тебя пять лет прождал, – говорит Катя с горечью и несвойственным ей раздражением. – Из Калуги примчался, бросив дела. Всю Москву на уши поднял, чтобы врача хорошего найти. Парень просто тотальный однолюб. Честное слово, Лера, если ты так просто от него откажешься после всего…
Я не отказываюсь, хочется кричать, но я молчу. Перед тем как позвонить Кате, я долго разговаривала с дядей. Было так приятно снова слышать в трубке бодрый голос, которым он делился со мной планами по возрождению «Синички». Среди его увлеченной болтовни особенно мне запомнилась фраза, сказанная им в конце разговора: «Скоро ты сама все увидишь. Кирилл сказал, что ты скоро возвращаешься». Сам того не понимая, дядя дал мне ответ на мучивший меня вопрос: мой отъезд для Кирилла – дело решенное, а значит, смысла оставаться у меня нет. Он тоже все понимает. Только Кате я об этом говорить не хочу – она все еще идеализирует нашу с ним историю, и разочаровывать ее прямо сейчас мне не хочется. На это нужны моральные силы, которых у меня не осталось.
– Нельзя отказаться от того, чего у тебя нет, – все же говорю я.
– Он у тебя есть, – сердито стоит Катя на своем. – Все только от тебя зависит. Ты можешь и дальше прятать голову в песок и влачить тоскливое существование, а можешь за него бороться и быть счастливой. Конечно, если ты его любишь.
– Люблю.
– Ну а он любит тебя, дурочка.
– Кать… – Теперь в моем голосе звучит предупреждение. Не хочу я дальше развивать эту тему. Слишком больно.
– Не буду я молчать! – взрывается подруга. – Устала смотреть, как вы друг друга мучаете. Не уверена в его чувствах – спроси у него. Только не так, как ты можешь спрашивать, не спросив на самом деле, а напрямую. И о своих чувствах не молчи. Домолчалась уже до нервного истощения.
Попрощавшись с Катей, я долго сижу на кровати, тупо уставившись в стену. Снова и снова прокручиваю наш разговор. Растираю озябшие пальцы. Знаю, что во многом она права, и все же… После той утренней ссоры с Кириллом начинаю думать, что нам действительно не суждено быть вместе. Бывает же так? Любовь, страсть, притяжение, которому невозможно сопротивляться, но патологическая несовместимость. Может быть, у нас как раз этот печальный случай. Один из тысячи.
С последней капельницы прошло два дня. Температура больше не поднималась. Горло тоже больше меня не беспокоит. Вчера, правда, меня мутило и сильно болел живот, но и этому нашлось объяснение – к вечеру у меня пошли месячные, отрезая еще одну тонкую ниточку, которая могла бы связать меня с Кириллом. Он зря переживал. Тот единственный незащищенный секс остался без последствий. В первые минуты я испытала болезненное разочарование, но потом смирилась и поняла, что так будет лучше – привязать к себе Кирилла ребенком точно никогда не входило в мои планы.
Промаявшись еще полдня, я в итоге принимаю взрослое решение и бронирую билет на поздний рейс из Шереметьево в Краснодар. А потом беру в руки телефон. Тянуть дальше нет смысла.
– Привет, – говорю тихо, когда после четвертого гудка в трубке раздается голос Кирилла. – Я бы хотела поговорить. Сможешь приехать?
– Через пару часов, – отвечает сдержанно.
– Хорошо. Я буду ждать.
В ожидании его приезда успеваю принять душ и полностью собрать вещи. Сумку выношу к двери, чтобы больше не возвращаться в комнату, в которой запечаталось столько волнующих воспоминаний, и располагаюсь на диване. Для себя я уже решила, что этот разговор станет для меня последней попыткой объясниться. Рвать себе душу и дальше я просто не смогу. Да и Кирилла я тоже измотала.
У меня была мысль собрать вещи и просто уехать, но я отмела ее как невозможную. Такой поступок сильно напомнил бы меня пятилетней давности – трусиху, которая боится посмотреть своим страхам в лицо, а мне все же хотелось бы знать, что я с тех пор стала взрослее и мудрее. Самое главное – Кирилл заслуживает, чтобы с ним я попрощалась лично.
Смешно, я так долго готовилась к разговору с ним, прокручивала в голове фразы, которые скажу Кириллу, но, когда в замке проворачивается ключ и дверь распахивается, я оказываюсь совершенно не готова к этой встрече.
С каким-то заторможенным удивлением рассматриваю его ветровку, джинсы и двухдневную щетину на его лице. Болела я, а Кирилл выглядит не менее измученным.
– Ты приехал не из офиса? – вырывается у меня.
– Я не был в офисе, – отвечает спокойно и будто нехотя ощупывает взглядом мою фигуру.
– Почему?
– Я был на своей яхте. Нужно было подумать. Там думалось лучше.
Кирилл и яхта – хоть что-то в этом мире остается неизменным. В душе мне даже удается улыбнуться, но лицо словно онемело – им я не могу передать ни одну эмоцию.
– Я тоже думала, Кирилл, и… – замолкаю, когда взгляд Кирилла падает на дорожную сумку у моих ног. Вижу, как напрягается его челюсть, как раздуваются ноздри, а губы складываются в тонкую линию.
– И что же ты думала? – говорит тихо, но за этим нарочитым спокойствием я ощущаю горечь. А еще он глубоко и шумно дышит – обычно не так.
– Я купила билет в Краснодар. На вечер.
– Понятно, – с секундной заминкой он кивает, запускает ладонь в волосы. – Это все?
– Все? – тупо повторяю я.
– Все, о чем ты хотела со мной поговорить?
– Нет. Я хотела сказать тебе… – обхватываю плечи руками, пытаясь поддержать тело, которое прошивает озноб. – Я хотела сказать тебе, что я тебя люблю. Всегда любила. Наверное, мне давно нужно было сказать это вот так – прямо. Не пытаться как-то оправдаться перед тобой за прошлое, которое я не могу исправить, а сказать то, что я чувствую сейчас. Для меня ничего не поменялось. Я все еще люблю тебя, Кирилл. Очень.
Он молчит и не двигается. Только хлещет меня мрачным взглядом, который лишает меня последних крупиц самообладания. Я снова близка к истерике.
«Надо идти. Надо идти, Лера. Не стоит плакать. Кирилл очень трепетно относится к женским слезам, не стоит выводить его на эмоции таким способом. Это нечестно по отношению к нему. А такси можно подождать и на улице».
– Что ж, – проглатываю тугой горький ком в горле и наклоняюсь, чтобы взять в руки сумку. – Я пойду. Провожать меня не надо. Спасибо за все.
«Ну, иди же скорее, чего ты застыла», – подгоняю себя мысленно. Глаза уже на мокром месте – выдержки хватит лишь на то, чтобы дойти до двери. В лифте поплачу. Делаю шаг, который ощущается так, словно к ногам привязали гири. Потом
