Впрочем, времена меняются. Медленно, но к лучшему. Анатолий Стреляный в девятом номере «Знамени» за 1987 год привел-таки одно читательское письмо, автор которого увидел, сколь многое из того, что происходит в экономике нынче, открыто называлось авторской позицией Семенова и десять, и пятнадцать, и двадцать лет назад.
Позволю себе длинную, но весьма убедительную цитату: «Мы должны доказать нашему рабочему и крестьянину, от которого мы получили вексель на доверие, что мы хозяйствовать, то есть обеспечивать его работой и отменно за работу платить, можем и будем: чем дальше, тем слаженнее и четче. Товарное же производство в стране, где все ключевые рычаги находятся в руках партии, — совершенно иное; это подлежит рассмотрению и переосмысливанию. Армия, ВЧК, дипломатия, тяжелая индустрия, железные дороги, внешняя торговля, леса, воды, земля — все в наших руках; этим и пристало заниматься правительству в крестьянской стране, где городской пролетариат взял власть в свои руки. Правительство погрязнет в мелочах, если ему придется решать вопросы — где отгладить костюм или починить башмаки трудящемуся: это все пусть делает нэпман, да, да, нэпман, мелкий хозяин, а еще лучше — кооператив, который постепенно организуется в индустрию народного обслуживания… А нам надо научиться не погрязать в бюрократических, изводящих душу и выхолащивающих идею мелочах, но подняться над суетой и подумать о вещах отправных, главенствующих — на долгие годы вперед: и об электрификации страны, и о строительстве металлургии, и о революционном техническом перевооружении нашего крестьянства. А многие наши товарищи, растерявшись — ах, ах, реставрируем капитализм — начали прямую, внешне, правда, маскируемую отчетами и речами, симуляцию новой экономической политики. А русский рабочий, у которого нет ни еды, ни башмаков, почешет затылок да и скажет: «Нет, товарищи, большевики, оказывается, горазды лишь на словах, а на деле они — полнейшие растеряхи и лапти и управлять им не РСФСР, а — в лучшем случае — какой-нибудь тьмутараканью!» И вексель заберут! Только — правде в глаза! Иначе — погибнем и загубим великое дело, а этого уж нам никто не простит! Сейчас быть революционером-марксистом означает только одно: уметь хозяйствовать — с выгодой и пользой, хитро, сильно; уметь торговать лучше капиталиста, производить пальто и башмаки — лучше капиталиста, кормить в столовой лучше, чем у капиталиста, иметь санатории для рабочего, которых нет у капиталиста, — вот что значит продолжать быть революционером».
Так в романе «Бриллианты для диктатуры пролетариата» рассуждает Владимир Ильич после спора с Бубновым. Но те же проблемы стоят сегодня перед нами. И с той же остротой, если не с большей! Написано — в 1971 году…
Умеет ли читатель, простите, читать? Не уверен. Недавно Семенову пришло письмо из Ленинграда. Автор — кандидат экономических (!) наук, как она сама себя называет — «пенсионер-первогодок». Что в нем, кроме добрых слов о книгах писателя? Настойчивое требование к Семенову развенчать (!!) в новых произведениях… нынешнюю радикальную экономическую реформу как «абсолютно буржуазную, восстанавливающую оголтелое товарное производство». Автор письма полагает, что реформа возникла… в результате происков сил, враждебных нашему строю. Ни больше ни меньше.
Так что чего требовать от критиков? Впрочем, того же, что и от читателей: пристального внимания. Всего-то…
V
А. Ч. Политический роман, повесть в силу своей огромной популярности имеют колоссальную аудиторию, равную не просто тиражу книг, а значительно его превосходящую, — ведь каждую книгу читает множество людей. И вот, получив такую аудиторию, вы, естественно, получили и возможность воздействовать на умы очень большого числа людей. Что вы в первую очередь стремитесь им дать?
Ю. С. Информацию. Политическая книга, решена ли она в приключенческом или детективном ключе, должна быть максимально приближена к документу. Тяга человечества к информации невероятна. Чем точнее мы следуем за документом, тем мы больше информируем человека. Кстати, хочу заметить, что информация — сложное понятие. Я, например, считаю, что лучше всех проинформировал европейское общественное мнение о судьбе французской женщины XIX века Гюстав Флобер, дав ей имя Эммы Бовари.
