Гэн наклонился вперед.
— Некоторые могут назвать меня «мальчишкой». Но лишь самый храбрый сможет вымолвить эти слова в моем присутствии, и никому — обещаю вам — никому не удастся повторить их. Я — лидер. Я был рожден для этого. Я приглашаю тебя с собой. Поверь в меня. Поверь в нас.
Эти слова вырвались у него сами собой. Он видел, как исчезают ее сомнения, на их место приходит нечто вроде удивления, а потом растущая уверенность. Клас сиял от радости.
Тренированный взгляд Жрицы Сайлы был привычно скрытен. Гэн был уверен, что ей страшно, но столь же уверен и в том, что Сайла также чувствовала невидимые силы, управляющие всеми ими.
Посмотрев на Нилу, он не смог отделаться от глубокой внутренней печали. Что бы им ни сулила судьба, он не сможет наслаждаться жизнью без нее. А ей всегда будет не хватать чего-то другого.
Глава 47
Еще три дня Сайла настаивала, что Джонса нельзя трогать. Несколько раз в течение этой задержки она оказывалась на грани нервного срыва. Как бы она ни уставала от работы, все тот же хриплый голос врывался в ее мысли, повторяя:
— Изгнана! Изгнана!
Это была многократная казнь наяву.
Сайла принадлежала Церкви. Вся ее жизнь принадлежала Церкви, что выводило Сайлу из себя. И вот узы спали, и можно было уходить на свободу. А она чувствовала себя покинутой.
Хуже всего было ночью. Она боролась со сном, и голова раскалывалась от мыслей. Сайле казалось, что ее миссия, имевшая целью предотвратить нападение Людей Собаки на Харбундай, увенчалась полным успехом.
Более того, она выпустила на волю могучую силу. Если бы она не пришла в лагерь Людей Собаки, то Гэн никогда бы не оказался в Харбундае. Теперь, когда он говорил о командовании воинами барона Джалайла, в его глазах горел огонь завоевателя. К нему приходила властность. Глядя на него, Сайла не могла отделаться от мысли о первом небольшом камне, с которого начинается камнепад.
Когда наконец усталость закрывала ее глаза, то приходили видения — вызванного ею ужаса, грядущих сражений и пожаров.
Клас был сильной цепью, которая привязывала ее к надежде. Но захочет ли он разделить ложе с изгнанницей?
Они готовились в выходу, когда к Сайле подошла Нила. Она говорила так, как будто каждое слово стоило ей больших усилий. Их разговор проходил среди грохота и треска разрушения — солдаты ломали лагерь.
— Если я задам тебе один вопрос, обещаешь ответить честно?
— Если смогу.
— Тебе никогда не приходило в голову, что я его тоже люблю?
Секунду, которая была подобна вечности, Сайла не могла поверить услышанному. Как она могла быть настолько слепой? Она позволила своим тревогам, своим заговорам и схемам уничтожить последние мечты Нилы.
Сайла почувствовала, что лицо ответило за нее, и Нила продолжила прежде, чем она смогла ответить:
— Я рада, что ты ни о чем не догадывалась.
Жрица застыла в напряжении. Как она могла так говорить? Если бы кто-нибудь украл у нее любовь Класа: она отогнала саму эту мысль, ту волну ненависти, которая поднялась от одной этой возможности.
Нила сказала:
— Я любила его так, как девушки любят героев. Он был моим другом, всегда поблизости, так что я могла быть рядом с ним и восхищаться им скрытно. — Она засмеялась, тихо добавив: — В этом я преуспела, если моя самая близкая подруга ничего не заметила.
— Ты не сердишься? Прощаешь меня?
— Прощать? В этом нет никакой нужды. Единственный человек, который может мне навредить, — я сама. Когда я увидела, как Клас любит тебя и как ты любишь его, то захотела тебя возненавидеть. Но не смогла. Потом, когда я подумала, чем могла закончиться наша поездка, мне стало совсем грустно. Я боялась за счастье, которое вы нашли с Класом. Я боялась за славу, которую мог никогда не найти Гэн. Я… — Она запнулась. — Я думала о многих вещах. — Нила покраснела.
Сайла взяла ее за руку и увела от шума к успокаивающему ропоту маленькой реки. На берегу Нила подняла горстку гальки и один за другим бросили камешки в воду, наблюдая, как концентрические круги несутся вниз по течению.
— Я не знаю, что сказать тебе, Нила. Мои мысли растекаются, как пролитое молоко. Мне жаль, что мы причинили тебе боль, но все же я рада, что это открыло тебе глаза на другие вещи. Ты говорила об этом… с кем-либо еще?
Нила снова зарделась и покачала головой:
— Я не могу. Если я скажу ему теперь, то он подумает — все, что я сделала, делалось из-за него. Что я хотела, чтобы он принадлежал мне.
