Меж тем замужество Клары сделало свое дело. Мысли Ричарда были всецело заняты им, и это помогло ему, когда он приехал в Лондон, спокойно встретить неприятное известие, что его отец и не собирается с ним встречаться. В гостинице Адриена ждало письмо, в котором было сказано: «Задержи его до тех пор, пока не последует распоряжения с моей стороны. Покажи ему общество во всех видах».
Больше в письме ничего не говорилось. Адриену пришлось сочинить, что баронет уехал в Уэльс по какому-то срочному делу и вернется не раньше, чем через неделю. За всеми дальнейшими соображениями и советами касательно того, чем занять молодого человека в городе, он обратился к миссис Дорайе.
— Предоставь его мне, — сказала она, — я сумею управиться с ним. — И она действительно сумела.
«Может ли хоть кто-нибудь утверждать, — спрашивает «Котомка пилигрима», — что он не является игрушкой в руках женщины?»
Миссис Дорайя не хотела слушать никаких похвал по адресу Люси.
— Мне думается, — сказала она, когда Адриен, пожав плечами, стал было ей возражать, — больше того, я глубоко убеждена, что какая-нибудь простая судомойка может обвести вокруг пальца любого из вашего брата — мужчину, ей нужно на это только время и удобный случай. — Говоря о повадках женщин, она настраивала свою совесть на необходимость разлучить юную чету и держать молодоженов в отдалении друг от друга до тех пор, пока отец Ричарда не даст свое согласие на то, чтобы они снова зажили вместе, соединенные своими нечестивыми узами. Без тени раскаяния или понимания, что она делает нечто ни с чем не сообразное, она поносила своего брата и вместе с тем содействовала исполнению его воли.
Так вот миссис Дорайя распоряжалась своими марионетками, счастливыми, или печальными, или ко всему равнодушными. Явно наперекор своему твердому решению и потоку Обуревавших его чувств, Ричард оказался стоящим позади Клары в церкви, той самой, где незадолго до этого венчался сам, и услыхал отчетливо произнесенные слова:
«Я, Клара Дорайя, обручаюсь с тобою, Джон Пембертон…» Он стоял, нахмурив свои черные брови, безжалостно разглядывая плоды усилий парикмахера и портного, изрядно потрудившихся над внешностью невозмутимого жениха. Затылок и большая часть темени мистера Тодхантера облысели; затылок его блестел, как яичная скорлупа, но темя великий искусник прикрыл двумя длинными полосками волос и так ухитрился их разместить, что только самый придирчивый взгляд мог различить под ними голый череп. Единственное, на что претендовал будущий супруг, — это иметь благопристойно моложавый вид. У него была крепкая грудь, мощное телосложение и преимущественно веселое лицо. Словом, миссис Дорайе не к чему было придраться в наружности будущего зятя, да она и не придиралась. Ее великолепные волосы, широкая удовлетворенная улыбка озаряли церковные своды. Приводить в движение марионеток — это ли не удовольствие для практичного животного! Барышни Фори, которых было пять, и еще мисс Дорайя, их кузина, стояли с таким видом, с каким обычно стоят на подобных церемониях девицы на выданье — счастливые, печальные или безразличные ко всему; с улыбкой на губах и с подступающими к глазам слезами. Тут же присутствовала старая миссис Тодхантер, совсем маленькая старушка.
— Никак нельзя, чтобы мальчик мой Джон женился, а я этого не увидела, — сказала она и на протяжении всей церемонии не переставала громко расточать похвалы мужественному поведению своего Джона.
На палец Клары надели кольцо; на этой, исполненной здравого смысла, свадьбе оно никак не могло потеряться. Стоило только священнику напомнить о нем, как Джон незамедлительно вытащил его из кармана и всунул в него палец холодной, безучастной руки невесты с таким деловым видом, как будто он заранее разучил эту роль. Миссис Дорайя посмотрела на стоявшего сзади Ричарда. Ричард заметил, что Клара растопырила пальцы для того, чтобы жениху было легче проделать весь этот ритуал.
Исполнив все, что от него требовалось, Ричард сказал тетке:
— Ну, а теперь я пойду.
— Как, ты не останешься завтракать с нами, дитя мое? Семейство Фори…
— Я представлял здесь нашу семью и больше от меня ничего не ждите. Смаковать ваше угощение и прикидываться веселым я не стану.
— Ричард!
— Прощайте.
Цели своей она достигла, и теперь разумнее всего было ему уступить.
— Ну хорошо. Пойди поцелуй Клару и попрощайся с ней. Прошу тебя, будь учтив.
— Он уезжает, — сказала она, повернувшись к Адриену. — Ты должен ехать вместе с ним и найти какой-нибудь способ удержать его здесь, иначе он умчится к этой особе. Не будем тратить попусту слов. Поезжай!
