«Устал комбриг. Да и как не устать?» — подумал Крылов. И вспомнил недавнюю сводку о численности войск. Чуть больше двух недель прошло, как бригада прибыла в Севастополь в составе 4 тысяч человек, а теперь в ней не насчитывалось и одной тысячи.
— Нет, нет, — сказал Крылов, когда Потапов собрался идти с ним на передний край. — У вас своих дел хватает. А сопровождающие у меня есть, — он кивнул на Кохарова. Осмотрюсь, потом уж поговорим…
Передовые окопы, по которым шел Крылов, не понравились ему: мелковаты, кое-где без ходов сообщения, и порой приходилось от траншей одной роты до другой перебегать по открытой местности. Командиры, которым он говорил об этом, как обычно, жаловались на твердый грунт, ссылались на то, что людей осталось мало и они устали, что впереди, скорей всего, наступательные бои, а не оборонительные, и глубокие окопы, вроде как, ни к чему. Крылов сердито отчитывал командиров, говоривших это, а сам все думал о том, что надо бы, если позволит время, послать отсюда группу командиров в бригаду Жидилова, пускай посмотрят, какие там окопы, пускай поговорят по-своему, по-флотски. И стыки между батальонами оказались тут не слишком надежные. Но с этим было проще: Крылов требовал тут же теснее сомкнуться подразделениям смежных батальонов и не уходил, наблюдал, как это делается.
Особенно обеспокоил его правый фланг бригады, где был стык с соседней 25-й Чапаевской дивизией. Некоторые лощинки тут не просматривались и не простреливались ни с той, ни с другой стороны. Прознай про них немцы, ударь небольшими силами, и пришлось бы потом в штабе ломать голову, как и почему противник прорвался. Знал Крылов каждый окоп, каждую выемку на переднем крае, но знал по штабным картам и схемам. Но если там дуги, обозначающие соседние подразделения, лежали плотно, то здесь бывало и по-другому. Вот зачем ему, штабному затворнику, полезно время от времени пройтись по переднему краю собственными ногами. Чтобы потом, в тишине штаба, точнее представлять себе обстановку.
Заметок в блокноте набралось достаточно, и он потом их со всей строгостью выложил полковнику Потапову. Потапов молчал, только все более мрачнел лицом.
Я им про оборону, а они мне про наступление, — говорил Крылов о командирах, которых укорял на переднем крае. — Начальник штаба армии не знает, каким оно будет, наступление, а они знают. Похвально, конечно, что рвутся вперед, но лучше идти вперед, имея за спиной крепкие позиции, нежели не знать, за что зацепиться, если вдруг придется пятиться, отбивая контратаки.
А Потапов все отмалчивался, и Крылов понимал — почему. Комбриг был человеком действия и ему, наверняка, тоже не по душе глухая оборона. Но пока что всем приходится закапываться в землю, организовывать взаимодействие огнем и войсками, минировать передний край, делать все так, будто век сидеть в обороне. Крылов не сомневался в Потапове: сейчас отмолчится, а потом сделает все, как надо. И он, пообедав в бригаде, со спокойным сердцем поехал к чапаевцам, где предстояло так же обойти по окопам весь передний край.
Небо все больше прояснялось, но самолетов по-прежнему не было видно ни одного, только разрывы одиноких снарядов время от времени тормошили относительную тишину фронта: немцы вели беспокоящий огонь по площадям. Миновав неглубокую лощину, машина перемахнула взгорок, откуда хорошо просматривался Камышловский овраг. Проглянувшее солнце высвечивало дали так рельефно, что захотелось остановиться и хорошенько разглядеть то, что из окопов не больно-то было видно. Но машина нырнула в очередную лощину, со склонами, сплошь заросшими дубняком и кустарником.
Останови, — сказал Крылов, тронув шофера за рукав. Торопливо выбрался из машины и пошел в заросли.
До вершины этой небольшой высотки недалеко, дубки здесь стояли редко, а кустов и вовсе не было, будто они боялись вылезать на самую макушку. Внизу виднелась пестрая «эмка», съехавшая с дороги, уткнувшаяся капотом в кустарник. А с другой стороны, как на ладони, открывался весь Камышловский овраг — живописная долина с резко обозначенными склонами. Вечернее солнце, пробивавшееся в разрывы туч, ярко освещало восточную сторону, занятую немцами. Так ярко и так широко Крылов никогда не видел этих мест и теперь стоял, прижавшись к изогнутому стволу дубка, смотрел, запоминал.
