— Нет, — решительно сказал Андрей. — Никаких ремонтов и оплаты за него. Я представляю себе, какой ремонт временные жильцы могут сделать. А им заплатить деньги, а потом всё переделывать. Этого ещё не хватало. А, в общем, ты права — никто такую квартиру на один год не снимет. Не реален этот вариант.
— И что мы будем делать?
— Мы не обязаны прямо сегодня принять решение по этому вопросу. Но, нужно быть готовым к отъезду. Я думаю, что вряд ли мы сможем найти, пусть и немного позже, более приемлемое решение.
— Ты так думаешь?
— Ты тоже так думаешь, что я не понимаю, не нужно обманывать себя. В конце концов, первоначально мы планировали пробыть здесь именно три года и мы их прекрасно провели.
— Ты, может быть, и три года, а я менее года. В Борстеле я себя прекрасно не чувствовала.
— Пусть так, но мы свои планы выполнили. А за всё нужно платить. И не слишком ли будет высокая цена потерянной квартиры в обмен на этот дополнительный год?
— Ты, конечно, прав. Но давай немного отложим это решение.
— Так я тебе уже это и сам предлагал. Давай ещё подумаем, что можно сделать и решим после праздников. Но не позже, — подчеркнул Андрей.
Конечно, майские праздники, имеется в виду 1-е и 2- мая были для супругов Морозевичей не очень то и весёлыми. Какие бы они не посещали праздничные увеселительные мероприятия, и как бы ни старались весело провести время, у них их головы не шла мысль о том, что им предстоит вскоре принять очень ответственное решение, которое может очень сильно повлиять на их дальнейшую жизнь. Они не решались вернуться к этому вопросу ещё и спустя два рабочих после праздника дня — четверг и пятницу. Но уже в субботу они дома очень долго говорили на эту тему и приняли окончательное непростое решение — ещё один год они работать не могут — нужно возвращаться в Полтаву. Возможно, что за этот год с квартирой ничего и не произойдёт, но слишком велик риск и слишком уж высока, действительно, цена за такой риск. Они решили пока что никому не говорить о своём решении, но, не позже, чем со средины мая это придётся сделать. Не хотелось вот так, сначала подписать заявление на продление срока работы, а через какие-нибудь три недели от него отказаться. Пусть пройдёт ещё хоть немного времени, пока им придётся сообщить о своём решении своим начальникам, а значит и руководству госпиталя.
Приняв такое кардинальное окончательное решение о возвращении на родину, Морозевичи приняли ещё одно решение более мелкое — они решили 9 мая, в День Победы съездить проститься с Берлином и посетить в этот знаменательный для всего советского народа день Трептов-парк. Проститься с Потсдамом они смогут и попозже — это нетрудно сделать в любые выходные дни.
Выехали они в Берлин пораньше. Морозевичи ничего не планировали в нём покупать, да и, вообще, неизвестно работают ли в этот день в Берлине магазины. Они просто хотели погулять по Берлину, насладиться на прощанье красотой его чистеньких улочек и скверов, полюбоваться голубизной Шпрее и неба над высотными зданиями. Они хотели сфотографироваться на улицах
столицы ГДР и в самом Трептов-парке.
В Берлине в этот день работали все магазины и, вообще, был рабочий день (среда). Дело в том, что немцы, да и вся западная Европа, годовщину окончания Второй Мировой войны в Европе отмечают на день раньше, чем в СССР. Соглашение о полной и безоговорочной капитуляции Германии было подписано поздно вечером 8 мая, когда в Советском Союзе уже наступил новый день. Правда, 9 мая немцы участвуют в мероприятиях, которые организовывают представители советского военного командования. Но они всё же празднуют именно 8 мая 1945-го года. Это день подлинного освобождения немецкого народа. В результате событий этого дня перед ними открылась великая историческая возможность: пользуясь правом на национальное самоопределение и во имя осу?ществления этого права, построить свою жизнь на основах мира и де?мократии и занять подобающее место среди равноправных миролю?бивых народов.
Зная о том, что утром в Трептов-парке точно будут проходить торжественные мероприятия, Морозевичи решили первую половину дня прогуляться по знакомым улицам Берлина, а также посетить новые районы и улицы. А уже после обеда поехать в Трептов-парк — незачем, да и просто опасно мелькать там во время церемониала. Они прогулялись по знакомому и понравившемуся им району Кёпеник, проехали дальше на S-Bahn на станцию Рансдорф и отдохнули там на берегу большого озера Мюггельзее (Grosser mügelsee). Затем они вернулись на Александерплац, погуляли немного в этом районе и, наконец, по той же ветке городской электрички доехали до станции Ostkreuz (вероятно, переводится как Восточный перекрёсток) и оттуда проехали вправо по другой ветке всего одну остановку до Трептов-парка.
Трептов-парк (Treptower Park) был расположен восточной части города на берегу Шпрее в районе Альт-Трептов в округе Трептов-Кёпеник.
Ранее на этом месте находились "упорядоченные насаждения деревьев в Трептове". Сам же парк был заложен ещё в 1876-1888-м годах по проекту директора городских садов Иоганна Генриха Густава Майера.
