на бордовый диван и встала на него ножками, чтобы казаться немного выше. Она задрала голову и громко заявила:
– Я унесу эту тайну с собой в могилу.
Хель улыбнулась. Сидя в кресле, она наклонилась вперед и подозвала внучку рукой.
Когда Розали к ней подошла, Хель продолжила:
– У каждого смертного есть свои тайны. И, если они доверяют их Хранителю, они очень не хотят, чтобы окружающие узнали о них. Запомни, Розали, выдать чужой секрет подобно предательству.
– А что насчет моих тайн? Я могу рассказать свою?
Хель глухо засмеялась.
– Выдать свою – это большая глупость.
Также Розали помнила первые слезы, вызванные ее даром. Будущей Хранительнице исполнилось шесть лет. И Хель в подарок преподнесла ей черную коробку с блестящей алой лентой. Розали радостно открыла ее. В коробке был сосуд с черным дымом внутри. Хель сказала ей, что она пока не может слышать, что там нашептано, но секрет записан на открытке. Как только Розали прочла его, бумага почернела и превратилась в пепел. Хель сказала ей поставить сосуд к себе в комнату. Это была первая серьезная доверенная ей тайна. Духи разрешили Хель это сделать, Хранительнице была необходима такая подготовка. Ради этого Предки-сорсиеры отменили заклинание забвения на ней.
После этого секрета Розали поменялась в лице. Хуже всего было, что она ни с кем не могла поделиться этой информацией. Она должна была молчать. Энн много раз заходила к ней в комнату. Она переживала за Розали и просила рассказать ей, что спрятано внутри сосуда. Но Розали не могла этого сделать. Энн тогда было десять лет, и она не могла понять, почему между ними появились секреты, почему они теперь не могут разговаривать обо всем на свете, как раньше. Энн ушла, а Розали от этого стало только хуже.
В слезах она побежала к Хель. Бабушка же строго ей сказала:
– Секреты причиняют боль, Розали. Чем раньше ты это поймешь, тем легче тебе будет потом.
Розали надеялась, что магия сблизит ее с сестрами, но все стало только хуже. И сейчас новая тайна разделяла их с Энн. «Я сделаю, что потребуется, ради тебя, ради сохранности нашей семьи. Но твои тайны, они не дают мне помочь. Потому что я даже не знаю, что с тобой происходит» – эти слова Энн бьют так же больно, как и в первый раз, когда та ушла из ее комнаты со словами: «Я не смогу тебе помочь, если ты мне не позволишь».
Хранительница помнила, как до восьми лет, до смерти Хель, она больше времени проводила с бабушкой, чем с сестрами. Она становилась больше похожей на нее: амбициозной, громкой, немного нетерпеливой, эксцентричной, властной, также сильной и непреклонной. Она искала одобрения Хель и выросла жаждущей внимания со стороны. Вскоре дара Хранительницы тайн ей стало мало, и она в семь лет заговорила про некромантию. И, конечно же, получала отказ за отказом. На другие дары она не претендовала, так как считала их слишком незначительными.
Розали спустилась по лестнице, ведущей на чердак, и замерла. Впереди она разглядела Аима. Он стоял на маленьком балкончике старого отеля спиной к ней. Лучи солнца касались его рук, шеи и лица, окрашивая кожу в золотистый цвет. Похоже, он устал от темноты и насыщался солнечным светом.
До прихода Аима Розали, как и хотела мама, жила практически обычной человеческой жизнью. Свою тягу к вниманию она направила в театр, где выступала на сцене и боролась за главную роль. Когда Аим открыл ее тайну, он бросил ей вызов, вернул забытый задор. Он напомнил ей, кто она и к чему должна стремиться. Она поверила ему, а затем за считанные секунды все ее представления о нем обратились в пыль. Тот Аим, которого Розали знала, разлетелся по ветру, как прах. И ей предстоит узнать его настоящего.
– Осколок света! – окликнула она его. Это первый раз, когда Розали так назвала его.
Аим обернулся, и Розали подошла к нему. Как только она встала напротив него, желание навредить или обмануть испарилось. Перед глазами у Розали проносились все моменты, когда Аим спасал ее или чем-то помогал. Особенно крепко у нее засело воспоминание с поцелуем и танго. Его нежный шепот в шею: «Я держу тебя». От него веяло чем-то родным. И ее притягивало к нему, возможно, потому что он хранил в себе много тайн. И ее, как Хранительницу тайн, это пленило. К тому же за это время она успела привыкнуть к его ухмылке, прикосновениям и немного грустному взгляду. Розали задумалась: «Что это было? Игра? Да, точно. Он игрок и действует в своих интересах. Всегда».
– Луночка, тебе обязательно испепелять меня взглядом? – поинтересовался он. – Позволь напомнить: из нас двоих ты провинилась больше.
Розали томилась от любопытства: если он делал все ради своей выгоды, если он такой плохой, то почему не оставил ее одну в темноте?
– Ты не ушел после того, как я применила на тебе черную магию. Почему?
Розали сделала шаг вперед и оказалась рядом с Аимом на балконе. Лучи солнца обволокли ее тело.
– Ты заслуживаешь, чтобы за тебя продолжали бороться, Розали, – тихо ответил он.
Его ответ был таким чистым и невинным, что Розали растерялась. Казалось, это не он. Слишком серьезно и непривычно прозвучали эти слова. Или это сказал он, но та его версия, с которой Розали еще не была знакома.
Аим опустил взгляд вниз на ладонь. Когда он ей взмахнул, в ней оказался кулон с черным дымом внутри.
– Тебя волнует эта тайна. Я помню, ты говорила мне: эти воспоминания кровоточат. – Он поднял кулак на солнце и присмотрелся к дыму внутри. – И, надеюсь, страх, что кто-то узнает твою тайну, будет служить тебе напоминанием, что открывать чужие секреты насильно, мягко говоря, погано.
Аим нежно коснулся шеи Розали. Его холодные пальцы обвили золотистые локоны и убрали их на одну сторону. Следом он застегнул на ее хрупкой шее кулон. Розали в последнее время и не вспоминала про него. Она позволила себе расслабиться. Ей перестали сниться страшные сны с кладбищем, воронами и запертой сестрой во снах. К ней больше не являлось измученное лицо Ревэ, стиравшееся от времени. Она позволила себе забыть… До недавнего времени, до этапа «Поиска света».
Кулон упал на ее грудь тяжелым камнем, будто кто-то повесил на нее булыжник, царапающий своими острыми краями сердце.
«Я забыла. Я забыла о своем проступке». Розали не шелохнулась, она замерла. В своих воспоминаниях она перенеслась на кладбище к воронам, а затем
