Начисто проигнорировав мои слова, Грем обратил свое внимание и злость на другое:
— Значит уже на вы?
Грем выпрямился и нарочито медленно направился к постели. От его чувственной походки, мои мысли тут же вернулись к тому, что было днем. На эти воспоминания отозвались покрасневшие щеки и тугой узел, сжавшийся внизу живота. Я снова хотела испробовать то, что было днем, и оттого я почувствовала себя развратницей.
Грем остановился и завис надо мной, а я закрылась от него водопадом волос, густых и достаточно непроницаемых, чтобы он мог видеть мои глаза в данный момент, а также пылающие щеки.
— Так не будет! — заявил он мне.
Настойчивость, с которой он говорил, заставила меня посмотреть на него с возмущением.
— Как не будет? Да что вам нужно?! Я же оставила вас в покое? Разве не этого вы добывались? Ведь именно этого! Не так ли?
— Нет! — жестко сказал он, и тут же как-то странно замолчал.
Я услышала, как внизу прекратился храп, на несколько мгновений между нами повисла тишина, во время которой мы гневно мерились взглядами. Храп возобновился.
— Да! — прошептала я, — именно это вам и нужно было — оставить вас в покое.
Он нагнулся надо мной, и, подавшись назад, я уперлась в спинку своей старой потрепанной кровати, некогда принадлежащей моей маме. Опустившись на одно колено на кровати, он уперся руками с двух сторон, от моей головы и дразнящее втянул запах моих волос.
Таким Грема я прежде не видела, это был не отец Калеба, вечно рассудительный и спокойный, а опасный, притягательный мужчина которого невозможно не желать.
— Ты уже не будешь ни с кем другим.
— А тебя это не касается, — процедила сквозь зубы я, понимая, что совершенно не могу владеть собой, когда он рядом. А тело уже предательски дрожало. От Грема веяло холодом, опасностью, и чем-то таким свежим… словно запахом леса, после дождя.
— Я тебя предупредил. Никакого Прата!
— И я тебя тоже, это тебя не касается!
Грем улыбнулся самодовольно и все же по-доброму.
— Твоя реакция говорит об обратном.
Вот такому Грему было еще сложнее сопротивляться.
Я просто не знала, что на это сказать, так как глаза Грема меня обезоруживали.
— Ты ведь и сама это знаешь, — он оказался еще ближе, и ему наверняка стало видно, как заблестели мои глаза.
— Я тебе не нужна — не о чем говорить, — из последних сил я попыталась казаться равнодушной, как делала это все те годы, что любила его. Раньше удавалось, но не после того, как я ему отдалась. И Грем это не только понимал, но и видел в моих слабых попытках защитить свое самолюбие.
— Теперь мы будем об этом говорить, — твердо сказал Грем.
— Нет. Нет. Нет.
Он делал мне еще больше больно, своим упорством, потому что так и не опроверг мои слова — не сказал, что я ему нужна. Ему просто не нравилась конкуренция Прата.
— Да, — настаивал на своем Грем, и именно после этого последнего слова, из моей памяти полностью стерлось, что Грем — отец Калеба.
Он властно подтащил меня к себе, и тут уж я не сопротивлялась. Его руки распахнули мой халат, таким движением, словно все, что было под ним, давно уже принадлежало ему, при этом его глаза не позволяли моим отвернуться. В то же время я с силой ухватилась в его волосы и притянула голову к себе.
В этот раз близость была быстрее, короче и намного страстней, словно мы не виделись давно. Но уходя, Грем поцеловал меня очень нежно. Его рука накрыла мою наготу одеялом, хотя он задержал свою руку на моей груди. Я не позволила ему тут же отстраниться и поцеловала сама — дольше, тяжелее, будто бы с горечью при расставании.
— Мы поговорим обо всем завтра, — пообещал он, и исчез в темном пролете окна, словно вышел в дверь. Я тут же бросилась в ужасе за ним, но в темноте лишь заметила, как он проворно движется вниз по старой яблоне, ветки которой близко подходили к окну. Это было почти реально, что он мог до них дотянуться… и все же, я была сбита с толку.
— Нет, не поговорим, — прошептала я вдогонку ему, этой темноте и дереву, словно они были его соучастниками.
Я или нужна или нет. По-другому не может быть.
Завтра я смогу целый день пробыть на парах — Грем туда, скорее всего не приедет, не желая натолкнуться на Калеба. А в субботу мы едем в Серые леса с друзьями и школьниками на ежегодную вылазку на природу.
А в воскресенье я поеду к родителям на целую неделю. То, что будет потом, уже не тревожило. Я смогу там просто отдохнуть.
Решив для себя это, я вновь вернулась в кровать, но перед этим поправила все следы очередного своего нечестивого падения.
Глава 13 в. Тренировки
«Богатство не в самом обладании богатством,
а в умении целесообразно пользоваться им»
Сервантес
…Где-то стучал молоток, или что-то будто бы упало. Я не сразу же пришла в себя. Потому и не поняла, что так раскаты грома оглашают ночную улицу. Сонная, разбитая и уставшая после того чему свидетельницей стала, я была беспредельно рада, что мне удавалось хоть сколько-то блокировать ощущения и почти не смотреть на то, что происходило два раза между Гремом и Евой. Что я там говорила, будто бы эти двое единственные люди, у которых незахламленное грязью сознание? И вот последствие моей наивности — я была свидетелем всего того, чем Грем и Ева вряд ли хотели бы со мной поделиться. И самое ужасное, что я частично помнила то, что чувствовала Ева, когда Грем к ней прикасался. Дрожь отвращения прошла по моей коже, так словно я принимала в этом участие. Да уж, знали бы они, что сегодня нас в спальне было трое, наверняка не обрадовались. Я побывала в лучшем сне Прата.
Посмотрев на часы, я поняла, что уже часов одиннадцать вечера, а по тому, что Грем забегал к Еве в спортивной костюме, узнала, что они уже ушли на охоту, но зайдя в дом, я нашла Калеба.
Он тут же бросился ко мне.
— Где ты была? Я уже начал переживать.
Я посмотрела в его глаза уставшим тяжелым взглядом, и поняла, что не могу держать в себе все то, что увидела. Взяв его за руку, я обнажила участок кожи на запястье, именно там, где прощупывается пульс, потому что знала, так Калебу будет легче сосредоточиться на воспоминаниях — пульс задавал ритм.
Прошло минут пять, и Калеб сначала недоумевая из-за моего поведения, застонал и отдернул руку.
Он старался подавить улыбку, но у него это не выходило:
— И ты видела это все?
— К моему огромнейшему сожалению. Чувствую себя так, словно побывала в самом лучшем сне Прата.
Калеб хохотнул, и это тоже вызвало у меня некое подобие улыбки.
