class="p1">– Бесконечная вереница смертей не могла продолжаться и дальше, но тогда появились внешние силы. Спустя три года Рей стал нашим мэром. Начались жуткие гонения частного бизнеса и вычеркивания из недостатков города так называемого классового неравенства. Конечно, позже Рей поймет, что все это не имеет смысла, а только лишь роднит его с печально известным президентом Д. Лишь только на примере одного Снова увидев, что никто здесь не равен, Рей успокоится, но его жестокая лапа коснулась нас раньше. Что ни говори, а он то еще животное, во всех смыслах. Высокомерный, эгоистичный, вечно недовольный. Именно его высокомерие и погубило Захара – наш денежный мешок, или кура, как мы его звали. Его хотели посадить, но он был уж очень ушлым адвокатом. Зная все тонкости юриспруденции, Захар уворачивался от любых претензий, пока Рей не показал своего лица – он наказал убить его. Просто… Просто потому, что устал, – Женя открыл рот и посмотрел на Лёшу, словно ожидая от него какого-то оправдания. – Просто котик устал гоняться за ним. Избавились от куры тихо, конечно же. Так он всегда решал конфликты, когда они выходили из-под его контроля. И вот так мы с Ваней остались одни. Долго вынашивая план мести, Ваня покусился на президента, желая отомстить за брата, но был посажен в тюрьму. Он стал вторым заключенным в нашей компании. По выходу оказалось, что его заразили. Я похоронил его две недели тому назад…
Рассказ подошел к концу. Вернее, он не был закончен и не изложен в правильной, углубленной форме, но Жене было тяжело выдавливать каждое слово, и на моменте с Сашей он уже понял, что надо заканчивать быстро. Он ударился головой о стойку и закрыл глаза, начиная жалеть, что рассказал это.
Болтали они часа два. На улице уже сгустилась ночь, а стаканы с виски только пополнялись и пополнялись. Увертливость и тактичность Лёши помогла вытащить нового знакомого из апатии на короткое время. Он наконец вывел его в более непринужденное русло рассуждений на тему жизни снаружи, морских пейзажей и прочих невероятных мест, которые они бы могли посетить, но, видимо, путь им был уже давно заказан. Выпив столько, сколько обычно хватает Лёше, чтобы упасть в обморок, он задал вопрос на прощание:
– Что же с этим льдо-ом такое? – он рыгнул и хитро улыбнулся. – Наркотик? – его голос булькнул, а внутри он весь залился смехом, который от страха выплеснуть содержимое желудка наружу сдерживал с очень большим трудом.
– Это Бушмилс, шесть лет, – улыбнувшись в ответ, сказал бармен и потер нос. – Редчайшая находка в наше время.
– Что? А почему ты не сказал этого сразу? – недоумевал Лёша.
– Странно, что ты этого не понял раньше. А мне надо было навести интриги. Я вообще думал тебе рассказать историю об отце, который годами выдерживал розовый лед, чтобы придать ему магические свойства. Но у меня же никогда и не было отца!
Оба загоготали как ненормальные. Когда, немного успокоившись, Лёша пришел в себя, он опустил голову и сказал:
– Мы уходим. Завтра утром. Жаль, что я не увижу тебя вновь.
– Да, жаль. Но я думал, что вы закончите дело с дикарями… Но да ладно, – Женя усмехнулся и допил стакан, сильно запрокинув голову. Он чуть с ног не повалился.
– Ты о чем? – удивился Лёша, стараясь максимально разогнать туман в голове.
– Ну как это? Вам же вроде поручили там что-то… А, не важно. Лучше вот, – он протянул бумажку с очень криво написанным адресом. – Заскочите на дорожку. Дам подарок.
Бармен вышел из-за стойки и молча направился за дверь наружу. Оставшись в некоторой недосказанности, Лёша, шатаясь и спотыкаясь на каждом шагу, доковылял до комнаты, тяжело упал туда, где спал Егор, – в угол. Сонный брат, словно чувствуя это сердцем, вскочил с кровати. Лёша же был в полной и бескомпромиссной отключке. Разбудив Машу, они вместе, как два Тарзана, попытались перетащить тяжелую и пропитанную алкоголем тушу. Всю работу, что очевидно, делала Маша, пока Егор сдерживал боль и кряхтел, как старик, поднимая здоровой рукой тяжелые конечности Лёши. С горем пополам они дотащили его, а из руки младшего снова брызнула кровь, окропив новый бинт очередной дозой алой краски.
Бессильно упав в угол и положив голову на грязное белье, он укутался тонкой простынкой. Все как в те дни в Менске. Он опять спал на самом грязном месте, и в очередной раз, словно белка в колесе, он чувствовал вину, и из-за этой вины лежал на холодном полу. Только вот теперь дела обстояли чуть иначе, ведь с ним появился другой человек. Первый после брата, что казался так близко.
Маша села рядом, положила белую подушку под его и свою голову и залезла под покрывало. Вновь чуть не расплакавшись от ее благородности, милосердия и доброты по отношению к нему, он уткнулся носом в ее плечо, вдыхая сладкий запах шампуня. Чувствуя тепло, упругое тело и мягкую, гладкую кожу под рукой, он обнял ее и прижал к себе. Так они и уснули. На холодном полу. Под наблюдением укутанной в пелену облаков луны.
Глава 4
Последний из «Комаровых»
I
– Подъем! – Лёша пинал Егора ногой.
– Отв… – Егор открыл глаза, осмотрел находящийся перед его носом клок пыли и тяжело вздохнул. Он покорно поднялся, как вдруг увидел, что на руке как-то оказался слепок из геля.
– Мы идем к одному моему новому знакомому, так что собирайте манатки и быстро выходите вниз. Я буду ждать вас там.
Закинув рюкзак на плечи, Лёша вышел за дверь. В комнате царил бардак. Смутно припоминая события минувшего дня, Егор словил себя на том, что он был жутко пьян. Правда, была одна проблема – этого он совсем не помнил.
– Что мы пили? – спросил Егор быстро прибирающую комнату девушку. Отлежавшая рука хоть и была замотана в бинты, после чего обернута гелем, но даже так умудрялась ныть за всем этим слоем защиты.
– Ничего, – ответила Маша и удивленно посмотрела на него.
– Чт… Я, видимо, набухался, сам того не заметив. Стыд-то какой.
– Не выдумывай, – Маша подкинула покрывало и застелила кровать. – После того, как я тебя перевязала… Ну…
– Твою мать… – Егор испугался и взялся за голову. – Что? Неужели я не смог сдержать себя в руках? Маша… Маша, прости дурака. Брат же говорил, – он подошел к ней, держа ладони прижатыми и виновато смотря на нее.
– Ты чего? – она улыбнулась и захихикала. – Нет, все хорошо, – она взяла
