class="p1">Тучный Плюм вынырнул откуда-то сбоку, толкая перед собой щуплого чумазого мальчишку.
– Забился, ваше Ссиятельство. Вот привел прочистить.
– Ой, не заставляйте, господин Плюм, ой боюсь! – верещал щенок. – Всем известно, что в этой трубе черт живет!
Трактирщик толкнул его в последний раз, так что мальчишка приземлился прямо в золу. Левкротта раздраженно отряхнул пепел с рубашки.
– Я сам устрою вам встречу, если не поторопишься, – пригрозил Тучный Плюм. – А ну лезь!
Тот продолжил скулить, но полез наверх, зажав в зубах скребок. Вскоре движение прекратилось.
– Ну?!
– Застрял я, господин Плюм, – захныкали из трубы.
– Щас я тебя! – Трактирщик засучил рукава – бесполезный жест: стоя внизу, он все равно ничего не мог сделать.
Левкротта, которого не оставило ленивое благодушие, решил оказать ему услугу:
– Не так это делается.
Он отодвинул хозяина «Зубастого угря» и, вынув из лежащей в кресле разодранной подушки солому, кинул ее в камин и поднес свечу. Сухая трава тут же занялась с веселым треском. Камин наполнился чадом, дымок потянуло наверх.
Левкротта подмигнул Плюму:
– Сейчас полезет, как миленький.
Во взгляде трактирщика засквозило уважение. Всхлипы в трубе перешли сперва в визги, а потом в подвывания.
– Что здесь происходит?
Ну что за прекрасный вечер, черт подери! Левкротта почти готов был хлопнуть появившегося хирурга по плечу. Но тот вряд ли бы это выдержал: едва стоял на ногах, держась за стену и делая вид, что просто мимоходом прислонился. Все-таки хорошо он его отделал. Даже удивительно, что тот сумел так быстро подняться.
Хирург оттолкнул недовольного трактирщика, затушил солому остатками вина и, сунув голову в трубу, крикнул наверх:
– Все, спускайся.
Мальчишка слез, размазывая слезы по чумазому лицу. Испуганно покосился на Левкротту, икнул и кинулся наутек, надрываясь от плача. Через секунду входная дверь хлопнула.
– Тебе кто-нибудь говорил, что ты совсем не умеешь веселиться, хирург? Думаю, в детстве тебя никогда не приглашали в общие игры.
Тот только мотнул головой на дверь в глубине трактира. Они вернулись в комнату, где Левкротта совсем недавно беседовал с баронессой. Даже аромат ее духов еще не выветрился.
Трактирщик со своим подносом попытался протиснуться следом, но Левкротта в неожиданным приступе раздражения вытолкал его и захлопнул дверь перед самым носом, вернее, пузом. Жилет застрял, и когда тот рванулся с другой стороны, пуговицы посыпались на пол. За дверью послышалась ругань, а потом удаляющиеся шаги.
Левкротта обернулся к гостю:
– Не скажу, что твой приход стал полной неожиданностью (я ведь уже упоминал, что такие, как ты, очень предсказуемы?). Впрочем, я все же слегка удивлен: думал, выдержишь характер, подождешь хотя бы до завтра.
Гость молча ткнул ему в грудь суконную сумку.
– Здесь все, что есть.
Левкротта нарочито медленно развязал тесемки и заглянул внутрь. Провел пальцем по серебряным кругляшкам.
– Не бог весть сколько, но так и быть… А ее оставил под охраной песика?
– Ты поставил условие, я его выполнил. Чтобы к рассвету тебя не было в Пустоши.
Хирург повернулся и зашагал к двери.
– И что, на этом все? Просто отдал? А как же угрозы, требование дать слово чести, что я сдержу обещание… погодите, обещание? Я кому-то что-то обещал? Хм, может быть… всего и не упомнишь. – Хирург замедлил шаг и обернулся. Левкротта задумчиво потер подбородок. – Наверное, тот последний пинок в голову оказался фатальным. Заранее извиняюсь перед твоими будущими пациентами. Такая искренняя вера в людей почти умиляет. Кто-то может даже назвать это благородством – ну, те, кто не выговаривают «идиотизм». – Тот не спеша двинулся в его сторону. – Ну так что, правда веришь, что я уеду?
Хирург подошел вплотную.
– Нет. Такие, как ты, не умеют вовремя останавливаться.
– Тогда почему…
– Сделка с совестью, по твоему совету.
– И если я не уеду…
– Я тебя убью.
– За нее?
– За нее.
Левкротта зло оглядел стоящего перед ним:
– Потренируй хук левой – там больше пальцев уцелело.
В следующую секунду он повалился на пол, хватаясь за кадык и надсадно кашляя. Ушибленное горло горело. Он даже не успел заметить движения.
Хирург продолжать стоять все так же спокойно, глядя на него сверху вниз:
– Убийство не драка. Главное – знать, куда бить.
А потом развернулся и вышел.
Немного придя в себя, Левкротта встал с четверенек и поднес ладони к лицу: липкие, все в занозах, под ногти забилась грязь. Он передернулся от омерзения и вытащил платок.
– Умрешь медленно, сволочь.
* * *
Подбегая к мастерской госпожи Хэт, Твила услышала внутри голоса. Они ссорились. Один угрожал, второй плаксиво оправдывался. В первом она с удивлением узнала госпожу Бэж, чьи интонации сейчас больше напоминали погребальный колокол, чем колокольчик. Твила схватилась за ручку, но тут дверь сама распахнулась, и из лавки выскочила ее нанимательница. При ней не было даже Габриэллы, а в лице читалось возмущение. На мгновение обе застыли. Твила спохватилась первой:
– Госпожа Бэж, какая удача, что я вас здесь встретила! – Она схватила ее за руку. – Вы добрая леди и не откажете, я знаю, хоть моя просьба покажется странной и даже неприличной, но у меня нет выхода… простите, что так бессвязно. – Твила прижала ее руку к груди. – Вы не могли бы одолжить мне денег, в счет будущего жалованья? Я не знаю, к кому еще обратиться. Я весь год буду работать на вас бесплатно, сделаю все, что пожелаете, только…
Та поспешно выдернула пальцы и огляделась. Улица была совершенно пустынна и темна, не считая отдельных островков света вокруг уличных фонарей. И все же первая леди Бузинной Пустоши отпрянула под козырек, в тень:
– Ты с ума сошла? Не хватало еще, чтобы кто-нибудь увидел, как я с тобой разговариваю. Что подумают люди, застав меня в компании падшей женщины! – Она замахала на Твилу платочком. – Прочь!
– Но госпожа Бэж…
Леди отшатнулась от нее, как от переносчика легочной чумы. Даже дыхание задержала, чтобы не пользоваться одним с ней воздухом.
Твила опустила руки и отступила на шаг:
– Простите, я не подумала о вашей репутации…
Госпожа Бэж снова замахала на нее, на этот раз веером, и, не отнимая платочек от носа, прогундосила что-то вроде «бдочь».
Твила обошла ее, стараясь не задевать платье (впрочем, та его благоразумно отдернула), и зашла в лавку.
Госпожа Хэт подняла заплаканные глаза. Сперва в них отразилась надежда, потом растерянность, а потом снова надежда, как если бы она обрадовалась чьему-то возвращению, потом поняла, что ошиблась, а потом снова обрадовалась.
– Госпожа Хэт, простите, что так поздно, но у меня нет времени на долгие вступления. Помните наш недавний разговор?
При взгляде