Ричард попрощался с Кларой. Она робко потянулась к нему губами для поцелуя, но он поцеловал ее в лоб.
— Люби меня по-прежнему, — дрожащим голосом шепнула она ему на ухо.
Мистер Тодхантер весь сиял и, вытирая пот, подвергал серьезной опасности достижения парикмахера. Теперь, когда он уже бесповоротно был женат, он, вопреки всем правилам человеческой благодарности за дары богов, подумал, что это даже лучше, что женился он не на матери, а на дочери.
— Ричард, дорогой мой! — ласково сказал он. — Поздравьте меня.
— Я был бы счастлив, если бы мог это сделать, — спокойно ответил наш герой, ошеломив этими словами всех собравшихся. Кивнув на ходу девицам и поклонившись старой даме, он ушел.
Шедший за ним следом Адриен, которому было наказано смотреть, чтобы не произошло никакой неловкости, на ходу бросил Джону:
— Знаете, бедняга ведь так запутался с этой женитьбой.
— Да, да! Ну конечно же! — понимающе сказал Джон. — Жаль беднягу!
После этого все марионетки устремились к свадебному столу.
Спешивший догнать Ричарда Адриен был явно не в духе. Он досадовал на то, что ему не придется присутствовать на завтраке и там позабавиться всласть.
Он, однако, помнил, что, в сущности говоря, он философ, и вызванное всем этим крайнее раздражение выражалось лишь в том, что он был циничен более обычного, о чем бы ни зашла речь. Они шагали рядом и вместе вошли в Кенсингтон-Гарденз. Наш герой время от времени что-то бурчал себе под нос.
Неожиданно, повернувшись к Адриену и глядя ему в глаза, он вскричал:
— И я ведь мог не дать этому совершиться! Теперь я вижу! Я мог все расстроить, пойти прямо к нему и спросить его, как он смеет жениться на девушке, которая его не любит. И мне это даже в голову не пришло. Боже праведный! Вся эта мерзкая история теперь у меня на совести.
— Подумать только! — проворчал Адриен. — Пренеприятное это бремя для совести, еще бы! Я бы, кажется, что угодно взвалил себе на плечи, но уж только не женатую пару. Так ты что, собираешься пойти сейчас к нему?
— А он ведь в общем-то неплохой человек… — произнес наш герой, как бы разговаривая с самим собой.
— Ну что же, он не из Кавалеров, — сказал Адриен, — поэтому-то ты и удивляешься, что твоя тетка выбрала его, а не кого другого, не так ли? Он явным образом принадлежит к числу Круглоголовых[127], а сидящий в нем пуританин то ли выдохся, то ли сделался безобидным и ничем не выказывает себя.
— Это позорно вдвойне, — вскричал Ричард, — если человек, которого нельзя назвать плохим, мог позволить себе такое бесстыдство!
— Да, жаль, что не подвернулся мерзавец.
— Он непременно бы выслушал меня.
— Ступай-ка ты к нему сейчас, Ричард, дитя мое. Ступай к нему сейчас же. Еще не поздно. Кто знает? Если у него действительно благородная, возвышенная душа, — то, и не будучи Кавалером, он может быть им в душе — он может ради тебя и, коль скоро ты так на этом настаиваешь, воздержаться от… может быть, ценою известной потери чувства собственного достоинства, но все это не беда. И просьба твоя, конечно, совершенно особого рода или может показаться такой, но ведь ты знаешь, дорогой мой мальчик, чего только на свете не бывает. И какое это целительное утешение для человека, не такого, как все, — вспомнить об этом!
Герой наш оставался глух к словам мудрого юноши. Он смотрел на него, но, казалось, видел всего лишь пылинку на поверхности вселенной.
Было что-то обидное в том, что Ричард, больше всех подходивший для циничных забав Адриена, тем более что спровоцировал их он сам своими еретическими нелепостями, был вместе с тем и худшей мишенью по тому, как он их воспринимал, и, так же, как он ощущал физическое превосходство Ричарда, мудрому юноше помимо воли пришлось ощутить и его духовную броню.
— И день-то выдался похожий на тот! — размышлял Ричард, поднимая глаза к небу. — Должно быть, отец мой прав. Мы сами творим нашу судьбу, и природа тут ни при чем.
Адриен зевнул.
— Хотя все же деревья какие-то другие, — продолжал Ричард отрешенно.
— Верхушки у них облысели, — заметил Адриен.
— Веришь ли, моя тетка Хелин сравнила эту несчастную безвольную Клару с моей Люси, которая — она имела наглость сказать это — заманила меня и заставила на себе жениться? — громко и стремительно произнес наш герой. — Ты же знаешь, я ведь рассказывал тебе, Адриен, как мне пришлось угрожать и настаивать на своем и как она просила и умоляла меня подождать.
