class="p1">Над одеялом торчали и подёргивались уши. Грэйс приподнялась на локте, и они с кроликом с одинаковым испугом посмотрели друг на друга. Не то чтобы Грэйс прежде часто встречалась с кроликами, но в голове её сложился определённый образ. Экземпляр, который сидел рядом на другой половине кровати, максимально этому образу не соответствовал. Кролик был явно не молод, местами плешив и имел какое-то злобное строение челюсти.
Грэйс аккуратно отодвинула одеяло и, не теряя зрительного контакта, вылезла из постели. На минуту она даже забыла о ране, но та услужливо заныла. Пол под ногами раскачивался, мебель затанцевала. Держась одной рукой за стены, а другой за голову, Грэйс неуклюже добрела до двери, сняла с гвоздя истрепавшийся в дороге плащ и повязала его на талии вместо юбки. Ручки не было, и она просто толкнула дверь.
Такие пейзажи гипнотизёры обычно велят представлять для погружения в транс: река с тихим течением, пологий берег; сверху укрывает купол безоблачного неба, а вокруг – лес. Жужжат пчёлы и стрекозы, воздух пропитался запахами мяты, сныти, запылённой лесной травы с медовым привкусом мелких соцветий. Странно, но от дурманящих ароматов в голове прояснилось.
Деревянное крыльцо нагрелось на солнце, и когда Грэйс босиком ступила на горячие доски, пальцы на ногах поджались от удовольствия.
Квин стоял на берегу и распутывал леску удочки. Его ботинки валялись под деревом, брюки были подвёрнуты до колен, но всё равно частично намокли. Рубашка навыпуск… От усердия на лбу выступил пот, и Квин смахнул его тыльной стороной руки. Грэйс вздохнула. Он обернулся, а она быстро выпрямила шею, будто вовсе не любовалась – любуются, как известно, с головой, склонённой набок.
– У меня кролик на кровати, – сообщила Грэйс.
Квин положил удочку на землю и направился к ней. Правое ухо вновь потянулось к плечу, но Грэйс старательно держала голову ровно.
– Я поймал самого уродливого, – ответил Квин. – Он очевидно не пушистый, но я не способен определить, милый ли он.
– Поэтому он ждёт моего одобрения?
– Скорее, неодобрения.
Нижняя ступенька скрипнула, потом ещё три, и вот уже Грэйс пришлось смотреть снизу вверх. А Квин снова щупал её лоб.
– Всё равно я не смогу обедать тем, с кем проснулась в одной постели.
– Я это предвидел. – С той же степенной медлительностью, с которой Квин распутывал леску, он развязал тесьму на рубашке Грэйс и склонился над вырезом, чтобы проверить рану. – Поэтому наловил рыбы для ухи. Хм, как ты относишься к убитой рыбе?
– Положительно, особенно с белым вином, – брякнула Грэйс.
– Есть пиво, но тебе нельзя, – сказал Квин серьёзно. – Пойдём, я провожу тебя обратно в постель.
Грэйс помотала головой.
– Я хорошо себя чувствую. Знаешь… – она о многом хотела сказать. О том, что этот домик знаком ей из одного очень странного сна. Грэйс хотела спросить, как себя чувствует Квин и когда можно будет отправиться дальше. Но вслух она произнесла другое: – Знаешь, там, откуда я родом, есть одна традиция. Даже не традиция, а строгое правило, нерушимое. Если рыцарь спасает девушку – и повелось так с давних, давних времён… – в награду ему полагается поцелуй.
Говорить об этом было удивительно легко, сделать – ещё легче. Тактично подождав возражений – секунды полторы, за которые Квин и выдохнуть не успел, – Грэйс приподнялась на носочки и поцеловала его.
Она попала в другой мир. Снова. Всё вокруг было таким же, как будто, только ощущалось иначе. Или мир остался прежним, но в нём заменили саму Грэйс.
Насильно закутанная в одеяло, она сидела на отвесном берегу и пальцами ног зачерпывала с поверхности воды солнечные блики. Трещал костёр. Квин, опустившись на корточки, помешивал уху и почему-то верил, что Грэйс боковым зрением не замечает его взглядов украдкой.
А Грэйс думала, что смогла спрятать улыбку.
– Мгновение, остановись, – пробормотала она, крепко зажмурившись. – Хотя… нет, не останавливайся совсем, просто задержись чуть подольше.
Она услышала удаляющиеся шаги, за ними скрип двери и какое-то шуршание. Открыла глаза Грэйс только тогда, когда Квин уселся на траву рядом с ней.
– Хотел показать тебе, – сказал он осторожно, – кхм… особенный вид магии, который тоже не работает.
И Квин протянул ей старый, поцарапанный, обмотанный проводными наушниками круглый плеер.
– Наверное, батарейки сели, – ответила она машинально. На этом слова и мысли закончились.
Они посмотрели друг на друга.
– Хочешь спросить, откуда это у меня? – спросил Квин.
Грэйс слабо кивнула.
– Много лет назад один хороший человек, мой друг, оставил мне в подарок музыку.
– Один хороший человек, – повторила Грэйс, сглотнув. В голове вращались колёсики – сперва быстро-быстро, чуть ли не истерично, а после замедлялись и с щёлканьем вставали на свои места.
– Мне нравилось слушать его истории – из разных миров. – Склонив голову, Квин внимательно наблюдал за ней. – А Сэму Маршаллу нравилось рассказывать. Его так и называли, рассказчиком. Ты ведь его дочь, Грэйс.
– А ты Квин… король Тарквин.
Мальчик, который не умеет улыбаться. Вопросы не прозвучали – в ответах не было надобности. Воображаемый механизм с колёсиками оказался проектором, который теперь показывал цветные слайды. Ох, у Грэйс тоже было несколько важных историй для ушей – не Квина, а короля Тарквина. О его пропавшей кузине, например… Но, видимо, не прямо сейчас.
– К сожалению, Сэм не упоминал той традиции, про рыцаря и девушку, – Квин ворвался в калейдоскоп. Пока Грэйс стремительно краснела, он – сама невозмутимость – расправлял одеяло на её плечах. – И я не уверен, верно ли мы поступили.
Ну безусловно! Простых рыцарей целовать можно, а с королями наверняка требуется специальное разрешение, одобренное королевским советом и заверенное королевской печатью.
– Я готова принести глубочайшие…
– Ведь ты первая спасла меня, когда отказалась уехать и храбро защищала мою спину. Скажи, Грэйс, существует ли подходящая традиция, кхм… нерушимое правило для такого подвига?
На одеяле уже не осталось складок, но Квин всё не убирал ладоней с её плеч. Грэйс выдохнула. Ей хотелось изобразить на лице очередную интригующую многозначительность, но губы расплылись в улыбке.
– Такое же, – она энергично кивнула. – Правило точно такое же.
20
«Нет»
Сказка об утре, которого не было
Спальня не была выдержана в каком-то определённом стиле. Все четыре стены пестрели разными цветами, на одной даже было нарисовано большое окно с видом на сад. Под потолком висел марокканский светильник, который по вечерам отбрасывал разноцветные узоры. С ним сочетался мягкий коврик с геометрическим орнаментом и кисточками по углам. А вот шторы на окне – настоящем, не
