Мы идем еще часа два. Идем быстро, и еще 10 км. записываем в свой актив. И все это время мои мысли неоднократно возвращаются к ней, к Владлене, шедшей за мной следом. По ассоциации я вспоминаю одного знаменитого путешественника, забыл его имя - кажется, Скотт или Амундсен. То ли он брал с собой женщину, то ли на вопрос, кого бы вы взяли в экспедицию, он ответил: "Самую некрасивую женщину". Как бы там ни было, но суть такова: "А почему, собственно, самую некрасивую?" - спрашивают. Тогда путешественник ответил: "Когда я почувствую к ней влечение, это будет означать, что пора возвращаться домой". Возможно, и со мной происходит нечто подобное? - спрашиваю себя. И твердо отвечаю себе же: нет, это не влечение "изголодавшегося" мужчины. Я и в самом деле разглядел в ней женщину. И что же дальше? - задаюсь я вопросом. И здравомыслящая часть меня отвечает: поживем - увидим.
Наш отряд поднимается на высокую сопку, покрытую подлеском, и когда мы достигаем голой ее вершины, нам открывается величественная панорама: внизу мреет и дымится огромное болото, и далеко за ним виднеется дрожащая гряда мутно-лиловых холмов. Хорошо, если за ними было бы уже озеро - цель нашего путешествия. Конец нашим испытаниям. Но и до желанной гряды нам еще идти да идти. Склон, на котором мы остановились, заостряясь, образует каменный гребень, длинным мысом вдвигается в сверкающие сквозь пар топи. Даст Бог, этот природный мост выведет нас из болота.
Я распоряжаюсь всем остановиться и разбить лагерь. Мы прекращаем движение на целый час раньше обычного. Для этого у нас имеются веские основания. Необходимо связаться с базой и вызвать вертолеты поддержки. Более удобного места для посадки наших "стрекоз" мы вряд ли сумеем отыскать.
Все очень удачно сложилось. Мы как раз прошли половину пути, с учетом сегодняшнего дня, даже чуть больше. Продовольствие, взятое в дорогу, кончилось. Сегодня доедим последние концентраты, да и боекомплекты не мешало бы пополнить - в стычке с жуком мы здорово постреляли. И тут нам Бог преподносит безлесную сопку. Спасибо, Боже! А то пришлось бы нашим летчикам сбрасывать продовольствие нам на головы. Половину мешков развесили бы по деревьям на радость обитателям крон. Потом выцарапывай оттуда груз с боем и с риском свалиться с тридцатиметровой высоты.
Итак, я отдаю распоряжение подготовить посадочные площадки, запастись хворостом и подготовить фонари. На случай посадки машин после захода солнца. Впрочем, я надеюсь, что летчики управятся до темноты. Лететь-то им предстоит всего 123 километра плюс время, затраченное на загрузку продовольствия и боеприпасов. Погода отличная и, кажется, не обманет до утра, так что задание обещает быть легким. Час-полтора, ну два часа - учтем непредвиденные обстоятельства. До семи часов они должны быть здесь. Так я и договариваюсь с базой, когда выхожу с ней на связь. К аппарату меня позвал связист Соловьев. Надеваю на голову гарнитуру, скосив рот, дую в микрофон-бусинку у губ. В уши бьет колючий шум. Я называю свой позывной и слышу в ответ голос диспетчера базы.
После переговоров, в ходе которых мы уточнили курс полета бортов, я включаю радиомаяк, встроенный в мои "командорские" часы. Громадные, усыпанные циферблатами часы, врученные мне лично Хуметом, умели делать больше, чем только показывать время. Прикосновение к красной кнопке высвечивало стрелку радиокомпаса, показывающего направление на наш новый дом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
После всех этих хлопот я, усевшись в сторонке, занимаюсь своим обычным ежевечерним делом - заполняю походный журнал и продолжаю писать путевые записки.
Незаметно проходит час. Я отбрасываю записи. Вертолетов все нет, и я начинаю волноваться. Курить хочется со страшной силой. Когда я нахожусь в состоянии нервного ожидания, потребность в табаке резко возрастает. И все это на фоне острого дефицита никотина в организме, так сказать никотинной ломки, которую я и так-то с трудом выдерживал. Не удивительно, что у меня произошел нервный срыв, приведший к дурацкому, совершенно ненужному выяснению отношений с Бельтюковым. Тем самым я собственноручно разрушил старательно культивируемый мною образ выдержанного, немногословного руководителя. Нужно было просто подойти и попросить прощения за грубость свою и фанфаронство. Воистину: гнев, говорят стоики, это кратковременное помешательство.
Чтобы занять себя я иду к геодезистам, интересуюсь, как продвигаются дела у них. Бойцы, помогавшие Тимурычу, почти закончили выравнивание площадки для будущего опорного пункта триангуляции. Сколько нам еще предстоит соорудить таких геодезических пунктов - отыскать и выровнять площадки, поставить знаки, и не только по трассе - по всей Земле! - чтобы создать систему опорных пунктов топографических съемок. В будущем на смену классической "земной" триангуляции придет "космическая" триангуляция. Для этого нам придется вывести на орбиту множество геодезических искусственных спутников. В будущем! Время! Оно летит так быстро, но часы, его составляющие, порой тянутся невыносимо медленно.
Еще один час проходит в томительном ожидании, но вертолеты так и не появились. Где их носит нелегкая? Ведь погода - настоящая божья благодать, только знай лети себе... Солнце быстро катится к горизонту, окрашивая горизонт царственным пурпуром. Еще часок и наступит тьма, как у негра в ж... в желудке. На здешней широте ночь наступает сразу, как на Черноморском побережье, без привычных для северян долгих сумерек.
По вычислениям наших астрономов, еще на базе было установлено, что мы приземлились на 45 градусах 32 минуты северной широты относительно нынешнего местоположения полюсов (в будущем они еще неоднократно поменяются). Продолжительность дня и ночи, климатические условия, которые мы еще не определили вполне (какая пора сейчас: лето? весна? осень?), ей вполне соответствуют. Но не надо забывать, что в ту далекую эпоху, вернее в эту эпоху, на планете повсеместно был распространен мягкий теплый климат без заметных сезонных изменений. Так что наш интерес к временам года будет чисто академическим.
Из-за отсутствия планетарных карт, которыми, несомненно, располагает Хумет и его команда, но нам почему-то их не предоставляет, - мы не имеем возможности установить точное свое местоположение на планете. Мы в частности не можем определить долготу местности. Долгота - понятие условное. Относительно какого меридиана мы должны проводить вычисления? Относительно Гринвичского, Парижского, Пулковского или Вашингтонского?.. Но, даже, имея карты Земли эпохи палеолита, мы вряд ли определили бы прохождение того же Гринвичского меридиана, как, впрочем, и местоположение самого Гринвича вместе с Англией заодно.
"Какие там Англии, - популярно объяснил мне Тихон Тимурович, - когда еще в помине нет ни Американского континента, ни Африканского, нет Австралии и Антарктиды". - "А что ж тогда есть, коли ничего нет?" - спрашивал я его. "Есть один суперконтинент Пангея, - отвечал геовед, - который в будущем расколется на части. И еще миллионы лет те части будут дрейфовать по лику Земли, прежде чем займут знакомое нам положение и приобретут привычные очертания".
