— Милорд, мне кажется моя перчатка порвана, не могли бы вы осмотреть? Не хотелось бы натереть мозоли только от того, что я позволила себе небрежность в одежде.
Эйвар с готовностью взял женскую руку, чуть при этом придвинулся, чтобы поднести ближе к глазам.
— Вот здесь, на ладони, ничего нет? И за пальцем? Кажется, мне немного отсвечивает, — Идель тоже наклонилась навстречу графу.
— Я просмотрела смену главы банкиров, пока мы работали над ситуацией с Патьедо и Редвудом, — быстро зашептала женщина. — Мой предыдущий мастер Гильдии банкиров умер около полугода назад, и глядя на его преемника мне все меньше кажется, что это была случайность. У вас ведь есть свои люди и в моем чертоге. Я была бы признательна, если бы…
— Я вас понял, — таким же шепотом отозвался Эйвар, с усердием рассматривая перчатку на руке леди. Он аккуратно разворачивал кисть Идель так и эдак, и будто бы ненавязчиво, но неуклонно растирал ее ладонь большими пальцами. — Узнаю, что смогу и так тихо, как только возможно. Ваше участие останется за портьерой.
— Спасибо. И отдельно проверьте, не был ли этот господин Авернус протеже Фардозы и Аббатства вообще.
— Что делать, если был?
— Сообщить мне.
— А если нет?
— Тогда узнайте, какого черта Фардоза трется вокруг Авернуса со своим смердящим ящиком. Даже отсюда видно, что Фардоза что-то вынюхивает. Я хочу знать, что, зачем, для кого, и как он намерен это использовать.
Эйвар едва различимо кивнул.
— Сделаю, что смогу.
«Но обещать не буду» — это вполне можно было опустить в разговоре. Эйвар Дайрсгау действительно никогда особо не был щедр на обещания и делал ровно столько, сколько мог или считал возможным, чтобы при этом не взбаламутить воду на поверхности озера.
— Думаю, это все же отсвечивает, миледи! — Громко заявил Дайрсгау. — Ваша перчатка абсолютно цела!
— Спасибо, что оказали любезность. — Идель выпрямилась в седле.
— Увидимся в Редвуде, — тихо улыбнулся мужчина на прощание. Идель, едва взглянувшая перед собой, не удержалась и снова уставилась на Эйвара. Ее расширившиеся глаза выдавали неподконтрольное удивление.
— Вы собираетесь в Редвуд? — почти неслышно спросила она, чтобы не оповестить лишних. И почему он не сказал об этом за три дня, пока был здесь?!
«Может, потому что не хотел давить на тебя в решении? Или не хотел быть пастухом, за которым ты слепо последуешь?»
— Вы же не думали, что мы с императором оставим вас все делать в одиночку?
Идель несколько секунд смотрела на Эйвара, не моргая. В ртутно-серых глазах советника заплясали редкие для Дайрсгау смешинки. Идель широким движением вверх-вниз кивнула, еще больше распрямила плечи и посмотрела на Эйвара с наигранной снисходительностью.
— О, как еще я могла подумать? Разве обычно все происходит так, как вы сказали?
Эйвар, заражаясь беззлобным сарказмом, отвел глаза, немного скосив в усмешке и челюсть. Будь это кто другой, Идель прочла бы выражение лица как: «Вот сучка». Впрочем, наверное, что-то такое Дарйсгау и подумал.
— Легкого пути, — пожелал Эйвар и, наконец, отдал поводья.
Идель ненадолго задержалась взором на лице мужчины, а затем перевела тому за спину, указывая на подготовленного к поездке до столицы коня: «И вам». Позабытый хозяином красавец-рысак скучал и щипал редкую на дворе траву под ногами.
Идель вдохнула полной грудью, завела повод лошади вбок, разворачивая животное, и припустила легким шагом. Ее охрана тут же подстроилась. Для остальных Рейберт поднял высоко вверх правую руку и дал знак выдвигаться. Дарет, который в некотором смысле заменял Ульдреда в качестве помощника Рейберта (самого Ульдреда Идель оставила за старшего в Греймхау на время отсутствия обоих герцогов), поддержал жест блондина звучным окриком:
— Выдвигаемся!