— Ты любишь его?
Нила кивнула медленно, почти незаметно.
— Тогда доверься ему. Скажи ему, что ты чувствуешь, что ты думаешь.
Нила отступила назад, быстрая, как убегающая лань.
— О Класе? Его друге? Нет. — Она с мукой выдавила из себя это слово. — А если я встану между ними? Ты слышала, о чем говорил Гэн — ему нужно, чтобы Клас был рядом. Да если бы ему в голову пришло, что я питала какие-то чувства к Класу, это могло бы повлиять на их отношения, даже в тот момент, когда Клас ему больше всего нужен.
— Почему он должен настолько отличаться от тебя? Если ты любишь его и доверяешь ему, почему он не может чувствовать то же?
Нила сжала ее руку, умоляя взглядом.
— Ты никогда не должна говорить ему об этом. Он не знает, что я чувствую; Гэн всегда думает о других вещах. Когда я увидела тебя с Класом, когда я узнала о вас, Гэн успокаивал меня, но он думал, это просто моя реакция на ваше спасение. Он никогда не знал, что я думала, как относилась к Класу, и он никогда не узнает о моих чувствах. На перевале он сказал, что я его друг. Быть может, когда-нибудь он будет видеть во мне больше, чем друга. Но он никогда не должен подозревать о Класе. То, что я тебе сказала, — это наша тайна, Сайла. Пожалуйста. Обещай мне.
Сайла подтвердила, хотя ей казалась, что это обещание было похоже на западню, которая никогда не потеряет опасности для каждого из них.
Они возвращались в лагерь под руку. Чем больше Сайла думала об этом, тем больше ей хотелось, чтобы Нила была просто честна с Гэном. Нила была полна и упрямства, и озабоченности; это было видно по линии ее подбородка и по тому, как она резким движением разметала свои золотые косы по спине. Сайле хотелось сказать ей: «Я знаю, во что может превратиться любовь, когда приходится слишком долго ждать». Гнетущая атмосфера аббатства создавала много сложных ситуаций для живущих там женщин, которые привязывались к мужчинам. Некоторые романы тлели годами, внезапно вспыхивая бешеным пламенем. Самое ужасное в такой вспышке было то, что никто не мог предсказать, когда она произойдет или во что выльется. Любовь не должна превращаться в ненависть, становиться смертельно опасной. На то есть подозрение, или ревность, или зависть.
Сборы шли быстро — отрядам барона не терпелось добраться до дома. Дьяволы оставили их в покое, но никто не сомневался, что они наблюдают.
Погода ухудшилась. С запада нагнало облаков, они скрыли солнце и заглушили приятное журчание реки. Влага пригладила ветви деревьев. Капельки сыпались с них, как миниатюрный дождь. Сайле казалось, что лес полон предчувствием, в нем было гораздо холоднее, чем обычно в это время года.
Она наблюдала за воинами, несущими носилки с Джонсом, когда приблизился барон. Он пригласил ее ехать рядом и призвал других присоединиться к ним. Джалайл разговорился.
— Мне рассказывали, что когда-то здесь был оживленный торговый путь. Теперь мы зависим от торговцев, подобных Билстену, использующих его время от времени. — Барона рассмешило их удивление. — Да, я знаю его, но он не обратился ко мне по вашему поводу. Он поехал к королю, потому что только там он получил бы награду. Король послал меня за вами, потому что это — моя земля. На нее претендуют Люди Гор. Однако я уже говорил, что торговцы — наша единственная связь с востоком. Это не слишком приятная ситуация.
— Вы торгуете с другими народами? — спросил Гэн.
— Даже с Олой, если не воюем. Однако все более важным становится доступ на восток. Наше население растет. Наш климат не столь благоприятен для выращивания зерна, кукурузы или коров, как ваш.
Гэн спросил, как они торгуют с Олой, и барон пустился в пространное описание, начав с обмена товарами и закончив рассказом о почти постоянных стычках между Олой и Харбундаем за контроль над Внутренним Морем и Китовым побережьем.
Сайла наблюдала за Гэном. Он был немногословен, но направлял беседу, не показывая своей заинтересованности. Она поймала себя на том, что восхищается им. Чем больший интерес представляла для Гэна беседа, тем меньше это отражалось на его лице. Когда обсуждение перешло к противостоянию и отпору наземным и морским силам враждебных соседних земель, он глядел прямо перед собой, мягкий, как мех кролика, но полностью сосредоточенный.
Она наблюдала за ним, когда лошадь Нилы споткнулась и девушка испуганно вскрикнула. Гэн на мгновение отвлекся. Как могла она быть настолько слепой, чтобы не сознавать правду, пылающую в этом взволнованном, беспокойном взгляде?
