Глаза Эрали за стеклами пенсне блестели от радости.
— Минутку, Лабар! Недостаточно сказать: «Я убил», вы должны также рассказать нам, как вы убили…
Лабар сжал кулаки. Его глаза горели, лицо налилось кровью.
Себ Сорож на минуту искренне пожалел этого человека.
— Итак? — сказал Эрали.
Портной рухнул на стул. Потом пожал плечами.
— Честное слово, — со злостью произнес он, — это все равно только убийство из ревности… Суд будет снисходителен!
Видно было, что он старается убедить самого себя, заставить себя говорить, думая: «В конце концов, это не так уж страшно!»
— Значит, — вмешался судебный следователь, — вы признаетесь наконец, что убили Аристида Виру?
И Эрали бросил выразительный взгляд на Де Миля, обратившегося в слух, готового записать каждое сказанное слово.
Тишину разорвал жесткий категоричный голос Лабара:
— Да, я его убил.
— Почему?
— Потому что моя жена хотела бежать с ним.
— Объясните нам, как все произошло.
— Вам прекрасно известно, как… Я притворился, будто уезжаю на несколько дней, так как узнал от одного друга, которому Виру хвастался своими планами… Я спрятался дома на чердаке, сестра носила мне еду… Незадолго до назначенного часа жена удалила Берту под благовидным предлогом… Она тут же предупредила меня, мы пробрались в комнату Жюли…
— Вы вели себя как дикарь по отношения к жене…
— Я был смертельно зол на нее. В тот момент я мог убить и ее тоже… За несколько дней до того я купил у Гитера снотворное… Я заставил Жюли его выпить и за закрытыми ставнями лавки стал ждать Виру…
Лабар глубоко вздохнул и продолжил:
— Увидев, что Жюли не пришла на свидание, он стал кружить возле дома… Заметно было, что он очень обеспокоен… В какую-то минуту он даже направился к двери, словно решился позвонить… Наконец он ушел… Тогда…
Портной замолчал на мгновение и огляделся. Взгляд его блуждал.
— Тогда я открыл дверь и выскользнул наружу… Виру удалялся, не оборачиваясь. Он уже вышел на Центральную улицу… Я последовал за ним вдоль стен… Машинально я опустил руки в карманы… Клянусь вам, тогда я не собирался его убивать!.. Нет, я только хотел поговорить с этим трусом, собиравшимся отнять у меня жену, жаждал выплюнуть ему в лицо мое презрение, избить руками, ногами, все равно, навсегда отбить охоту ухлестывать за Жюли… Но я сунул руки в карманы, и мои пальцы нащупали шнурок… В ту же минуту одна мысль захватила меня… Я не буду избивать Виру, это слишком мягкое наказание, я задушу его этим шнурком…
— Потом?
— Я помедлил еще чуть-чуть, затем побежал, набросился на Виру, накинул шнурок ему на шею в то самое мгновение, когда он оглянулся, и стянул, стянул…
— Все так! — заметил Эрали. — Значит, до сих пор вы нам лгали. И ваша сестра тоже лгала…
— Да, да, — прошептал Лабар. — Дайте мне повидать Жюли!..
— Извините, нам пока неизвестны причины, толкнувшие вас на убийство аптекаря Гитера и…
У Себа Сорожа вырвался резкий жест.
— Послушайте, — начал он.
Но замолчал и подошел к окну, упершись лбом в стекло.
— Я не… — сказал портной.
Его блуждающий взгляд задержался на судебном следователе:
— А! Я должен сознаться заодно и в этом убийстве, чтобы повидать жену?.. Говорите?..
Эрали откинулся на спинку кресла.
— Вы должны отказаться от лжи, сказать нам всю правду!
Тогда Лабар рассмеялся. Это был едкий, язвительный, и, в конечном счете, бесконечно грустный смешок.
— Понял! — наконец проговорил он. — Всю правду!
И опять рассмеялся. Он смеялся так, как другие плачут.
— Я также убил Артура Гитера… Я думал, через него может всплыть правда… Я выследил его… Я знал, что каждый вечер он играет в карты в Белой Лошади…
— А! А! — торжествовал Эрали. — Ну, что вы на это скажете, Сорож, вы ведь не допускали, что аптекаря могли убить, лишь бы помешать ему сообщить нечто важное…
— Я? — откликнулся Сорож. — Я ничего не говорю.
— Это второе убийство еще возмутительнее первого! — кричал Эрали. — Это уже не убийство из ревности, Лабар!.. И вы убили несчастного собственными руками!.. И взяли его бумажник!.. Скажите, зачем вы это сделали?.. Чтобы отвести подозрения, не так ли? Чтобы на этот раз заставить поверить, будто целью убийства было ограбление?!
Лабар открыл рот, собираясь ответить, но тут с площади донесся смутный гул.
— Слушайте! — сказал Анон.
Он подошел к двери, открыл ее и сбежал по лестнице.
— Что это? — спросил судебный следователь.
