Граф де Леме, ее сын, двадцать два года, одет далеко не так шикарно, как меняла-приказчик, но гораздо элегантнее, далеко не такой хорошенький, как клерк нотариуса, но намного обаятельней, роскошные усы и длинные шпоры, курит гаванские сигары, обедает в перчатках.
Госпожа Эжени Пейроль, племянница господина Риго, тридцать два года, статная блондинка, платье из белого муслина, простые шотландские чулки, ботинки, окованные гвоздями, гладко зачесанный прямой пробор, ножки и ручки редкого изящества, ослепительные зубки, большие томные глаза со слегка неуверенным из-за плохого зрения взглядом.
Эрнестина, ее дочь, пятнадцать с половиной лет, высокая и вполне сформировавшаяся девушка.
Акабила, вождь одного из малайских племен, лицо в татуировках, бритоголовый, сапоги с отворотами, кожаные короткие штаны, жокейская куртка.
Место первой сцены — в столовой постоялого двора в Муре; действующие лица — адвокат, клерк и приказчик.
Когда Луицци вошел в столовую, где находилась эта троица, они быстро спрятали в портфели бумаги, чтением которых были заняты; все трое недовольно и удивленно переглянулись, как бы спрашивая друг друга, знаком ли им вновь прибывший.
— Господа, — поздоровался Луицци, — к своему стыду, я пришел, кажется, чтобы похитить часть вашей законной собственности, ибо, боюсь, как бы ужин, приготовленный на одного, не показался хозяину этой харчевни достаточным и для двух ртов, а затем и для трех, а теперь и четырех.
— Кем бы вы ни были, — ответил адвокат с изысканным поклоном, — милости просим. Осмелюсь принимать вас, словно я здесь хозяин, — продолжал он, вглядываясь попеременно в лица клерка и приказчика, — ибо у меня есть на то неоспоримые права…
Здесь господин Бадор искусно сделал паузу в своей речи, чтобы оценить произведенное впечатление, и через несколько мгновений тишины заговорил вновь:
— Оснований для подобного утверждения у меня по меньшей мере два: я первый приехал на эту станцию, а кроме того я, можно сказать, местный.
— Вы живете в Муре, сударь? — спросил Луицци.
— Здесь живут несколько моих клиентов, — ответил адвокат; — сам я вообще-то из Кана, и вся моя семья родом из Кана, и, поверьте, я имею в городе некоторый вес: моя контора, может быть, и не первая в округе, но и не из разряда последних.
— Вы нотариус? — поинтересовался господин Маркуан.
— Стряпчий, — уточнил господин Бадор, — а бывало, и поверенный, и адвокат, если кто-то доверял нам представлять дело в суде. Я, знаете ли, в пику большинству моих коллег с радостью воспринял указ, который отнял у нас право выступления в суде; видите ли, я терпеть не могу эти длинные речи и не люблю болтать — от этого у меня только грудь болит, и, несмотря на огорчение и слезные уговоры клиентов, я не подписался под заявлениями коллег, протестовавшими против королевского указа. Я привлек в контору несколько молодых адвокатов, которым всячески помогал: в написании речей, достижении успеха и приобретении имени. Благодаря мне еще совсем зеленая гильдия защитников Кана подает огромные надежды; положившись на меня, эти блестящие молодые люди извлекают немалую прибыль, и все идет как нельзя лучше.
— Должно быть, — заметил господин Маркуан, — ваши клерки просто на седьмом небе от счастья, сударь. Работа достается им уже в разжеванном виде, не то что у нас, в Париже; нам приходится вести все дела за своих патронов, а они только и делают, что почивают на лаврах.
— А! Так вы, сударь, тоже из писчей братии? — презрительно взглянув на юношу, обронил господин Бадор.
— Я уже в должности нотариуса, — высокомерно покосившись на адвоката, ответил господин Маркуан.
— Честное слово, милостивые государи, — заявил барон, — поскольку я вижу, что каждый из вас считает нужным сказать, кто он и что он, то я должен ответить вам тем же: зовут меня Арман де Луицци, и я бездельник.
— Вот это я понимаю, блестящее звание! — заговорил господин Фурнишон. Выпятив грудь, он любовался своей прекрасной осанкой в небольшое зеркало на стене. — Будем надеяться, что и нас это не минует, ибо я сыт по горло биржей с ее тремя процентами.
— Вот оно что, — протянул младший клерк нотариуса, — то-то мне показалось, что я видел вас в Париже.
