всем своем великолепии стоит Кристина, та самая сестра его бизнес-партнера, с которой Гордеев остался ночью после регаты.
Мне требуется время, чтобы прийти в себя от шока. Зато на лице блондинки нет и тени удивления: пока я думаю, что сказать, ее сузившиеся глаза презрительно осматривают мое помятое лицо, растрепанные волосы и старенькую пижаму. Здесь и сейчас сравнение точно не играет в мою пользу – Кристина в узких кожаных брюках и ярко-зеленом топе совершенно ошеломительная, тогда как я…
– Выглядишь не очень, – говорит девушка, язвительно цокая языком. – Неудивительно, что в Калугу Кир тебя с собой не взял. А то я после клуба и Конаково начала думать, что ты навечно к нему прилипла.
Осведомленность Кристины в делах Кирилла оставляет неприятный осадок, но еще больше меня потрясает другое: в квартиру я ее не впускала, а раз она здесь, это может означать только одно – у нее есть свой ключ.
– Тебя он тоже, очевидно, не взял, – мне приходится приложить немало усилий, чтобы голос звучал спокойно. – Впрочем, как ты верно заметила, в клубе и Конаково рядом с ним была я.
– Ты в этом так уверена? – Ее карие глаза пылают ненавистью. – Я бы на твоем месте не рассчитывала на его верность. Насколько мне известно, ночь в Конаково он провел со мной.
– Кажется, на тебя напали?
– И Кирилл сделал все, чтобы меня защитить, – подтверждает она с холодной улыбкой.
Я стараюсь не обращать внимания на ее слова, не принимать их близко к сердцу, но намеки, которые Кристина делает, пускают корни неуверенности и отчаяния в мою душу.
– Зачем ты пришла? – устало спрашиваю я.
– А мне что, нужно разрешение прийти в квартиру, в которой я жила почти месяц? – спрашивает она надменно. – Наверное, ты заметила, что я зашла, открыв дверь своим ключом. И этот ключ мне дал Кирилл.
Ощущаю себя так, словно под ногам шатается пол. Ноги меня с трудом держат, чтобы устоять, я прислоняюсь плечом к стене. Нет, я, конечно, знала, что у Кирилла все эти пять лет были женщины, но то, что Кристина жила здесь, в этой квартире, производит на меня эффект разорвавшейся бомбы. Наверное, потому, что ее я знаю лично, потому, что представить его в отношениях с ней легче, чем с какой-то эфемерной привлекательной девушкой, знакомой мне лишь по картинке.
По лицу Кристины я вижу, что она наслаждается моим замешательством. Что ж, топтать меня я не позволю, несмотря на скверное самочувствие.
– И все же сейчас здесь живу я, – говорю я, собирая остатки сил. – И я прошу тебя уйти.
– А то что? – Она выразительно приподнимает идеально очерченные брови.
– А то я позвоню Кириллу и попрошу его, чтобы он сам тебя отсюда вывел. – Я, конечно, блефую. Последнее, что я бы стала делать сейчас, – это звонить ему, но терпеть присутствие этой девицы я тоже не могу. Силы уже на исходе.
– Да я и не собиралась здесь задерживаться, – отвечает она презрительно. – Зашла забрать кое-что свое.
С этими словами она отворачивается от меня и нахально топает в одну из комнат, даже не сняв туфли. Среди какофонии самых разнообразных эмоций, рвущих меня на части, я особенно выделяю одну – это облегчение от того, что мы с Кристиной хотя бы выбрали разные спальни.
С трудом переставляя ноги, я дохожу до дивана и обессиленно опускаюсь на край. Меня начинает бить мелкая дрожь, и кожа на руках становится гусиной – ощущение такое, будто поднимается температура, а я даже не знаю, есть ли в этой квартире жаропонижающее.
Стук каблуков Кристины, которая через минуту возвращается в коридор, болезненным эхом отдается в висках.
– Если найдешь что-то еще, можешь передать через Кирилла, – говорит она насмешливо, покручивая на указательном пальце изящную кружевную комбинацию. – Кто знает, что еще я могла здесь забыть.
Когда за девушкой закрывается дверь, я падаю на диван. Сил подняться и дойти до комнаты у меня просто нет. Единственное, что мне удается сделать для собственного комфорта, – это сдернуть с края дивана сложенный плед и укрыться, потому что к вечеру меня начинает нестерпимо морозить.
Глава 39
– Ты что себе позволяешь? – Взволнованный голос Кирилла доносится до меня, словно через плотный слой ваты.
В голове равномерно гудит, как если бы я находилась в самолете, а в животе – абсолютная пустота и невесомость. Я, похоже, очень давно не ела. С трудом разлепляю веки и не могу сдержать болезненный стон – в комнате так светло, что режет глаза, и я инстинктивно подтягиваю одеяло, чтобы под ним спрятаться.
– Лера, черт возьми! Посмотри на меня.
Одеяло оказывается молниеносно отброшено, и я обхватываю себя за плечи, чтобы согреться. Глаза постепенно привыкают к свету, и я заставляю себя открыть их и сфокусироваться на Гордееве. Он, в обычной футболке и джинсах, с двухдневной щетиной на идеальном лице, нависает надо мной, как темная птица, готовая в любой момент атаковать. Но не атакует. Потрясенно выдыхает: «Ты заболела» – и, опустившись на корточки, кладет ладонь на мой пылающий лоб. Его рука, обычно горячая, сейчас ощущается прохладной. Так приятно, что я снова позволяю векам закрыться, наслаждаясь этой случайной, но такой необходимой мне лаской.
– Как давно у тебя жар? Почему ты не позвонила? – Внимательно вглядываясь в мое лицо, он один за другим выдает вопросы, на которые у меня нет ответов. – У тебя что, напрочь отсутствует инстинкт самосохранения?
– Я… Мне стало плохо… – Я напрягаю лоб, силясь понять, сколько времени прошло с того дня, когда в квартиру приходила Кристина. Есть подозрение, что не один, потому что я смутно помню, как несколько раз доползала до туалета и кухни, чтобы попить, а потом по стеночке брела обратно в спальню. – Какой сейчас день?
– Суббота.
– О, – потрясенно округляю глаза. Значит, я была в горячечном бреду два дня. Значит, после той ночи Кирилл не приходил два дня. Что ж, он не врал, когда говорил, что ему нужно время, чтобы подумать.
– Я звонил тебе несколько раз. Катя тебе звонила. Панин оборвал мне телефон, потому что ему ты тоже не отвечала, – словно в ответ на мои невысказанные претензии, перечисляет он напряженно. – И вот я приезжаю из командировки и нахожу тебя здесь полуживой. Если бы не твое жалкое состояние, я бы задал тебе такую трепку!
– Я не слышала, – хмурюсь, когда понимаю, что несколько раз прятала голову под подушку, скрываясь от назойливой трели телефона. – Не помню…
Облизываю пересохшие губы, морщусь, когда в груди что-то болезненно колет.
– Тебя нужно показать врачу, – говорит Кирилл