А вот в первые послевоенные годы в Трептов-парке и был построен всемирно известный мемориальный комплекс в память о солдатах Красной Армии, погибших в битве за Берлин. Центральной фигурой композиции стала 13-метровая статуя солдата, который одной рукой держит девочку, а в другой сжимает меч. Под ногами у солдата — разбитая свастика. Сюжетом для этой скульптуры стал военный эпизод, произошедший в последние дни войны, когда советский солдат Николай Масалов спас из-под огня ребёнка — немецкую девочку. Проектировал мемориальный комплекс фронтовик, скульптор Евгений Вучетич, а позировал ему в работе над монументом 21-летний гвардии рядовой Иван Одарченко. Мемориал возводился в течение трёх лет и был официально открыт 8 мая 1949-го года.
Этот 13-метровый монумент стал по-своему эпохальным. Миллионы людей, посещающие Берлин, стараются побывать именно здесь, чтобы поклониться великому подвигу советского народа. Несколько позже, в 1957-1958-е годы архитектор Георг Пниовер разбил в Трептов-парке сад подсолнечника, а позднее там же появился ещё и розовый сад в 25.000 розовых кустов. В парке функционирует фонтан и установлены скульптуры.
Морозевичи купили и положили их к подножью монумента цветы, где они сразу же затерялись среди множества других себе подобных и венков. Лера и Андрей много гуляли по парку и фотографировались в нём как на фоне мемориала, вблизи и издали, чтобы захватить во весь рост памятник советскому солдату. Эта часть второй половины дня в такую знаменательную для всех советских людей дату стала для них как бы символичным прощанием не только с Берлином, но, вероятно, уже и с самой ГДР. Конечно, будет ещё и отдельное прощание с Белитц-Хальштеттеном, затем с последним проезжаемым городом на границе ГДР Франкфуртом-на-Одере, но именно этот торжественный день наиболее, наверное, подходил для прощания с ГСВГ и со страной в целом. Усталые и грустные Морозевичи под вечер вернулись в госпиталь.
Ещё через неделю они без излишней помпезности (настроение тому не соответствовало) тихо, по-семейному отпраздновали день рождения Андрея — ему исполнилось 33 года. Возраст, в общем-то, довольно знаковый — возраст Иисуса Христа, в котором он так запомнился всему человечеству. Значительно позже, почти через тридцать лет Андрей, поздравляя своего сына с этим возрастом, отметит своими стихами:
А возраст этот для мужчины очень значим,
Христос на смерть в нём за людей пошёл.
И вдруг ещё в сомненьях ты, то это значит —
Свою дорогу в жизни ты пока что не нашёл.
Что же касается самого Андрея Морозевича, то он уже, похоже, свою дорогу в жизни чётко определил.
ГЛАВА 38. Прощай Г С В Г!
Далее для Морозевичей включился как бы отсчёт обратного времени: осталось пробыть в ГСВГ, а конкретнее в Белитц-Хальштеттене 20 дней, 19, 18… и т. д. Правда, этот отсчёт был не совсем точным — они не знали конкретной даты своего отъезда. У них продлён срок работы на один год. И, на первый взгляд, могло показаться, что они могли уехать в любое время. Но Андрей понимал, что это, вероятно, не совсем так — своим заявлением на продолжение срока работы они, как бы, продлили контракт. Поэтому вполне возможно, что могут быть только два варианта: либо работайте до окончания срока четвёртого года, либо уезжайте по окончанию срока третьего года. Первое для них теперь уже не подходило. А второе? Со вторым тоже было не совсем понятно — когда оканчивается срок третьего года? По дате пересечения границы или по дате начала работы Андрея? Разница не такая уж и большая — 10 дней, но для Морозевичей был сейчас дорог каждый день. В Полтаве Журавские знали, что их коллеги должны вернуться домой в июне, но даты не знали, а потому, как решили Андрей с Лерой, они ещё с месяц будут приглядывать за их квартирой. Было вот только одно "но". В трудовой книжке Андрея дата выхода на работу, точнее его приёма на работу как раз совпадала с датой пересечения границы ГДР — 27 мая 1976 года. Сейчас Андрей впервые очень пожалел о таком положении по приёму на работу приезжающих служащих. Тогда он в Борстеле выиграл каких-то марок 200, которые на то время ему показались немалыми деньгами. Но каким же пустяком они выглядели сейчас для него с Лерой. Если дата отъезда 27 мая, то у них оставалось всего 17 дней, а это совсем мало и нужно потихоньку собираться. Дату отъезда придётся выяснять позже. Только у кого и как выяснить так, чтобы не навредить себе. И тут Лера вспомнила, что их соседка Инга работает то в штабе. Значит, она может потихоньку выяснить все вопросы. Она работала там уже четвёртый год — в конце осени заканчивался и этот её срок, — а потому в подобных вопросах должна была быть человеком вполне осведомлённым. Но её нужно, конечно, посвящать в решение Морозевичей. Ладно, решили они — ничего страшного в этом нет, нужно только попросить Ингу, чтобы она не говорила пока что ничего другим.