Себ Сорож распахнул окно и перегнулся через подоконник.
— Послушайте, — вновь спросил дрожавший от возбуждения Эрали. — Что происходит, Сорож?
— Я предполагаю, — ответил инспектор, — это какое-то новое убийство…
— Вы шутите?! — вскричал судебный следователь. — Новое убийство!.. Почему вы думаете, что…
— Что?.. — добродушно спросил инспектор.
— Что могли еще кого-то убить, ведь убийца…
Себ улыбнулся:
— Ведь убийца? — повторил он.
— Черт бы вас побрал! — заорал Эрали и обернулся: в кабинет вошел Анон. Он был потрясен.
— Антуан Лабар, — хрипло выдавил он, — этим вечером вы лгали нам! Вы не убивали ни Виру, ни Гитера… Убийца этих двоих только что убил третьего человека!
Эрали медленно поднялся, упершись руками в подлокотники кресла:
— Что? Что вы говорите?..
— Я говорю, — с трудом произнес Анон, — что таинственный убийца только что поразил новую жертву… С помощью шелкового платка, закрученного эбеновой линейкой, он задушил мясника Жюля Виерса, настоящего колосса, самого сильного человека в округе!..
XVII. Не убий…
На следующий день, в воскресенье, судебный следователь встал в прескверном настроении. Он нашел Анона ожидающим его в кабинете бургомистра. Обменявшись несколькими недоуменными фразами и показав друг другу газеты, осыпавшие их упреками, оба замолчали.
Затем Эрали раздраженно поинтересовался:
— А где Сорож, не знаете?
— Знаю, — ответил Анон. — Он слушает мессу.
— Мессу! — воскликнул судебный следователь и воздел руки к потолку:
— Вы находите момент подходящим для того, чтобы слушать мессу?..
Заместитель королевского прокурора сел, закинул ногу на ногу и закурил сигарету.
— Что ж, по-моему, да! — ответил он. — Заметьте, сначала я отреагировал подобно вам, услышав вчера от инспектора Сорожа, на что он собирается потратить сегодняшнее утро. Я не скрывал удивления, даже разочарования, и спросил, не думает ли он, что лучше послужит Богу, занимаясь спасением его созданий…
— И что же он ответил?
— Примерно следующее: «Завтра утром вся Сент-Круа соберется в церкви. Вы полагаете, мне когда-нибудь представится лучшая возможность спокойно изучить каждого жителя деревни? Местный кюре Рокюс наверняка подготовил проповедь по одной из заповедей господних. Я хочу послушать…» Вот что сказал мне Себ Сорож, и я мог только одобрить его.
В это самое время инспектор входил в церковь, которой так гордился кюре Рокюс. Она была уже почти заполнена, стулья скрипели по плитам пола, прихожане готовились к мессе…
Себ Сорож медленно пробирался к центральному нефу между двумя рядами стульев. На ходу он посматривал направо и налево, стараясь соединить имя с каждым лицом, вспомнить или выяснить личность каждого из верующих.
Достаточно было наудачу прислушаться к болтовне деревенских кумушек, чтобы научиться узнавать встречных. Так, проходя мимо, он «вычислил» дочку доктора Хие, а несколькими стульями дальше — г-жу Прего, чье богатство составляло ежедневный предмет разговоров всех жителей деревни. Старую даму сопровождали две ее дочери — Бертильда и Ивонна, а также племянник Юбер Пеллериан. Старшая из сестер, Бертильда, склонившись к молодому человеку, вполголоса что-то нашептывала ему, но взгляд последнего то и дело скользил мимо Бертильды к коленопреклоненному силуэту.
Себ Сорож выискал наконец скамеечку для молитвы, первую в одном из рядов, и остановился, незаметно оглядываясь по сторонам. Слева он увидел метра Косса, нотариуса, в сопровождении неизбежной г-жи Косс, немного дальше бургомистр Бине шептал что-то на ухо Дермюлю, секретарю общины. Инспектор узнал ветеринара Верспрее, булочника Дикманса и вдову аптекаря Гитера в глубоком трауре, спрятавшуюся в тени колонны.
Месса началась. Себ Сорож опустился на колени, склонил голову на руки и сквозь раздвинутые пальцы принялся изучать молящихся. Для начала он взглянул на красавицу Жюли Лабар, чья бледность казалась особенно трогательной рядом со сморщенным лицом преклонившей колени сбоку от нее пожилой женщины. Это была Эстелль, служанка кюре, но Себ Сорож еще не сталкивался с ней. Чуть обернувшись, он разглядел г-жу Пети-Аве, галантерейщицу. Добрая женщина, казалось, еще не оправилась от волнения, испытанного от смерти Виру, ее окружали г-жа Моль, жена торговца велосипедами, делившая с ней спальню две последние ночи, ее супруг и Луиза Боске, так низко склонившаяся над молитвенником, что оставляла на обозрение только шляпку, украшенную широкой мятой лентой.