История эта конечно была придумана «по мотивам» знаменитой легенды про Степана Разина, швырнувшего за борт своей ладьи персидскую княжну. Тем не менее, слушателям байка пришлась по вкусу, ведь главным её героем был матрос с бронепоезда.
Довольные бронепоездники по-приятельски хлопали парня по плечу…
Одиссей подошёл к Лаптеву. Оказалось, что Гранит уже давно заметил Лукова, но не хотел подходить первым, ожидая, когда у «начальника от изумления челюсть отвиснет».
– Как вы тут оказались?! – изумлённо спросил Одиссей.
Луков только самодовольно ощерился беззубым ртом и загадочно ответил, что: «как это и полагается в восточных сказках, из тюремной башни он улетел на ковре-самолёте».
Глава 56
– Вы спрашиваете, почему мы то ползём как черепаха, то скачем галопом, как бешеная кобыла, и всё это на участке пути длиною всего в две версты? – закуривая, осведомился командир бронепоезда в ответ на высказанное Луковым удивление. – Извольте, сами полюбуйтесь!
Главный бронепоездник отступил от наблюдательной прорези, давая возможность пассажиру самому взглянуть на источник проблемы.
Разговор происходил в командирской рубке бронепоезда, точнее – на небольшой площадке в её верхней части, где имелась маленькая вращающаяся панорамная башенка. Эта наблюдательная точка на несколько метров возвышалась над всем составом. Она была устроена так, что даже маячащая впереди паровозная труда почти не перекрывала обзор вперёдсмотрящему. Прямо же под ними, в основании лестницы толпились тесной группой помощники командира, ожидающие его распоряжений, и готовые немедленно донести их в любой уголок бронепоезда с помощью аппаратов внутренней телефонной связи. Но видимо в данный момент в боевой обстановке выдалась короткая пауза неопределённости, и у командира появилось время для перекура.
Стараясь не зацепить плечом установленный на специальном станке пулемёт, Луков наклонился к наблюдательной прорези.
Вначале он не обнаружил, чтобы раскинувшийся перед его взглядом пейзаж скрывал какую-то угрозу. И хотя командир подсказывал, куда именно нужно смотреть, Одиссей всё равно не замечал ничего примечательного. Вдали на фоне серого неба протянулась однообразная цепочка деревьев и каких-то построек.
– Видите слабый дымок за лесополосой – на самое ухо корректировал хозяин бронепоезда. – Это и есть наш визави!
Стоило Одиссею заметить место, где притаился враг, как из-за группы построек выползла серая гусеница вражеского бронепоезда. Из его крошечных башенок торчали палочки орудий. Одна из них вдруг курнула белым облачком. Через секунду с той стороны донёсся хлопок пушечного выстрела и с нарастающим вибрирующим гулом прилетел чемодан тяжёлого снаряда. Он упал с большим перелётом. Но по тому, как содрогнулись бронированные стены вагона и заморгали лампы освещения Одиссею стало ясно: если такая «дура» попадёт в цель, исход этой дуэли будет решён…
– В «вилку» берёт! – отодвигая корпусом Одиссея от щели, процедит слова командир. – Недолёт уже был. Следующим непременно накроет!
Командир кричит кому-то вниз:
– Муравьёв, полный вперёд! Попробуем сократить дистанцию, а то он нас как на полигоне расстреляет, а нам и огрызнуться нельзя!
Это «полный вперёд» подчёркивает недавнее флотское прошлое командира. Да, он тоже бывший моряк – морской офицер. На нём синий китель, но, конечно, без погон.
Из-за спины командира, Одиссей может следить за ходом боя. Ему видно, как вражеский бронепоезд снова скрывается за постройками. Как и всех тут, Лукова охватывает волнение.
– Обратно в нору забрался! – скрипит зубами командир и распрямляет спину. Он вынимает изо рта изжёванную в напряжении боя папиросу и с недоумением рассматривает её, потом начинает озабоченно хлопать себя по карманам. На удачу у Одиссея с собой пачка папирос местного кустарного производства. Он хоть и не курит, но купил её на ташкентском рынке за красивую пачку, на которой нарисован улыбающийся во всю симпатичную морду верблюд.
– А, спасибо! – рассеянно кивает командир и снова закуривает. Щурясь от едкого вонючего дыма, он задумчиво произносит короткое четверостишье, разглядывая папиросу:
Друзья, купите папиросы,
Ком за мир, солдаты и матросы…
Затем командир поднимает бесцветные от усталости с тёмными тенями глаза на молодого человека в странных круглых очках и улыбается:
– А папироски то у вас – дрянь. Как впрочем, и наше положение. «Бухарец» вполне может издали нас размазать. Знаете, какие у него дальномеры! А пушки!
