— Ты, кстати, представитель молодёжи, мог бы здесь закосить под голубчика, — пошутил я.
— Для этого не обязательно быть молодым. У тебя такие же возможности заявить сейчас миграционной службе о своей переориентации, и попросить местных гомиков поддержать тебя, — парировал Егор.
— Мне уже поздно менять ориентацию и обращаться в контору. Моё дело похерили. Так что, в архивах этой страны я остался белорусским натуралом. Если бы я был хоть немного голубым, то давно бы уже имел статус постоянного жителя в этой или другой стране.
— Да ты, никак завидуешь им! У них всё получается, а ты такой правильный, и ничего не можешь добиться в своей натуральной жизни, — подначивал меня Егор.
— Да уж, завидую тому, что в современном мире им определили некое привилегированное положение по отношению к нормальному натуральному человечеству.
— Кто это определил им такое особое положение? Они сами по-братски поддерживают друг друга, помогают устроиться, пробиться, — возразил Егор.
— Их поддерживают и поощряют те, кто правят в этом мире. Кто организует глобальную моральную и физическую деградацию определённым народам. Обрати внимание, каково отношение к православным славянам, как активно осуществляется разрушение их моральных ценностей. Как пропагандируется, насаждается и поощряется всё, что способствует деградации этих народов.
— Так кто же конкретно это организует, ты можешь сказать?
— Есть национальности, которые отличаются концентрацией капитала и откровенным национализмом. Они брезгливо дистанцируются от прочих наций, как неполноценных. У них не то, что браки с представителями иных национальностей не поощряются, они стараются даже свои школы и детские лагеря организовывать по национальному признаку, где детей приобщают исключительно к своим национальным, религиозным и моральным ценностям. Они много говорят о равенстве, свободе, демократии и вседозволенности. Но, уж поверь мне, своим детям они не показываю фильмы, пропагандирующие однополые браки и прочие отклонения от естественных норм.
По мере удаления от Лондона, пассажиров в вагоне становилось всё меньше. Народ расползался по пригородам Лондона, где жилище было значительно дешевле, чем в самом мегаполисе.
Я снова задумался об адаптации, в качестве голландского подданного, где-нибудь в Шотландии или Уэльсе. Я там никогда не бывал, но почему-то чувствовал, что мне будет значительно легче раствориться в этих краях Великобритании. Получить все необходимые документы, как иностранному работнику, и успешно функционировать. Я снова и снова примерял новый паспорт к Саутхэмптону, но получалось плохо. Да что там плохо, просто до опасного невозможно. Как не примеряй, а для применения нового документа, позволяющего мне жить и работать на острове, я был вынужден покинуть хлебный портовый город и тихо залечь где-то, как это делал вождь мирового пролетариата Владимир Ильич. У этого, кстати, был богатый шпионский опыт скитаний по Европе с поддельными паспортами. Но и поддержка у него была, — куда мне до него с его антироссийскими семитскими связями.
К Саутхэмптону мы подъехали в почти пустом вагоне. В пути я рассказал Егору в общих чертах, где и как я проживаю, и о неисправностях нашего отопительного котла. Я несколько удивился его приглашению заходить к нему с мамкой в гости и коротать время в их жилище.
19
Я вляпался в чужое дерьмо, по собственной инициативе.
Войдя в дом, я обнаружил почту для меня. Расположившись в своей комнате, просмотрел письма из банков. Барклиз банк прислал мне кредитную карточку с лимитом до 500 фунтов, а банк Ллойд подробное письмо-предложение, призывающее получить от них кредит в размере до 11 000 фунтов под 13 % годовых.
Вероятно, это было следствием активного денежного движения на моих счетах. Еженедельные переводы грузинских зарплат на мой счёт и снятие этих сумм, создавало картину стабильного дохода и хорошего потребительского аппетита владельца счёта.
Мелькнула шальная мысль о новых банковских счетах, открытых на голландский паспорт, и возможных кредитах.
Начавшаяся предрождественская суета дополнительно привлекала дополнительных людей, к работам в сфере торговли и обслуживания, но временно освобождала от работ на стройках и в производстве.
При случайной встрече с Сашей армянином, он сделал мне неожиданное предложение. Выглядел он уставшим и чем-то озабоченным.
— Чем занимаешься? — задал он мне неудобный вопрос.