— О, я вас прекрасно помню, — важным голосом проронил господин Фурнишон через пухлые розовые губки, — мы как-то разыграли неплохую партию в экарте в «Сосущем теленке»{246} на славной гулянке по случаю женитьбы одного из моих друзей на дочери бывшего сапожника…
— Которая принесла ему четыреста тысяч франков приданого, — подхватил господин Маркуан, — и через полгода он купил на них должность господина де П…; великолепная партия для него, ничего не скажешь!
— Можно придумать и кое-что получше, — сказал приказчик, ласково поглаживая свой роскошный галстук.
— Но только не в наших краях, — заметил адвокат.
— А кто вам говорил о ваших краях? — встрепенулся клерк.
— И правда, — завторил ему господин Фурнишон, — разве кто-то упомянул здешние места?
— Говорят, однако, что в Кальвадосе есть невесты с немалым приданым, — сказал Луицци, усаживаясь вместе с остальными за накрытый стол.
— Что верно, то верно, — пробурчал господин Бадор, набросившись на суп столь неосторожно, что нещадно обжегся, — а у нас — только состояния в виде земельных владений, или денег, положенных под два с половиной процента, но, если поразмыслить, ни одного свободного сантима, ни одного наличного су в здешних приданых не найдешь при всем старании. Заложенные и перезаложенные права на собственность — не больше того…
— Но, возможно, есть и исключения, — с преувеличенно хитрым видом вставил господин Фурнишон.
— Вы что-нибудь о них знаете? — безразличным тоном спросил клерк, брезгливо ковыряясь кончиками пальцев в останках полевого жаворонка.
— Возможно, — со значительным видом проговорил приказчик, принимаясь за огромную телячью отбивную.
— И сударь собирается отправиться туда на огонек? — фыркнул пренебрежительно господин Бадор, пристально всматриваясь в то же время в лицо приказчика.
— Нет, что вы, просто я хочу поохотиться в здешних благословенных местах…
— В мае месяце? — перебил его Луицци.
— Наверно, — подхватил господин Бадор, усмехнувшись, — дичь, которую так безжалостно преследует господин приказчик, можно бить в любой сезон.
— Не иначе, — вставил клерк, подмигнув Луицци и адвокату, — господин приказчик, видимо, собрался за оч-чень крупным зверем.
Но господин Фурнишон не понял иронии и спросил в свою очередь:
— Ну а вас, господин Маркуан, каким ветром сюда занесло?
— Мне бы хоть толику вашего счастья, ибо я здесь не ради собственного удовольствия; я приехал, чтобы осмотреть поместье по поручению одного из наших клиентов.
— Если вы только соизволите сообщить мне его название, — сказал адвокат, — то я смогу дать вам исчерпывающие сведения, ибо я прекрасно знаю все мало-мальски значительные поместья в этих местах.
— Ну да! — фыркнул клерк. — Вы же вздуете нам цену до небес.
— Ну что вы, я же не парижский транжира, — ухмыльнулся господин Бадор.
— Да, но вы также не деревенский простак, — в тон ему ответил клерк.
Это скрытое обвинение в недобросовестности сошло в разговоре за обычную и безличную остроту, и адвокат-нормандец, полагая, что он уяснил себе мотивы приезда в Мур двух парижан, уставился на Луицци. Последний казался ему самым подозрительным. В самом деле, если один сошел с дилижанса, а другой — с почтовой кареты, то этот хлыщ прибыл в великолепной берлине, запряженной четверкой отменных лошадей. К чему бы это?
— А вы, сударь? — спросил он у Луицци. — Не сочтите за нескромность, но позвольте спросить, что привело вас в наши края?
— Лично я, — ответил барон, — приехал сюда почти по тем же причинам, что и все вы; я хочу поохотиться в тех же местах, что и господин приказчик, и наведаться в то же поместье, что и господин клерк.
Адвокат от удивления опешил, а клерк и приказчик недоуменно переглянулись и сказали одновременно:
— Ба! Так вы приехали на охоту в земли господина…
— Ба! Так вам нужно в поместье господина…
— Да-да, — ответил барон, делая вид, что припоминает, — на охоту во владениях господина… как бишь его… и осмотреть поместье господина… Забавно, не правда ли? Я, как и вы, становлюсь чрезвычайно забывчив порою! Помогите же вспомнить!
— По всей видимости, вы приехали к господину Рюпену, — задумчиво произнес приказчик.
— Наверное, вы желаете посмотреть на поместье Виленвиль, — в то же время проговорил клерк; оба высказали первое, что пришло им в голову, лишь бы не показать, что они захвачены врасплох.