Командир сладко чмокает губами и, достав из кармана небольшую табакерку, щёлкает крышкой, засовывает мизинец в белый порошок и начинает набивать его себе в ноздри, шмыгая носом. Вскоре глаза у него увлажняются и веселеют.
– Иерихонские трубы, скажу я вам, а не пушки у него! Да-с, просто дивные пушечки! Стены этого города осыпаются от одного их грозного грохота.
Командир ведёт себя странно, словно вдруг утратив всякий интерес к происходящему. Вместо того, чтобы предпринять что-то решительное, он начинает расспрашивать Лукова о Москве, делится собственными впечатлениями от московских театров и варьете, которые посетил в 1915-м, будучи среди приглашённых на аудиенцию к царю отличившихся в боях флотских офицеров. Потом он в подробностях принимается объяснять пассажиру обстановку, не обращая внимания на тревожные покашливания и ропот подчинённых внизу. Но зато вскоре Одиссей уже может оценить всю опасность создавшегося положения. Неприятельский бронепоезд, а по всей видимости это «Бухарский паша», неожиданно появился в городских предместьях несколько часов назад. Если в прежние свои набеги он сразу начинал бомбардировать городские кварталы, и вообще вёл себя, как пират, – спеша причинить максимум ущерба столице большевистской республики и скрыться, прежде, чем им займутся всерьёз, – то на этот раз командир «Бухарского паши» не торопил события, явно ища встречи с большевистским бронепоездом.
Первый огневой контакт между состоялся сорок минут назад у восточного выходного семафора, где «бухарец» неожиданно преградил путь красному «Гарибальдийцу». Впрочем, завязка дуэли не стоила противникам каких-либо серьёзных повреждений или потерь среди экипажа. Только снаряд, выпущенный «бухарцем», разметал в щепы несколько бедняцких хибар, расположенных вблизи железнодорожного полотна.
Обменявшись залпами, противники отступили, не желая сразу очертя голову кидаться в схватку. «Гарибальдиец» даже успел зайти на вокзал и взять пассажиров, о которых ему сообщили по искровому телеграфу, и которых было приказано вывезти из города.
Луков был поражён «мудростью» чекистов, которые, конечно, знали о появлении «бухарца» и, тем не менее, запихнули их в этот чёртов бронепоезд, даже не поставив в известность о возникшей проблеме. Хотя, впрочем, не исключено, что за последние часы ситуация в Ташкенте могла резко измениться к худшему, и иные пути, ведущие из города, стали даже ещё опасней.
После первой стычки между бронепоездами последовали продолжительные взаимные манёвры: обманные выпады и фальшивые отступления, целью которых было выманить противника на открытое пространство, где его можно расстрелять из засады. Но пока никому из сошедшихся в схватке командиров не удалось получить решающее преимущество. И всё же кажется командир «Гарибальдийца» чувствовал себя в заведомо проигрышном положении, ведь на вражеском бронепоезде стояли дальнобойные морские орудия.
Ещё в 1918 году англичане захватили на Каспии несколько русских боевых кораблей. Часть из них британцы превратили в свои канонерские лодки и мониторы, а часть разоружили, передав снятые пушки своим союзникам в регионе. В частности одно 152-мм орудие системы Канэ со старого броненосца «Абрек» и ещё 120-мм, 102-мм и 100-мм пушки с других кораблей были использованы при строительстве бронепоезда для Бухарского эмира. Этой мощи командир «Гарибальдийца» мог противопоставить две трехдюймовки, два орудия системы «Гочкиса», и 57-мм французскую картечницу-митральезу для борьбы на средней дистанции. При других условиях это можно было бы считать вполне солидной огневой силой, но только не сегодня! 12 имеющихся в наличии пулемётов в расчёт вообще не принимались, ибо они были хороши только против пехоты и кавалерии противника.
Между тем снова наступившая в поединке пауза затягивалась. Скрывшийся за лесом «бухарец» затаился. А командир «Гарибальдийца» по-прежнему не решался или попросту не желал первым проявлять инициативу. Он словно забыл, зачем он здесь, и с удовольствием болтал с подвернувшимся под руку интересным собеседником.
Одиссей же решился ещё более подробно расспросить его о странном бронепоезде-призраке:
