Официант тем временем расставлял тарелки на маленьком столике в углу: толстые куски ростбифа, вареная морковь, запеченный картофель, здесь были два краба с мягкими панцирями, горка зеленого горошка и яблоко под зеленым соусом.
— Я велел своему секретарю заранее выяснить, что вы любите, — любезно заметил Раш.
— Вот это да! — Либерти наградила его подобием улыбки.
От такого внимания ей стало еще больше не по себе. Раз он знает о ее слабости к мэрилендским крабам, то не ведомы ли ему и другие ее грешки?
Раш отпустил официанта и пододвинул ей кресло.
— Надеюсь, вам понравится праздничный ленч. С днем рождения, Либерти! — Он уселся напротив и взмахнул салфеткой.
Она заметила, что на его тарелке всего по четыре: четыре куска ростбифа, четыре морковки, четыре картофелины.
— Что за смысл в четырех? — поинтересовалась она.
Он улыбнулся, продолжая кромсать ростбиф:
— Вы и вправду потрясающе наблюдательны. В детстве у меня всегда было по четыре шоколадки на целый день. Мне не хочется забывать, что в свое время я обходился малым. Как видите, не вы одна пережили тяжелое детство.
— Вижу, — ответила она бесстрастно и направила вилку на краба.
— Надеюсь, вы не страдаете отсутствием аппетита, тем более в свой день рождения, не принадлежите к числу странных женщин, косо глядящих на еду как таковую? Скажем, моя дочь… Вот кто любит поесть! Иногда мне кажется… — Он задумался. — Кажется, она проглотила бы весь мир, дай ей волю.
— Отчего же, я тоже люблю поесть, — в доказательство Либерти отправила в рот микроскопический стручок гороха, — но не люблю делать из еды культ. Кстати, у Кит было такое же тяжелое детство, как у вас?
Он посмотрел на нее так, словно не понял вопроса.
— У Кит ведь не было отца, — пояснила Либерти.
— Ну, не знаю… Китсия вполне могла заменить ей обоих родителей.
— И вас не интересует, кто отец Кит?
— Нисколько. Я и так знаю, кто это.
— Неужели? — Либерти чуть не прикусила язык. — И кто он, по-вашему?
— Уймитесь же наконец! — урезонил он ее с улыбкой. — Арчер правильно вас охарактеризовал как чрезвычайно прямодушного ребенка. — Он замолчал и стал тщательно пережевывать мясо — судя по всему, Раш считал, что правила интервью задает он сам. — Вернемся лучше к «Последнему шансу»: вся эта история очень сильно повлияла на всех нас.
— В каком смысле? — рассеянно спросила Либерти. Она сильно сомневалась, что Раш действительно знает, кто является отцом Кит. Да и откуда бы?
— До недавнего времени киностудия «Горизонт» была особой гордостью Арчера…
— Не мудрено. — Либерти ухватила пальцами крабью клешню и озадаченно на нее уставилась. — Обходится без рабского труда, никаких скандалов с юными жительницами Тайваня, слепнущими над сборкой микросхем. Это уже повод для гордости.
Ни рака, ни сколиоза. — Она заметила, что Раш словно застыл с ножом и вилкой в руках. — Кажется, не одной Кит иногда приходится усмирять прессу, — бросила она небрежно.
Ее собеседник мгновенно пришел в себя и хитро усмехнулся:
— Да уж, не одной ей! Ситуация с Комиссией по биржам и ценным бумагам очень серьезна. — Раш так осторожно попробовал вино, что Либерти испугалась, как бы он не послал за другой бутылкой.
— Я удивлена тем, что пресса малюет Ренсома одной черной краской, при том, что у его компаньона репутация человека, умеющего затыкать прессе рот. У вас что, упадок сил?
— Вы мне льстите.
— Даже и не думала.
— По-моему, это не имеет отношения к нашей беседе про двух кошечек.
— Всего несколько дней назад я тоже так считала, но сейчас придерживаюсь иного мнения. История с комиссией может отрицательно повлиять на карьеру Кит. — Либерти тут же почувствовала, что довод звучит неубедительно. Она тщательно вытерла рот салфеткой и теперь следила, как официант убирает тарелки, осторожно переступая через вытянутые ноги Раша.
Бросив свою салфетку поверх стопки посуды, Раш потребовал трубку.
— Кофе, чай?
— Чай, пожалуйста. — Она успела съесть всего половинку краба и четыре гороховых стручка, поэтому переходила на диван под аккомпанемент голодного урчания в желудке.
Устроившись в противоположном углу дивана, Раш стал набивать трубку. Либерти обратила внимание на то, что он либо держит руки в карманах, либо находит для них дело — как сейчас, с трубкой.
— Кстати, как здоровье моего компаньона по падению в лифте Тони Алварро?
— Как будто получше, — ответил Раш вяло.
— Я понимаю, насколько вы заняты, — Раш молчал, — но хотелось бы узнать побольше про «жутких сестренок». Каких свойств матери недостает, по-вашему. Кит?
— Китсия Рейсом — замечательная художница. Кстати, мы с ней давние друзья…
Либерти задала последний вопрос в надежде, что Раш начнет критиковать Кит, но, к ее удивлению, неожиданно добилась большего. Она почувствовала прилив сил.
— Раз вы такие друзья, почему Китсия отказывается продавать вам свои произведения?
Даже если бы Либерти сказала ему, что его дочь только что сбежала с «Ангелами ада», он бы не был так ошеломлен. Но теперь она не знала жалости.
— По словам месье Верньер-Планка, вы неоднократно пытались приобрести несколько композиций из цикла «Кассандра», даже предлагали втрое больше рыночной цены?
Его лицо осталось спокойным, только голос выдал удивление, если не огорчение.
— Ну да, пытался. Этот цикл кажется мне особенно удачным.
— Все-таки любопытно, почему вам так хочется заполучить скульптуру, изображающую жену Арчера Ренсома?
— Так вы и про нее знаете?! — На этот раз голос его прозвучал так пронзительно, что слова, отразившись от стен, заметались по просторному кабинету. Она была готова нанести следующий удар, но тут вмешался коммутатор. Раш, бросив на нее угрожающий взгляд, нажал кнопку.
— Простите, мистер Александер, звонит сенатор Пирс. Он говорит, это срочно.
Раш нажал другую кнопку… и неожиданно заулыбался.
— Эбен, мой мальчик! Чем могу быть полезен? Неужели?
Не знал… — Раш указал на аппарат у Либерти под локтем. — Это вас.
— Здравствуйте, сенатор! — Она старалась не смотреть на Раша.
— Надеюсь, ты не станешь возражать, если я подпущу в твое интервью немножко страха? — вкрадчиво заговорил Пирс.
— Немножко?
— Скорее всего его сейчас хватит приступ паранойи.
— Вот уж спасибо!
— Слушай, я говорил с Тони Алварро. Он утверждает, что падение лифта не случайность, так что ты там поосторожнее!
Между прочим, ночью ты творила чудеса!
— Да ладно! — Она покраснела. Раш смотрел на нее в упор. — Рада, что у вас все получилось.
— Получилось?! Пять раз! Я снова чувствую себя мальчишкой.
