«И у Джереко?»
– И у него тоже, – ответила Чандрис.
Несколько мгновений Роньон испытующе смотрел ей в лицо. Потом складки на его лбу разгладились, и он улыбнулся. «Хорошо, – жестами показал он. – Я верю вам».
– Вот и славно, – сказала Чандрис, терзаясь ощущением вины. «Можно ли считать это ложью, – с неуютным чувством подумала она, – если у тебя самые добрые намерения, но ты не имеешь ни малейшего понятия, как выполнить свое обещание?» – Ты знаешь, в котором часу господин Форсайт вернется сюда утром? – спросила она.
«Он сказал, в девять, – ответил Роньон. – Вы хотите поговорить с ним о Джереко?»
Чандрис протянула руку и взяла его ладонь.
– Спасибо тебе, – негромко произнесла она, сжимая пальцы Роньона и поднимаясь на ноги. – Увидимся утром.
Гигант улыбнулся ей, точь-в-точь как ребенок, которому сказали, что он хороший мальчик.
«Доброй ночи, Чандрис, – показал он. – Желаю вам приятных снов».
Чандрис судорожно сглотнула.
– И тебе тоже, Роньон.
Она отправилась к выходу. Роньон с улыбкой смотрел ей вслед.
После происшествия с «Газелью», которое едва не закончилось катастрофой, пребывание Форсайта на Серафе перестало быть тайной, и губернатор планеты предложил высокопоставленному гостю апартаменты в лучшем отеле и помещение под временный офис. Форсайт принял второе, а от первого отказался; его корабль был достаточно комфортабелен, вдобавок там ему было проще держать на расстоянии чересчур любопытных представителей прессы.
Он сидел в рубке управления, держа в руке бокал и разглядывая через посадочный иллюминатор звездное небо. Было почти три часа утра, и он устал как никогда в жизни.
И был в той же мере испуган, хотя нипочем не сознался бы в этом.
Он был вынужден признать, что СОЭ поработали на совесть. За семь часов после начала вторжения Пакса они собрали внушительный флот из боевых кораблей, вооруженных патрульных катеров и даже научных станций и спутников, которые можно было превратить в огневые точки. Задолго до прибытия «Комитаджи» к Серафу все оборонительные средства планеты были наготове.
Но от них не будет ни малейшей пользы.
Вздох Форсайта мрачным эхом разнесся по пустой рубке. «Комитаджи» слишком велик, слишком могуч и неуязвим. СОЭ могли бросить против него все, что было в их распоряжении, но этого недостаточно, чтобы всерьез угрожать его защите. Когда рассеется дым сражения, «Комитаджи» останется там, где и был.
А именно – на орбите возле беззащитной планеты.
Форсайт пригубил напиток, не чувствуя его вкуса; он пытался представить себе дальнейшее развитие событий. Во время битвы за сеть командир «Комитаджи» взорвал свою ракету «Адский огонь», чтобы не уничтожить без нужды опорный корабль ускорителя. Проявит ли он такую же милость к захваченной планете и ее населению?
Или степень его снисхождения будет зависеть от того, насколько быстро обреченный мир сложит оружие, и меры возмездия ужесточатся с каждым выстрелом СОЭ, оставившим отметину на корпусе «Комитаджи»?
Форсайт распорядился не сообщать жителям Серафа о готовящемся нападении, отчасти оправдывая свое решение стремлением дать людям спокойно провести последнюю ночь. Поймут ли они его завтра утром?
И, что еще важнее, поймут ли его служащие СОЭ, которые проведут эту ночь без сна, если он разом перечеркнет их колоссальные усилия и отдаст Сераф Паксу без единого выстрела?
Как должен поступить в такой обстановке нормальный Верховный Сенатор? Тешить себя тем, что обе стороны понесут максимально возможный урон? Превратить триумф алчного Пакса в пиррову победу, вынудив его уничтожить большую часть того, что он стремился завоевать?
Или же его долг в том, чтобы смириться с неизбежным и отдать планету целой и невредимой, сберечь жизнь людей, которым он поклялся служить?
Форсайт прикоснулся к подвеске на своей груди, возвращаясь мыслями к заседаниям Верховного Сената, которые он посещал на Ахаре. Как бы ни раздражали его ангелы на шеях коллег, он не мог не отметить их спокойствия и уверенности. Они были абсолютно убеждены в правильности своих решений, в том, что их действия наилучшим образом отвечают интересам жителей Эмпиреи.
Было ли их спокойствие всего лишь иллюзией, побочным эффектом отупляющего влияния ангелов?
Или они и впрямь наделяли своих хозяев мудростью?
Форсайт не знал этого. И все сильней убеждался в том, что вряд ли когда-нибудь узнает. Даже если он немедленно заберет ангела у Роньона, его воздействие не успеет помочь ему найти выход до появления «Комитаджи».
