— Ты все это время был здесь, в горах?
Виктория почувствовала, как в ее душе нарастают злость и разочарование. Как он мог выдержать столько времени, не видя ее? Она вспоминала бессонные ночи, которые провела в одиночестве после того, как он внезапно уехал. Она вспоминала, как мечтала о встрече с ним.
Лицо Педро стало серьезным.
— Я был на юге, — произнес он, — в пампасах.
«В пампасах, — повторила про себя Виктория. — Значит, на юге». Ее взгляд снова остановился на тонком шраме на его щеке. Думал ли о ней Педро во время разлуки? Но открыто она не могла спросить об этом — мешала гордость. Виктория решительно выпрямила спину и подняла голову, словно собиралась удвоить ставки.
— Но там ведь живет не твой народ. Племя твоей матери обитает здесь, в горах, в Жужуй, Боливии, Перу и еще бог знает где. На юге живут… живут…
Виктория пыталась подыскать слова. Господи, ей было все равно, что за дикари живут на юге.
— Тегуельче, мапуче, индейцы пампасов, как их называют белые, — спокойно подсказал ей Педро. — И эти воины способны сражаться. У них достойные вожди, поэтому я был там.
«Сражаться?» — Виктория раскрыла рот от удивления и тут же закрыла его. Ее взгляд снова упал на шрам Педро. «Он был ранен, — подумала она, — он… Он воевал? Может, даже убивал? Сражался против белых, против моих соотечественников? Похищал ли он женщин? Эти дикари похищают женщин и увозят их с собой». Виктория облизнула губы. Ее горло мгновенно пересохло.
«Он был там, чтобы воевать? Господи, что он этим хочет сказать? О чем он говорит? Он так запутанно рассказывает. Может, Педро хотел примкнуть к каким-то бандам, о которых дурно отзывался дон Рикардо и членов которых безжалостно вешал, если таковые попадались в его руки?»
Виктория похолодела.
— И что? Ты воевал? Тебя… Ты был ранен?
Теперь она испуганно смотрела на шрам. Педро погладил его указательным пальцем правой руки.
— Тебя это очень волнует?
Впервые он заговорил с ней дружелюбным тоном, не насмехаясь и не защищаясь.
— Я… я… — запинаясь, пролепетала она.
«Да, — говорил ее внутренний голос, — тысячу раз да! Но я в этом никогда не признáюсь, никогда». Она всегда должна держать ситуацию под контролем. Никогда, никогда Педро не должен узнать, как сильно он ей нравится. Виктория выпрямилась.
— Я хочу с тобой поговорить. Опасно, когда ты подходишь к Пако.
— Опасно? Для кого?
Дружелюбие исчезло с его лица так же быстро, как и появилось. Виктория смотрела на Педро и чувствовала, как в ней закипает ярость. «Для меня, — подумала она, — для меня опасно». — В то же время внутренний голос шептал ей: «Почему мы ссоримся? Я ведь наконец так счастлива снова видеть его! Почему мы просто не можем поговорить друг с другом?»
— Я хочу, чтобы ты держался от него подальше, понятно?
Педро пожал плечами. Он ничего ей не ответил.
Альберто лежал на траве рядом с Викторией, положив кудрявую голову ей на колени, и смотрел на верхушки деревьев. Среди веток в пышной зеленой листве проглядывало небо. По нему плыли утренние облака. Бабочки и колибри плясали в воздухе, порхали с одного цветка на другой, собирая нектар. Хором пели кузнечики. Вдали слышалось мычание коровы. Виктория смотрела на густую копну каштановых волос Альберто, на его крепкие челюсти, на мягкие губы, но не могла решиться прикоснуться к нему. В ее голове вертелась лишь одна мысль: «Господи, он же еще ребенок. Еще совсем мальчик». Она не понимала, как ему вновь удалось завлечь ее на их место встречи под раскидистым рожковым деревом. Несколько недель Виктория отказывалась с ним видеться, и он вынужден был отвоевывать каждую встречу с ней.
Альберто взглянул на нее большими карими глазами. У него были такие ресницы, за которые женщины могли бы отдать полжизни. Виктория вернулась к нему, он снова ее завоевал. Виктория улыбнулась, гладя его лоб. Нет, не нужно понимать это превратно. Она никого не упрекала — свобода все еще много значила для нее. Правила существовали для того, чтобы их нарушать. Плохо только то, что она все же не чувствовала себя счастливой. Плохо, что Педро к ней равнодушен. После их последней встречи это стало еще заметнее. Он не обращал на нее внимания, а Виктория не могла призвать его к ответу. Нужно было соблюдать приличия перед мужем, который все больше отдалялся от нее.
Почти каждый день он привозил из Сальты женщин. Иногда по утрам Виктория замечала в коридоре расфуфыренных дамочек. Но большинство исчезало незаметно, слышен был лишь пронзительный смех где-то в глубине дома Сантосов. Однажды вечером Виктория шла в кухню, чтобы взять чашку какао, и встретила донью Офелию. Та стояла перед дверью в комнату сына и, очевидно, прислушивалась. Виктория была так этим озадачена, что остановилась как вкопанная. Офелия даже не заметила ее. Она держала в руке подсвечник и в тусклом свете казалась призраком. Бледное лицо, изрезанное морщинами, глаза, которые, казалось, провалились в глазницы и горели, как два уголька…
Виктория вздрогнула и прочла короткую молитву в надежде, что свекровь ее не заметит. Почему-то Виктория испугалась. Но донья Офелия словно пребывала в трансе, словно находилась в другом мире. В какой-то миг она взглянула в сторону Виктории, но смотрела куда-то сквозь нее, словно невестки там не было. Несмотря на это, Виктория некоторое время не могла пошевелиться. Когда ей наконец удалось добраться до своей комнаты, сердце едва не выпрыгивало у нее из груди. По спине стекал холодный пот.
Она очень устала, но в тот вечер долго не могла найти покоя. До утра Виктория раздумывала над тем, что увидела на лице доньи Офелии. Она не могла бы объяснить почему, но кровь стыла в жилах, когда она вспоминала об этом.
Виктория взглянула на кудри Альберто. «У меня есть право на счастье, — упрямо сказала она себе, — у меня есть такое право. Так продолжаться не может. Как я могу и дальше лживо уверять родителей в том, будто я счастлива? Я несчастна, и когда-нибудь они это поймут». В последнем письме отца она уже прочитала о некоторых его подозрениях.
Вдруг Альберто схватил ее за руку, погладил по тыльной стороне ладони, взял в рот ее большой палец и пососал. Когда он тихо застонал от удовольствия, у Виктории не в первый раз возникло чувство раздражения, с которым ей приходилось бороться. На что она рассчитывала, затевая интрижку с мальчиком? «Ты же не хочешь больше его видеть, изменница, — язвительно насмехался голос разума. — Если тебе это уже не доставляет удовольствия, просто не приходи на встречи. Ты же взрослая женщина, жена и мать».
Виктория попыталась высвободить руку. Но Альберто забавляло ее сопротивление, и он сжимал кисть еще крепче, покусывая большой палец. Виктория подавила раздражение. Альберто сладостно вздохнул, лежа у нее на коленях, потом неожиданно отпустил ее и встал.