Далеко сзади рванула тяжелая мина, но Крылов только присел, — взрыв был неопасен. И Кохаров с моряком-командиром из штаба 79-й, сопровождавший их по расположению бригады, тоже не двинулись с места. Вторая мина взорвалась так же далеко, но с другой стороны, что заставило обеспокоиться: это могло быть случайностью, но могло быть и классической вилкой. Крылов последний раз окинул взглядом панораму переднего края, решив, что пора уходить. И тут совсем близко рванула еще одна мина. Сзади толкнуло горячим ветром, сильно ударило чем-то по спине, по левой лопатке, едва не сбив с ног. Но он устоял, обернулся. Кохаров неподвижно лежал на земле. И моряк тоже лежал, но все пытался подняться, опираясь на подламывающиеся руки.
И тут откуда-то прибежали несколько бойцов. То не было никого, а то — вот они. Видно были близко, да не показывались, наблюдали за командирами, безбоязненно разгуливающими на виду у немцев.
Несите раненых к машине, — приказал Крылов. — Там внизу «эмка» стоит. Скажите водителю, чтобы вез прямо в медсанбат, меня не ждал.
И сам пошел вниз по склону, чувствуя неожиданную слабость в ногах. Боли никакой не было, но все вокруг словно бы изменилось вдруг, то ли солнце заходило, то ли туман опускался. «Контузило меня что ли?» — подумал как-то отчужденно, будто не о себе.
Продираясь через кустарник, услышал чей-то голос:
— А старший лейтенант-то мертвый.
Крылов с горечью мотнул головой. — «Не уберег адъютанта командарма!» Попытался идти быстрее, но ноги не слушались. Выбравшись на дорогу, остановился, покачиваясь, не зная к чему прислониться. Будто сквозь туман увидел уходящую на скорости «эмку».
Опустела дорога, а он все стоял, не решаясь позвать кого-нибудь, думая, что затмение это должно пройти.
Увидел мчавшуюся по дороге пустую полуторку, видимо, доставлявшую на передовую боеприпасы, с трудом поднял руку. Но в кабину забрался без помощи шофера. Сидел и все думал, что такое с ним случилось? Попробовал закурить — не получается. Что-то все мешало ему делать самое простое, даже думать. Уже когда ехали по городу, с трудом сообразил, что спуститься в подземелье штаба по крутой лестнице он не сможет, и попросил шофера подрулить к домику неподалеку, в котором иногда отдыхал.
Вылезая из кабины, Крылов вдруг увидел кровь, капавшую из рукава бекеши, и понял, что ранен. С трудом открыл дверь, опустился на диванчик, снял телефонную трубку, попросил соединить со штабом. Услышал голос Ковтуна:
— А мы вас везде разыскиваем…
Потребовалось усилие, чтобы спокойно сказать обычное и простое:
— Я у себя в домике. Поднимитесь ко мне. Но никому об этом не говорите.
Больше он ничего не помнил.
Очнулся от того, что кто-то стаскивал в него бекешу. Увидел рядом Ковтуна и начальника медико-санитарного отделения Соколовского.
— Счастлив ваш бог, — сказал Соколовский, — осматривая его спину. — Но надо сейчас же в госпиталь.
— А может, ограничимся перевязкой? спросил Крылов, подумав, что теперь, перед общим наступлением, никак нельзя отлучаться из штаба.
— Только в госпиталь. Машина со мной.
Прибежал посыльный, стрельнул испуганным взглядом по окровавленной бекеше, сказал, что командарм срочно требует к себе майора Ковтуна.
Петров стоял возле входа в каземат, тер озябшие руки.
Где вы пропадаете? Ни вас, ни Крылова. Узнали, где Крылов? — И уткнулся взглядом в темное пятно на гимнастерке. — Откуда на вас кровь? — спросил испуганно и тихо. И вдруг закричал: — Что вы от меня скрываете? Где Крылов? Что с ним?!
— Николай Иваныч ранен, — выговорил Ковтун. — Рана несерьезная. Соколовский увозит в госпиталь…
— Какая ж несерьезная, если в госпиталь?!
И сорвался с места, пошел, почти побежал к домику, стоявшему в переулке метрах в ста от каземата. В дверях увидел военврача Соколовского, с трудом поддерживавшего почему-то показавшуюся маленькой и грузной фигуру Крылова.
— Почему в госпиталь, если рана несерьезная? — спросил сердито.
— Очень серьезная, — в тон, так же сердито ответил Соколовский. — Обширная глубокая рана, пробита левая лопатка, а там… он пожал плечами. — Хорошо, что рану заткнуло мехом бекеши, а то бы кровью истек. Есть и еще две раны. Надо все осмотреть. Может, на Большую землю придется…
— Адъютанта вашего не уберег, — сказал Крылов.
Петров ничего не ответил, помог усадить его в машину и стоял, смотрел, как она разворачивается и медленно уходит по переулку.
— Ну и силища у человека! — сказал через минуту стоявшему рядом Ковтуну. — С таким ранением самому добраться до машины, приехать и ничего никому не сказать…
