статьи. Оба были неправы и отчаянно преувеличивали. Однако пораженческие настроения Френча грозили куда более серьезными последствиями: он сообщил премьер-министру, что намерен удалиться за Сену и основать новую перевалочную базу в порту Ля-Рошель. Главнокомандующий, вне всяких сомнений, видел себя не иначе как сэром Джоном Муром в Испании веком раньше, спасающим свою храбрую маленькую армию отходом к Ла-Корунье.
По Лондону ходили самые дикие слухи, несправедливо оскорбительные для французской армии. Норман Маклеод цитировал в дневнике рассказы о полном разгроме; о том, что британский главнокомандующий якобы угрожает увести экспедиционные войска в Англию; о французской кавалерийской дивизии, якобы отказавшейся поддержать теснимые противником британские войска, «ссылаясь на усталость»; о том, как британцы сражались без передышки в течение 11 дней, пока «не кончились последние силы»{613}. Четвертый морской лорд с усталым вздохом сказал Маклеоду, что, похоже, Британии придется спасать французов, жертвуя собой, как когда-то Веллингтон спас испанцев. На следующий день этот высокопоставленный чиновник признался по секрету: «Французам велено сражаться, либо пусть катятся к чертям».