Хотелось бы мне иметь кого-то, с кем можно было бы посоветоваться, о своём намерении приобрести поддельный паспорт. Но это был не тот случай. Мы едва знали друг друга, и каждый пребывал на своей волне.
— Ничего особенного, — коротко ответил я, думая о своём.
— Нашей строительной бригаде после праздников нужен будет дополнительный подсобник, я обещал бригадиру подыскать такого. Ты не хотел бы? — неуверенно спросил он.
— Мне нельзя работать. Её Величество не даёт добро, — прояснил я ситуацию по моей кандидатуре. — А что за работа, расскажи.
— Та ладно. Тебя эта работа вряд ли заинтересует, — вынес окончательное решение Саша.
— Я знаю ребят с разрешением и желанием работать на любых работах, — проявил я интерес к его делу, больше из уважения к нему, чем к его предложению.
— Работа простая, но грязноватая и нелёгкая, — неохотно ответил Саша.
— Главное, чтобы платили, и не требовалось знание языка, — поддержал я совершенно неинтересную для меня тему разговора.
— Платят исправно. Язык желателен, но фактически — не нужен. Оформляют официально, поэтому, нужно иметь действительное разрешение на работу.
— И что требуется делать?
— Да в основном, убирать строительный мусор на строительной площадке.
— Хорошо. Я дам твой телефон кому-нибудь из подходящих ребят, — обещал я.
— И ещё одно существенное требование к работнику, чтобы человек был надёжный и не алкоголик, — по-военному строго предупредил Саша.
Расставшись с ним, я тут же позвонил одному из грузинских ребят. Коротко передал предложение о работе и телефон Саши, искренне пожелав всем удачи.
Вернувшись к своим делам, я отправился к дивану в книжном магазине. Затаившись на своём месте, я переключил мысли на события середины 70-х годов, происходившие с четырьмя музыкантами и сопровождающими их людьми.
Во время концертов в Нью-Йорке их кто-то огорчил на 203 тысячи долларов. Это были их честно заработанные, карманные наличные, которые они держали под рукой на всякие текущие расходы. Кокаин продавался только за наличные, и без него как-то…
Пока они тяжко пели для нью-йоркской публики свои очень английские, мрачноватые баллады, какие-то шустрые поклонники их таланта успешно пошарили в гостиничном номере в личных вещах музыкантов. В сейфе, где хранились наличные и паспорта, остались лишь документы. Полиция и ФБР ничем помочь не смогли. Лишь удивились такой сумме и небрежности британских артистов. Нью-Йорк любит наличные более всего.
Массовые, крикливые рождественские распродажи, по сути своей, заключались в праздничной переупаковке безнадёжно залежалых товаров, и суетливой попытке сбыть их, под шумок, по завышенным ценам. Ходить в этот период по магазинам, с надеждой на удачную покупку — пустая трата времени.
Вскоре прикрыли на каникулы и колледж, а с ним и доступ к бесплатному Интернету. Всё вокруг свелось к массовому, бестолковому потреблению товаров широкого потребления.
Период рождественских праздников хорош для тех, кто живёт дома и имеет место комфортного времяпровождения. Ибо к Рождеству всё закрывается и замирает. Остаётся лишь сидеть дома или у кого-то гостить. В гулянии по улицам тоже много времени не проведёшь из-за гадкой погоды.
Я любил бродить один в некоторых районах города. Особенно часто я заходил поздними вечерами на территорию морского пассажирского порта. Оттуда были видны отдельные причалы коммерческих доков.
Огни пришвартованных и совершающих манёвры судов, отражались в темноте залива, положительно гипнотизировали и умиротворяли меня. Здесь жизнь не замирала ни в праздники, ни в выходные, а текла круглые сутки.
На St. Mary's Street работали лишь некоторые точки общественного питания. Торговец виниловых пластинок и музыкальных журналов прошлых десятилетий прикрыл свою музейную лавочку на неопределённый праздничный период, чем огорчил меня. Но на этой же улице я облюбовал одно кафе, где подавали незатейливые горячие блюда, чай и кофе. Там не бывало много посетителей, на столиках всегда лежали газеты, и главное, мои заседания с чашкой чая и газетой совершенно никого не напрягали. Сидя за столом у стеклянной витрины, я мог наблюдать за улицей.
На противоположной стороне появились рекламные плакаты, извещающие о концертном туре по Великобритании чёрной певицы Шаде (Sade).
