Нужно подчеркнуть: никто еще не представил ни единого свидетельства того, что graphein могло относиться к более отдаленным отношениям между автором и произведением, чем отношения диктовки. Судя по всему, таких свидетельств никто даже не искал. Однако идея, что Ин 21:24 означает всего лишь, что за традиционным источником, легшим в основу четвертого Евангелия, стоит свидетельство Любимого Ученика, стала общепринятой[936]. По всей видимости, один за другим ученые полагаются в этом на мнение своих предшественников — и отсутствие лингвистических свидетельств совершенно их не останавливает. Быть может, мысль, что Любимый Ученик написал Евангелие сам, кажется им столь невероятной, что они, как утопающий за соломинку, хватаются за гипотезу, что в 21:24 сказано нечто иное. Однако, по каким бы причинам ученые ни сомневались в авторстве Любимого Ученика — сами эти причины, в отсутствие лингвистических доказательств, не могут определять значение слов «написавший сие» в Ин 21:24. Чтобы судить о значении этих слов, необходимы лингвистические свидетельства.
Здесь стоит выслушать мнение Кевина Ванхузера, специалиста по герменевтике, весьма одобряющего такой подход. Процитировав высказывания Шренка и Брауна, он затем спрашивает:
Имеет ли смысл говорить, что Любимый Ученик «написал сие» или даже «стал причиной написания», если он — всего лишь источник информации? И даже если он был основным или единственным источником — можем ли мы сказать вместе со Шренком, что Любимый Ученик «духовно ответствен» за содержание этого Евангелия? Можно ли сказать, что Паганини «ответствен» за вариации его темы у Рахманинова? Дух и смысл «Рапсодии на тему Паганини», несомненно, принадлежит Рахманинову. Паганини — не автор «Рапсодии», и считать его автором в каком бы то ни было смысле невозможно.
Стремясь разгадать одну загадку авторства, приверженцы историко–критического подхода к изучению Библии создали другую: как отдаленный источник может нести ответственность за текст, который не правил и не утверждал? Четвертое Евангелие… литературный шедевр, достигающий своих целей с помощью продуманного построения сюжета, тонкой иронии и тому подобного. Трудно понять, как в таком произведении была сохранена суть свидетельства Любимого Ученика, если только он не отвечал и за его форму. Но если он отвечал и за форму, и за содержание — почему же не признать его единственным автором?[937]
До сих пор мы, вместе с учеными, на которых ссылаемся, принимали как должное, что «сие» в Ин 21:24 — то, о чем свидетельствовал Любимый Ученик и что он написал — относится к содержанию Евангелия. Некоторые, однако, с этим не согласны и полагают, что здесь имеется в виду либо только содержание главы 21, либо какой–то письменный источник, использованный автором Евангелия при его составлении. Эти гипотезы позволили бы нам принять слова «написавший сие» в 21:24 в прямом смысле, не признавая при этом Любимого Ученика автором Евангелия. Однако они крайне маловероятны. Большинство ученых согласны, что стихи 24 и 25 не следует отделять друг от друга; а, если читать их вместе — ясно, что речь идет не только о главе 21. Очевидно, что это — заключение всего Евангелия, и «сие» — деяния Иисуса, описанные в этом Евангелии. Столь же странно понимать слова, что Любимый Ученик «написал сие», в том смысле, что он написал источник, использованный автором. Далее мы покажем, что 20:30–31 и 21:24–25 вместе представляют собой тщательно выстроенное двухступенчатое заключение Евангелия. Это значит, что в 20:30–31 и в 21:24 слово «написать» употребляется в одном и том же смысле. В обоих случаях речь идет о написании «этой книги», а не какого–то иного источника.
Ин 21:24 означает, что это Евангелие написано Любимым Учеником — собственноручно либо при помощи писца. Вполне возможно, что на тех или иных стадиях своей работы он пользовался помощью секретаря или редактора; однако эта фраза ясно показывает, что он отвечает и за содержание книги, и за литературную форму произведения. Ученый, твердо настроенный считать это невозможным, может, конечно, расценить такое утверждение как невозможное фактически. Тогда перед ним возникают два альтернативных объяснения того, как попало это неверное утверждение в заключительные строки Евангелия. Одно из них — то, что стихи 21:24–25 добавлены в Евангелие на поздних стадиях его создания редактором, ошибочно полагавшим, что его автор — Любимый Ученик[938]. Или же фиктивно приписать свой труд Любимому Ученику мог сам реальный автор Евангелия. В этом случае перед нами псевдоэпиграф — независимо от того, рассматриваем ли мы псевдоэпиграфию как подделку или как допустимый литературный прием.