Человек должен знать: где, когда, кто? Только тогда мы можем обращаться к его сердцу, совести. Тогда он откликнется. Информированный человек уже не глух и не слеп. Его мозг включен в работу. Поэтому для меня так важен поиск документов, подтверждающих мою гражданскую позицию.
Когда я работал над книгой «Лицом к лицу» — о поисках Янтарной комнаты, произведений русского искусства, похищенных фашистами из нашей страны, — я собрал очень много документальных материалов. Мне помогали западногерманский историк Георг Штайн (недавно трагически погибший), ученый из ГДР Пауль Колер, английский журналист Энтони Тэрри, американский писатель и политик Гаррисон Солсбери, Жорж Сименон — любимый мною человек, добрый и мудрый… Под документами я понимаю не только архивные материалы, но и разговоры. Беседовал я и со Шпеером, которого разыскал и который мне помогал. Да, да, тот самый Альберт Шпеер, бывший министр вооружений и военной промышленности в гитлеровской Германии, лейб-архитектор фюрера, который сказал, что лишь в тюрьме Шпандау, прикоснувшись к русской литературе, он понял меру своей вины перед немецким народом. Была беседа с генералом Вольфом. Карл Вольф — сложная фигура, о нем, кстати, тот же Шпеер мне сказал: «Бойтесь его, он вам лжет. Он не разоружился». Беседа с неразоружившимся лжецом Вольфом — тоже документ.
При работе над этой книгой я нашел 35 страниц машинописи с текстом допросов Бертольта Брехта и Ганса Эйслера в комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, которую возглавил пресловутый Дж. Маккарти.
Одни документы вошли в «Лицом к лицу», другие в роман «Аукцион», третьи — в цикл романов «Экспансия». Документы искали себя, свое место в течение восьми лет.
Однажды кто-то из моих друзей-математиков заметил, что раньше пытались найти однозначный ответ на поставленную математическую задачу. А сегодня, в результате появления ЭВМ, смысл научного поиска порой заключается в том, чтобы из одного вопроса сделать десять тысяч вопросов, засадить их в машину и получить вероятные решения. В век НТР стало уже абсолютно невозможно закрывать глаза на что-то одно, отмахнуться от него, а сосредоточиться только на другом. Нужна комплексность, системность, наивысшая диалектичность, я бы сказал. Я и рассматриваю документы не как материал к той или иной книге, а как материал для раздумий, для ассоциаций, а какую форму в конечном итоге примет этот материал — вопрос второй.
А. Ч. Приводимые в текстах романов документы всегда подлинные или же присутствует и авторский вымысел?
Ю. С. Большинство — подлинные. Однако и авторский вымысел имеет место. Я люблю документ и как связующее звено, некое подобие монтажного стыка в кинематографе.
Мне хочется немного поразмышлять о книге Семенова «Лицом к лицу». Ее анализ, как мне кажется, поможет глубже понять суть творческих принципов писателя.
В ней, во-первых, вскрыты механизм и масштабы нацистского грабежа: достаточно лишь перечислить категории тех, с позволения сказать, «коллекций», которые должны были составляться из наворованного: для «высшей школы НСДАП» в Каринтии, для «музея фюрера» в Линце, для «музеев воинов» в Кенигсберге, Потсдаме, Вене, Берлине, и это помимо акций отдельных главарей рейха для пополнения личных коллекций.
Во-вторых, объяснены причины нынешнего сокрытия произведений искусства — прежде всего потребность бывших фашистов и неонацистов в финансовых средствах для возрождения движения.
Показано, наконец, взаимопроникновение преступных сил; писатель сызнова рассекает явление, как и в «Пресс-центре», как и в других своих произведениях, по трем точкам и показывает, сколь плотно сцеплены узлы хищений, как хорошо подогнаны сочленения сокрытия, как слаженно работает механизм заметания следов.
Одна из великих тайн искусства состоит в том, что нам не дано понять, «как это сделано». Книга «Лицом к лицу» причудливым образом соединила в себе теоретические построения, живой, населенный множеством людей рассказ о патриотическом поиске, документальный пласт и лирический дневник гражданина, озабоченного судьбами памяти. Ибо произведения искусства — это прежде всего овеществленная память. Видение писателя стереоскопично: оно объемлет и саму нашу небольшую планету, на которой продолжается противостояние сил добра и сил зла, несправедливости, и людей, чьими конкретными делами насыщено повествование.
