одностороннее направление, которое Романов определял, как работу по восстановлению «исторической памяти». Но сам он был этим не особенно доволен, так как его идея многогранности журнала, главной частью которого должна была оставаться литература и публицистика, казалась утерянной. Романов считал, что нужен был новый редактор, который мог бы более тесно связать журнал с современной литературой, с авторами, живущими в СССР, и дать ему более широкое и разветвленное направление. Идея привлечения в журнал Владимова принадлежала именно ему. Романов утверждал, что, еще живя в Москве, Владимов согласился рекомендовать новых авторов, писал отзывы и благосклонно отнесся к предварительным разговорам о возможном руководстве журналом «Грани»: «…в смысле взглядов, подхода к литературе, к литературному журналу за рубежом и его роли в стране, – в этом смысле была очень большая близость. Я эту переписку читал, и открытую, и закрытую, – это ведь целое досье, все-таки почти 13 лет! И Владимов был готов к предложению перенять редакторство, потому что были намеки и в письмах, и устные»[372].
Его утверждение вполне вероятно, так как даже после разрыва с НТС Владимов писал:
Я полагаю, единственная и бесспорная заслуга НТС, да и того же Е.Р. Романова, что в труднейших условиях они основали издательство и журналы, печатали наш художественный и публицистический Самиздат, многих из нас – и самых разных – в пору «похолодания» поддержали, не дали нам заглохнуть. Никогда не забывая об этом, я и пытался сделать «Грани» – и надеюсь, 10 выпущенных мною номеров доказывают мои усилия – центром, объединяющим российских авторов по цензу таланта и мысли, всех, имеющих что сказать, независимо от партийных влечений и установок (4/215).
Таков был общий фон, на котором разразился один из самых больших конфликтов, потрясших русскую эмиграцию.
Конфликт
Когда по приезде во Франкфурт Владимову было официально предложено стать главным редактором «Граней», он колебался очень недолго и приступил к работе с начала 1984 года. Журнал выходил каждый квартал. «Грани», наряду с «Континентом», быстро превратились в ведущий литературный голос эмиграции, лучший вариант толстого журнала. Достаточно упомянуть лишь нескольких авторов, публиковавших в «Гранях» литературные, публицистические и критические произведения и статьи: Василий Аксенов, Петр Вайль и Александр Генис, Фридрих Горенштейн, Сергей Довлатов, Феликс Кандель, Раиса Орлова и Лев Копелев, Виктор Некрасов, Борис Парамонов, Илья Серман и многие другие. Каждый номер становился событием литературной жизни и за рубежом, и среди интеллигенции в советских больших городах. И хотя циркуляция журнала в СССР была очень ограниченной, значение «Граней» для тех, кто получал возможность прочтения журнала, недооценить было невозможно.
Что же произошло и почему столь успешный редактор был уволен? Я приведу историю конфликта с НТС в рассказе самого Георгия Николаевича[373], выдержках из корреспонденции, которую я нашла в архиве и цитатах из существующих публикаций. Начало рассказа восходит к 1974–1975 годам:
Когда мое разрешение на публикацию «Верного Руслана» было «Посевом» получено, ко мне явился курьер от издательства, первый из многочисленных, побывавших в нашем доме. Курьерами были молодые люди двадцати двух – двадцати трех лет, изучавшие или знавшие русский язык. НТС оплачивал им половину стоимости путевки в Россию, что очень привлекало студентов. Приезжали курьеры не только из Германии, но и Голландии, Дании и других стран. Им поручалось доставить письмо или книгу, получить ответное послание и иногда вывезти рукопись. Их также обучали, как найти адрес, не расспрашивая прохожих, чтобы «не засветиться». Переписка была открытая, закрытая, под псевдонимом. На тот случай, чтобы, если курьер попадется, он мог отбрехаться, мол, подошли в аэропорту, попросили передать, бросить в ящик.
И когда из-под пресса КГБ – с непрестанной слежкой, подслушками и глушилками, обысками и допросами – видишь сами лица их курьеров, молодых идеалистов из Англии, Дании, Италии, Нидерландов, прекрасные лица СВОБОДНОРОЖДЕННЫХ, – таким и представляется лицо этой партии, единственного политического объединения в российском Зарубежье.
И НТС представлялся нам как глубоко законспирированная и очень симпатичная организация. Эти курьеры (по счету НТС они послали ко мне в Москву двадцать девять курьеров) ее как бы олицетворяли, и мы видели перед собой прекрасных молодых людей, интеллигентных, очень тепло настроенных к России, к Москве, к правозащитникам. Создавалось впечатление, что маленькая, очень спаянная и связанная родственным духом организация противостоит могучему КГБ, который никак не может с ней справится. Сколько он ее ни треплет, сколько ни разоблачает, а она существует, и подобраться к ней органы никак не могут. Ни внедрить свою агентуру, ни разложить изнутри, ни уничтожить. Это ложное впечатление владело всеми, кто был с ними связан, хотел у них печататься» (ГВ; см. также: 4/206).
В интервью журналу «Форум» Владимов дает очень живую картину своего тогдашнего состояния и отношения к «Посеву» и НТС:
Вам нетрудно себе представить, что значит там, в Большой зоне, письмо из-за границы. С диковинными марками, в длинном таком конверте, каких в СССР, по причинам исторического материализма, не делают. Письмо оттуда, куда вы полвека не можете выехать, потому как – «невыездной». Или звонок телефонный – сквозь шорох прослушки и после вчерашнего обыска: «Ваша книжка вышла в Италии…» Это ведь такая отдушина! Или приезжает курьер с этой книжкой, с Тамиздатом. Вы его усаживаете за стол, не знаете, как ублажить, не отпускаете без подарка – в России же не бывает иначе! – он вам подарил маленький праздник: общение с большим недоступным миром…
Было бы ложью, что мы совсем ничего не видим из Большой зоны. Коробят эти высокие словеса, революционные призывы из безопасного далека, но – пропустишь мимо уха: ну, не стилисты, и нетерпение их гложет, зато – делают дело. И мы верим нашим товарищам, которые эмигрировали: читаю, к примеру, Коржавина – какие прекрасные люди в «Посеве»! Оно, правда, странно немного – читать похвалы «посевцам» в одноименном журнале, но пишут же не сами, пишет Коржавин, которого я с 1956 года знаю. Да вот и Максимов, и Галич сотрудничают с НТС, выступают на «посевовских» конференциях. В другое ухо гудит нам родная пропаганда, что НТС – идейный и злейший враг, от которого нас спасают только славные «органы» – вот те самые, что вчера перелопатили вашу квартиру. Наконец, мы вообще абстрагируемся от партии, которая что-то там обещает, бездну всяких благ и свобод, реально – мы видим издательство, где мы многие нашли пристанище. Мы разделяем эти понятия – НТС и «Посев» (4/233).
Какие-то трезвые голоса, нужно сказать, раздавались. Рой Медведев, наш хороший знакомый был