Псевдоэпиграфическую гипотезу мы подробно рассмотрим в следующей главе. Здесь же коснемся гипотезы, что 21:24–25 — позднейшее добавление к Евангелию, и, следовательно, указание на авторство в этих стихах недостоверно. Этот вопрос неотделим от вопроса об оригинальном окончании Евангелия. Огромное большинство современных ученых[939] полагает, что Евангелие изначально заканчивалось главой 20, а заключением его были стихи 20:30–31, по мнению этих исследователей, наиболее подходящие для завершения евангельского повествования. Выходит, что глава 21 — своего рода приложение, добавленное позже; и, хотя стихи 21:24–25 выглядят естественным завершением этой главы, склонность видеть в Евангелии продукт последовательных редакционных наслоений заставляет многих исследователей полагать, что указанные стихи были введены в главу 21 еще позже. Некоторые считают, что стихи 24 и 25 были добавлены по отдельности. Я не принимаю подобных теорий, разделяющих заключительные части Евангелия на череду последовательных добавлений, и в следующем разделе покажу, что оригинальная версия этого Евангелия включала в себя нынешнее заключение и никогда не существовала без утверждения о его авторстве в 21:24.
Окончание Евангелия от Иоанна
Структура заключительных частей Евангелия от Иоанна стройна и логична: имеется завершение повествования (21:1–23), обрамленное заключением, разделенным на две хорошо продуманные и простроенные «ступени» (20:30–31 и 21:24–25). Одна из причин того, что заключение разделено надвое — необходимость с его помощью отделить повествование главы 21 от повествования Евангелия в целом, выделив главу 21 как эпилог. Необходимо отметить, что эпилог — не то же самое, что добавленное в дальнейшем приложение. Сознательно отделенный от остального повествования, эпилог, тем не менее, может быть в полной мере частью авторского замысла. В Евангелии от Иоанна эпилог уравновешивает пролог в его начале (1:1–18). Пролог набрасывает предысторию евангельской истории — эпилог предсказывает ее продолжение. Как пролог возвращается к временам творения, так и эпилог предвидит будущую миссию учеников, символизируемую чудесным уловом, и в особенности сосредоточивается на различных ролях Петра и Любимого Ученика. Временной отрезок, о котором говорится в эпилоге, простирается вплоть до парусин (второго пришествия) Иисуса. Его последние слова в стихе 23 — Иисусово «пока Я не приду»[940] — соответствуют первым словам пролога: «В начале» (1:1).
Соответствие Пролога и Эпилога подтверждается элементами нумерической композиции (вообще очень характерной для этого Евангелия[941]). Пролог состоит из 496 слогов: возможно, это связано с тем, что 496 — число треугольника[942], совершенное[943], а кроме того, представляет собой числовое значение греческого слова monogenes («единородный» — слово, используемое в 1:17, 18)[944]. Нам эти соображения могут показаться странными; однако в новозаветные времена люди придавали огромное значение некоторым видам чисел, в особенности треугольным и совершенным числам[945], а также привыкли к мысли, что любое слово имеет собственное числовое значение — легко вычисляемое, ибо все буквы греческого алфавита служили также и цифрами. Однако для наших нынешних целей число 496 важно тем, что оно связывает воедино Пролог и Эпилог Евангелия. В Прологе 496 слогов — в Эпилоге (намного более пространном) 496 слов. Такое соотношение слогов Пролога и слов Эпилога вполне оправданно: Пролог — поэтическая композиция, в которой естественно обращать внимание на количество слогов, Эпилог — прозаическое повествование. Дальнейшее подтверждение гипотезы о нумерической композиции можно найти в том, что обе части заключения (20:30–31 и 21:24–25), обрамляющие Эпилог, состоят из 43 слов[946]. Это указывает на то, что их следует рассматривать вместе, параллельно друг другу.
Теперь проведем подробное сравнение этих двух частей заключения. Вот их тексты:
Много сотворил Иисус пред учениками Своими и других чудес, о которых не писано в книге сей. Сие же написано, дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий, и, веруя, имели жизнь во имя Его
