и остальное тело. Красно-коричневая глина подсохла и стала пятнистой, пыльно-бежевой; в отдельных местах она отслаивалась и трескалась, словно грязь в высохшей луже. Натану не хотелось смотреть – может быть, он боялся положения, в котором мог застать фигурку, – однако ее изменившийся вид и мертвая неподвижность притягивали взгляд. Голень и бедро оказались такими же, как и лодыжка: высохшими и неподвижными. Натан поднял фигурку, и она рассыпалась в пыль между его пальцами.
– «Ретроспективный Одеон», – раздался голос Господина у него над ухом, но откуда-то из-за спины. – Одна из моих любимых игрушек.
Натан подскочил и обернулся. Господин стоял позади него на коленях, с распущенным галстуком и широкой улыбкой на лице. Он протянул к Натану руку ладонью вверх. Его ладонь была иссечена сеткой тонких белых шрамов, расположенных слишком равномерно, чтобы можно было принять их за те линии, какими пользуются хироманты, – скорее, они были вытравлены поверх них, как надписи на палимпсесте.
Мальчик уставился на него.
– Так это ваше?
Господин кивнул.
– Впрочем, я бы сказал, что здесь все мое, не так ли? Но я понимаю, что ты имел в виду. Этой игрушкой, так же как и всеми остальными, я играл, когда был ребенком. Возможно, во мне говорит сентиментальность, но я так и не нашел в себе силы их выбросить. И вот теперь они снова пригодились, правда? В свое время я задал этой штуке множество вопросов, и она дала мне множество ответов.
Натан кивнул. Глиняный прах Присси по-прежнему был зажат у него в горсти, и Натан не знал, куда его девать теперь, когда рядом был Господин. Однако тот заметил, что мальчик сжимает слегка подрагивающие кулаки с просачивающимися между пальцами маленькими струйками пыли, и дважды свистнул. Тотчас откуда-то из угла, словно бы из ниоткуда, явилась механическая мышь наподобие тех, которым в спину вставляется заводной ключ, только у этой был настоящий мех и рубиново-красные глаза.
– Вы еще не знакомы? Это мистер Сауэрс. Где-то тут неподалеку должна быть его жена.
Поднявшись, Господин подошел к углу, откуда появился мистер Сауэрс, нагнулся и поднял еще одну мышь – почти такую же, но с изумрудными глазами, – которой каким-то образом угораздило перевернуться на спину. Ее колесики бешено вращались, и как только Господин снова поставил ее на пол, она тотчас шмыгнула туда, где ее ждал супруг.
– Ужасно романтичная пара! Жить не могут друг без друга, – заметил Господин.
Воссоединившись, они подкатились к Натану и принялись тыкаться носами ему в колено.
– Они хотят, чтобы ты бросил свой мусор на пол. Видишь ли, это их работа – прибирать здесь.
Натан колебался, но затем, побуждаемый Господином, разжал руки, и горстка глиняной пыли просыпалась на пол перед мышами. Они метнулись к ней и принялись шнырять взад и вперед, пока, благодаря какому-то механизму, который Натан не мог разглядеть, ковер перед ним вновь не стал чистым.
– Спасибо, – сказал он.
Взмахом руки Господин отпустил мышей, и те укатились прочь, снова спрятавшись где-то среди теней.
– Вот видишь, Натан, – сказал Господин, – у каждой проблемы есть решение.
Господин набрал пригоршню глины и принялся катать ее между ладонями, пока та не превратилась в гладкий шар.
– У меня тоже есть проблема, Натан, и я надеюсь, что решением для нее окажешься ты. Возможно, Беллоуз уже рассказал тебе о ней?
Натан покачал головой. Он не поднимал взгляда, продолжая разглядывать опустевшую сцену. Место, где лежала Присси, было припорошено пылью. Лизнув палец, он провел им по пыльным дощечкам.
Господин снова присел рядом.
– Вот, возьми, – он протягивал глиняный шар. – Теперь, без медальона, это окажется гораздо проще. Во всяком случае, наверняка проще, чем прошлой ночью. Я думаю, ты уже понял: я повесил тебе на шею медальон, чтобы он сдерживал твой гнев до тех пор, пока ты не научишься его контролировать. И также я дал тебе книгу, чтобы она помогала тебе учиться. Это я велел ей привести тебя сюда, чтобы показать, как это все работает.
Господин улыбнулся, и Натан взял у него глину. На этот раз кончики его пальцев пощипывало и покалывало, он ощущал зернистость материала. Казалось, будто его пальцы обрели дополнительную чувствительность, а также увеличилась степень, с какой он мог контролировать их движения. То же относилось к остроте зрения; впрочем, глина теперь казалась ему более голубой, чем прежде. Все вокруг как-то поголубело, даже кровь, которую он выдавил из кончика своего пальца, – ранка, конечно, еще не успела зарасти, и оказалось достаточно сковырнуть корочку кончиком ногтя, чтобы ее освежить.
– Вот так. Чем больше крови ты замешаешь в глину, тем лучше окажутся полученные результаты.
– Я знаю.
Натан принялся снова лепить Присси, но на этот раз вместо грубого и приблизительного изображения женской фигуры под его пальцами возникло нечто иное, кто-то совершенно другой: та девушка в голубом, которую он видел на портрете.
Господин поцокал языком, отобрал у Натана глину и снова смял ее в комок. Когда он разжал кулак, на его ладони лежала фигурка Присси – настолько достоверная, будто Присси сидела перед ними во плоти, вплоть до формы носа и изгиба ее шеи. Господин отдал ее Натану, и тот поставил фигурку посередине сцены и сунул в рот порезанный палец.
– Тебе необязательно на этом останавливаться, – заметил Господин. – Однажды я поместил на эту сцену тринадцать изображений, не менее совершенных, чем твое, и заставил каждое произнести свои реплики. Не могу сказать, что получил от этого представления большое удовольствие, но это, по крайней мере, было поучительно.
Еще до того как он закончил говорить, Натан занялся второй фигуркой. Он начал с головы – копна растрепанных волос, широкий лоб и скулы, провал пустой глазницы и широкая, нахальная улыбка. Еще до того как он наполовину закончил с туловищем, было понятно, кто это такой: Гэм.
– Пожалуй, наше дело может подождать еще один день, – сказал Господин, поднимаясь с колен. – Хотя бы до тех пор, пока ты не удовлетворишь свое любопытство. Возможно, это даже заставит тебя работать с большей эффективностью.
Натан его не слушал: Искра требовала от него полной концентрации для выполнения задачи. Он не слышал, как Господин вышел из комнаты, не видел, в каком направлении он пошел – к Беллоузу или в сторону Натановой спальни, где под подушкой лежала книга.
Спустя немного времени Гэм был закончен и поставлен на сцену рядом с Присси. Натан потянулся за новой порцией глины, еще не зная, кого собирается лепить дальше, однако это знали его пальцы. Это знала Искра. Вскоре понял это и Натан, когда перед ним