Разношерстная делегация, полная где-то подозрительности, где-то доверия, где-то отчужденности, где-то компанейских баек (которые в хвосте охраны вспыхнули почти мгновенно, стоило только тронуться), координируемая Даретом, мало-помалу приобрела вид стройной процессии. Идель украдкой оглядела несколько десятков человек позади себя. Надо же, Риммель выдвинулся сам, не доверив участие помощнику. Что ж, почему нет? В конце концов, никто не сделает работу Йенса Риммеля лучше, чем он сам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Хорошо, есть такие, как Йенс — те, кто также, как она, умеет делать свою работу. Как Ульдред, который остался в Греймхау и на которого во всем можно положиться. Как лорд Дайрсгау, который обещал ей разномастную поддержку и который по-прежнему готов прикрыть ей спину, если понадобится. Как отец, что всегда мог быстрым и точным ударом послать войска в нужно место. Как Рейберт, который всегда понимал ее с полувзгляда, был ей левой рукой, что прикрывает щитом в момент опасности, и правой, что никогда не дает упасть. И хорошо, что есть Эмрис Железный, который пока не научился делать свою работу, но к которому под благовидным предлогом можно сбежать — от себя, от отца, от Греймхау, когда здесь станет невыносимо.
Леди подбила кобылу в бока, чтобы немного ускориться. Пока у нее есть хоть какая-то опора, ветер в спину становится крыльями, а ветер в лицо — глотком свободы, которой ей так не хватает повсюду, кроме дорог.
Дорог, которые приходится выбирать.
Едва стражники затворили дверь, Аерон потянул заклепки камзола и ловкими движениями распустил все до единой. Потянул шнурок на рубахе, ослабляя ворот, развязал кушак и отбросил на стол, прямо поверх бумаг. Налил себе вина и, почесывая пятерней утомленную голову, подошел к открытотму окну. Глубоко вдохнул поздний вечерний воздух и прислушался. Казалось бы, до него доносились обычные звуки дворца и шум города в это время, но Аерону чудилось, что он слышит их сквозь толстое-толстое стекло. А поверх приглушенных голосов раздражающим комаром звенит острая, опасная тишина.
Тишина преддверия перемен, которые лучше бы никогда не случались.
Аерон осушил бокал залпом, выпивая вино так, как большле подошло бы элю. Да и в пекло его, это вино, подумал мужчина. И эль тоже. Откуда, интересно, Теоданис всякий раз достает отборный трактирный самогон? Во дворец такого точно не поставляют, но в том, чтобы как следует надраться в дни отъездов дочери, Багровому Кулаку нет равных. Жаль, что он прибыл в столицу только сегодня — наверняка еще не пополнил собственные запасы, чтобы Аерон мог на них позариться.
Император поглядел в опустевший кубок, повертел его в руке. Так странно, сейчас, пожалуй, Тео в самом деле мог бы напиться до полной бессознательности, у него как будто был повод, но он этого не делал. Аерон не спрашивал почему: если он намерен поддерживать тот баланс сил, который выстроил за годы своего правления, излишняя инициативность с его стороны в отношениях с Багровым Кулаком недопустима.
Аерон вернулся за стол, сначала поставил бокал, затем упал на стул. Расслабленнная спина сладко заныла. Мужчина запрокинул голову и закрыл глаза. А потом и вовсе накрыл лицо ладонями.
Идель.
Идель…
Идель!
Аерон гулко и тихо зарычал.
Казалось бы, вот удача! У него появилась возможность разыграть лучшую из всех своих карт еще раз! Бери да пользуйся таким шансом! Вот только — как им воспользоваться, да? Все вторые шансы в жизни тем страшны и сложны, что ставки в них неизмеримо выше, чем в первых.
Аерон качнулся на стуле, едва не навернувшись — от дневной усталости он легко терял равновесие. Удержавшись за стол, император поднялся, и прошел к шахматному столику, где иногда коротал время с Эйваром. Сел со стороны белых и взялся пристально изучать фигуры, не дотрагиваясь. Сначала со своей половины доски, затем — с противоположной.
— Порой самыми важными элементами паззла являются самые незначительные детали, а самыми важными фигурами на доске — простые пешки. Вроде Нолана, — пробормотал император под нос, забирая пешку впереди черного ферзя. — И то, что теперь первым бросается в глаза, это дыра перед тобой, Идель.