Но он, по крайней мере, выбьет почву из-под ног Джереко, вздумай тот заговорить.
Форсайт насмешливо фыркнул. Кого он пытается обмануть? Ничто не заставит Джереко молчать. У парня свои планы – точнее, планы Пакса, – и в ту самую минуту, когда рядом окажется слушатель, он даст волю языку. Верховный Сенатор Аркин Форсайт, высокопоставленный чиновник Эмпиреи, совершил преднамеренное преступление.
Скрыть это не было возможности. Форсайт не мог даже противопоставить свое слово слову Косты. Роньону все известно, и, как ни старался Форсайт привлечь его на свою сторону, правда непременно выплывет наружу, едва начнется допрос. Роньон слишком честен, слишком простодушен, чтобы изобретать увертки и отговорки. Он не станет лгать.
Что скажут жители Серафа, узнав об этом? Что подумает Пирбазари, что подумают офицеры и солдаты СОЭ, продолжавшие трудиться ночь напролет?
Форсайт отлично представлял их реакцию. Еще месяц назад подобное разоблачение стоило бы ему карьеры. В нынешней обстановке оно грозило куда более тяжкими последствиями.
Что бы он теперь ни приказал жителям Серафа, его решение объяснят корыстными побуждениями продажного политика. Он велел сдаться без боя? Его подкупил Пакс, чтобы заполучить планету со всеми ее богатствами. Он приказал сражаться до последнего человека и последнего корабля? Его подкупил Пакс, чтобы истощить ресурсы СОЭ, бросив их в безнадежную схватку с неуязвимым кораблем. Так или иначе, воцарятся смятение и хаос, порождая подозрения и враждебность по отношению к руководству Эмпиреи.
И сложит ли Сераф оружие до боя или после него, те же подозрения охватят сотни партизанских отрядов. Разгневанные люди обратят свой стыд и злость на Форсайта против оккупантов, проливая все больше крови, даже если Пакс решит, что Сераф не стоит усилий по его усмирению и сожжет планету.
И все из-за того, что Коста проник в его тайну.
Вернее, если Форсайт позволит ему разгласить ее.
Внутренний голос нашептывал Форсайту древнюю заповедь политики: «максимум пользы для большинства». Окажись Коста опасен одному ему, все было бы иначе. Форсайт принял решение и был готов к последствиям. Это была еще одна из наук, усвоенных от отца.
Но теперь речь шла не только о нем. Джереко представлял угрозу для всего народа Серафа, для всей Эмпиреи. Для людей, которых Форсайт поклялся защищать.
В самый разгар военных действий Джереко признался, что он шпион Пакса, и тем самым подписал себе смертный приговор.
Из кабинета послышался мелодичный звон – старинные отцовские часы пробили три утра. Нет ничего проще, подумал Форсайт; эта мысль явилась ему откуда-то издалека, словно порождение чужого разума. Он приедет в Здание Правительства к девяти часам, как и обещал Пирбазари и Роньону. Он войдет к Косте один, чтобы допросить его. Под пиджаком будет спрятан запасной пистолет Пирбазари. Испуганный вскрик, приказ «Не двигаться!», одиночный выстрел – и все будет кончено. В этот час рабочий зал наполнен клерками и младшими чиновниками, и потом они выступят свидетелями, рассказав, что слышали.
Быть может, Форсайту повезет. Может быть, Коста действительно попытается напасть на него, как только он войдет в кабинет. Это еще больше облегчит его задачу.
Форсайт устало поднялся на ноги и побрел в сторону кормы, собираясь поспать хоть несколько часов. Он сказал себе, что в пять минут десятого все будет кончено. Коста умолкнет навсегда, и он сможет без оглядки дать бой «Комитаджи». Максимум пользы для большинства.
По пути в каюту он осушил бокал до дна. И вновь не почувствовал вкуса напитка.
Глава 40
– Расслабьтесь, девушка, – посоветовал Ханан. Чуть задыхаясь, он преодолел пятнадцать ступеней и зашагал к главному входу в Здание Правительства, постукивая по мрамору кончиком сложенного зонтика. – Ты знаешь, что нужно делать и на что способен наш умник. Все будет нормально.
– Надеюсь, – пробормотала Чандрис и, коротко взглянув на него, подошла к двери. Ее тревожил не столько замысел Ханана, сколько он сам. Несмотря на его громогласные настойчивые заявления, будто бы эта короткая прогулка ему не повредит, девушка чувствовала, что при каждом шаге его пронизывает боль.
Но Ханан ничем этого не выдавал.
– Я в порядке, – то и дело повторял он. – Если ты успеешь найти нужные имена, не задерживаясь у плана здания, все пройдет гладко, как по маслу. Максимум десять минут – и дело в шляпе.
