— С тобой — все. Но там еще…
— А кого ты сегодня будешь снимать?
Бережковский не выдержал, рявкнул:
— Блядей на Тверской! Дай мне работать!
Жена, конечно, обиделась:
— Я просто хотела поговорить… А ты…
И дала отбой.
Бережковский тяжело вздохнул, включил автоответчик.
— У вас шестнадцать новых сообщений, — сказал металлический голос. — Сообщение первое. — И голосом Елены: — Здравствуйте, Андрей Петрович! Это Елена из Салехарда. Ваш автоответчик сообщает, что вы уехали на все лето, и просит, чтобы вам не оставляли сообщений, а звонили на мобильный. Но у меня нет вашего мобильного, а вот то, что вам никто не будет оставлять сообщений, — это замечательно! Значит, теперь вся пленка автоответчика — моя, я могу звонить в любое время и говорить все, что хочу! Класс! Хотя… Что ж мне сказать? Ведь я опять без вас… Был только миг, когда вы мне звонили, лечили своим голосом и требовали меня к себе. А теперь… Знаете, сегодня ночью я подходила к окну и смотрела на звезды. Они так далеки, и свет их так холоден, как ваш голос в конце нашего последнего разговора. Я смотрела на них и хотела улететь к вам, но все окна в моем доме муж плотно закрыл. И я, прижав ладони к стеклу, тихо плакала. О чем? Я не знаю…
Что-то клацнуло, после чего автоответчик сказал:
— Сообщение второе. — И снова голос Елены: — Здравствуйте, мой Мастер! «Мастер» по-английски «хозяин», и вы теперь полный хозяин той жизни, которую подарили мне, вылечив меня своим голосом. Сегодня я снова услышала вас, вы сказали: «Здравствуй, дорогая!» И я проснулась в слезах. Как, оказывается, мало нужно для счастья! Потом я уснула, и мне приснилась вкусная ночь. Мне приснились ваши губы, ваш запах и ваши ласки — так, как вы описали их в истории о Бисмарке. И все было хорошо, все было так хорошо… Господи, ведь вы даже не знаете, что вы для меня сделали! Вы не знаете, что в той стадии, на которой они поймали мою онкологию, мне уже не было спасения, метастазы должны были появиться и после операции. А они — исчезли! Вы убрали их своим голосом! И я могу жить, как Солженицын после «Ракового корпуса», — хоть тысячу лет!.. Я хочу похвастаться, можно? Слышите — это я включила музыку. А знаете почему? Потому что я теперь шикарно выгляжу — в коротком плаще, с шапкой густых волос и — два океана глаз, которые еще несут в себе свет нашей встречи во сне. Мужчины просто дуреют, вы бы их видели!!! Представьте себе — мне предложили работу! И какую! Вы никогда не поверите! Мне в мои двадцать семь предложили вернуться на подиум и рекламировать женское белье! Да-да, у нас тут открылась сеть парижских бутиков для жен богатых нефтяников, и меня просят стать лицом этих бутиков, а точнее — фигурой. Правда, для этого мне нужно чуть-чуть пополнеть. Иначе наши нефтяницы не смогут представить себя в моих нарядах. Но не беспокойтесь, Андрей Петрович, я не выйду из ваших стандартов — девяносто, шестьдесят, девяносто…
Снова «клац-клац», и опять автоответчик:
— Сообщение третье. — И солидный мужской баритон: — Андрей Петрович! Это «Мобиль», мы в отчаянии! Вы же обещали!
— Сообщение четвертое…
Голос Елены:
— Что еще рассказать вам, мой Мастер? Я загружаю себя делами и хочу свернуть горы, чтобы не думать, что я уже десять дней прожила без вашего голоса! Десять дней! А сколько их еще будет! Я тоскую и боюсь заболеть…
— Сообщение пятое…
— Здравствуйте, мой мужчина! Я выпала из времени и пространства. Наверное, со стороны это выглядит как помешательство, но что же мне делать? Ведь я выздоровела и вернулась к жизни благодаря вам, и теперь… Да, теперь я хочу вас! Я хочу целовать ваши губы и медленными, медленными поцелуями опускаться к вашим плечам, к вашей груди…
Бережковский, сидя на диване, сделал нетерпеливое движение.
Голос Елены сказал:
— Нет, не двигайтесь! Замрите, я все сделаю сама… Но сначала… Подождите, сначала я погашу свет, принесу свечи и включу БГ… Слышите?
И действительно, стало слышно, как поет Борис Гребенщиков: «Слишком много любви…»
А голос Елены, накладываясь на эту песню, продолжил:
— Вот… Нет, чуть громче… А теперь… Теперь я начинаю раздеваться… Это стриптиз для вас, дорогой… Это танец жизни… Я жива!.. Я снова жива и хочу любви!.. И я обнажаюсь, я снимаю все… Абсолютно все… И прихожу к вам… И касаюсь вас… Нежно касаюсь вас своей грудью… Нет, не двигайтесь! Я же сказала — я все сделаю сама… Замрите! Вот так… Я склоняюсь к вам и целую ваши плечи… О, как вкусно ты пахнешь, милый!.. А теперь грудь… Да, мои волосы скользят по твоей груди… Все ниже… ниже… — И под нарастание музыки: — О!.. О-о!.. О-о-о-о!!! О мой дорогой!..
Громкий стук в дверь.
Бережковский, вскочив с дивана, выключил автоответчик, подбежал к двери и хрипло спросил:
— Кто там?
Никто не ответил, но он все же открыл.
Вошла жена.
— Андрей, — сказала она, подозрительно оглядываясь, — что тут у тебя происходит?
— Я же тебе запретил сюда… — произнес он все еще хриплым голосом.
Но она, не слушая, стала медленно обходить студию. И спросила:
— А что у тебя с голосом?
Бережковский жадно отпил прямо из чайника, потом сказал:
— Я работаю! И я тебе запретил сюда приходить!
— Да? Интересно, с каких это пор ты работаешь под Гребенщикова?
— Какого Гребенщикова?
— Ну какого, какого! Сколько у нас Гребенщиковых? Я шла по улице и услышала БГ из твоего окна…
— Мои окна на восьмом этаже! Как ты могла услышать?
Жена подошла к музыкальному автомату, осмотрела его и нажала кнопку.
«Офицеры! Офицеры! — грянул автомат. — Ваше сердце под прицелом!..»
Она испуганно отскочила.
Бережковский выключил автомат, сказал насмешливо:
— Так, еще одна Каменская… — И мягко попросил: — Иди отсюда! — И, обняв ее за плечи, повел к выходу. — И пожалуйста, запомни: никогда не приходи сюда! Я здесь работаю! Рабо-та-ю!
— Как ты работаешь, — сказала она у двери, — когда у тебя даже компьютер выключен?
Но он уже взял себя в руки. И язвительно усмехнулся:
— Дорогая, ты забыла. Я не компьютерщик, я писатель. Иди!..
Сбросив с плеча его руку, она остановилась в двери.
— Между прочим, у меня появился поклонник.
— Да? Поздравляю.
— Да! Представь себе: на Лесной останавливаюсь на красный, и вдруг справа прямо в окно машины влетает мобильник. Смотрю, а это водитель «КрАЗа», который за мной от Красноармейской тащился. Теперь он мне регулярно звонит — на свой собственный мобильный, представляешь?
— Передай от меня привет, скажи: я ужасно ревную! Иди!
Мягко вытолкнув жену, Бережковский торопливо запер дверь на ключ, задернул шторы на окнах и, прислушиваясь к тишине, включил автоответчик.
— Сообщений больше нет, — заявил автоответчик все тем же металлическим женским голосом.
— Как нет?! — вскричал Бережковский. — А шестнадцать?! — И замер в ужасе. — Блин! Я стер! Я не то нажал! — И схватился за голову. — Дебил! Идиот! Боже мой! Что я наделал?! — И стал нажимать все кнопки. — Ужас, я все стер! Я все стер! Какой кретин! Господи! Как же быть?
Выдвинув ящики своего письменного стола, он стал шарить и рыться в них, выбрасывая какие-то бумаги и говоря сам с собой:
— Ну пожалуйста! Ну пожалуйста, балда несчастная, найди ее телефон! Ну найди!.. Нету! Я выбросил! Я же тогда все выбросил, кретин несчастный!..
Телефонный звонок. Бережковский хватает трубку.
— Да! Слушаю!
— Бережковский Андрей Петрович? — спросил женский голос.
— Да! — нетерпеливо сказал Бережковский. — Слушаю!
— Вы не собираетесь продавать квартиру?
— Что-что?
— Это агентство по продаже недвижимости. Вы не собираетесь продать…
— Да пошла ты! — швырнул он трубку.
Потом, успокаиваясь, прошелся по студии, постоял у двери на террасу.
Осенняя Москва сняла раздражение и досаду, он подошел к телефону, набрал короткий номер.
— Междугородняя, семнадцатый, — ответили ему.
— Примите заказ. Салехард, больница имени Губкина, хирурга Гинзбурга.
— Заказ со справкой — тридцать рублей, и за вызываемое лицо еще…
— Я знаю, знаю.
— Ваш телефон и имя, пожалуйста.
— 205-17-12. Бережковский Андре…
— Ой, Андрей Петрович, — перебила телефонистка, — а я вас не узнала, богатый будете!
— Спасибо.
— Да вы уже богатый, куда вам больше? Я вас вчера по телику видела.
— Спасибо.
— Я же вас соединяла с этой больницей, что же вы номер-то не записали? Пишите: код Салехарда 349-22, номер больницы 3-67-45. Соединяю, не кладите трубку… Алло, Андрей Петрович!
— Да, слушаю!
— Гинзбург выходной, с дежурным врачом будете говорить?
— Нет, спасибо, мне нужен Гинзбург.
— А как его звать?
— Я не помню.
— Ладно, сейчас поищу его домашний. Я, конечно, не имею права, но для вас… В конце концов, сколько Гинзбургов может быть в Салехарде?.. Вот, один нашелся морозостойкий… Запишите: Гинзбург Семен Львович — 2-95-17. Соединяю, говорите.
