Сейчас не было места ни скромности, ни целомудрию. Наблюдатели пели громче и громче, быстрее и быстрее, понуждая к совокуплению. Харле скинул штаны и, огромный, обнаженный, подступил к Деве. Со звериным рыком схватил ее, кинул лицом вниз наземь. Он упал на нее, как лев, что жаждет овладеть львицей, кусая девушку за шею, крепко прижимая к себе.
Что было дальше, Пип не видел. Его бросило в жар от неистового возбуждения, ритмы заклинаний подчинили всех на поляне ритму любви, и страсть участников танца поддавала жару царящей кругом атмосфере, заряжая воздух энергией.
Нет, он должен, должен это увидеть! Пробиваясь сквозь толпу танцующих, ныряя под переплетенные руки самых невообразимых созданий, паренек пробрался к ивовому кругу.
Брид закричала от боли.
– Великая Мать! – простонала она. – Я предлагаю Тебе магию первого союза. Освободи разумы этих несчастных от колдовского наваждения! Освободи их из темницы кошмарных сновидений! Освободи их! Освободи! – выкрикивала она, пока Харле, сладострастно урча, входил в нее.
Пип не мог оторвать от этого зрелища глаз, слишком потрясенный и слишком захваченный пульсирующей песней, чтобы испытывать отвращение или страх. Сейчас над Брид возвышался уже не человек, но и не олень, а что-то среднее: белая изморозь шерсти на мускулистых человеческих плечах, огромные ветвистые рога над головой. Нечленораздельно урча, чудовище двигалось в такт с Брид. Запрокинув шею, Харле овладевал Брид, как олень своей самкой, быстро и резко вонзаясь в нее под мерный топот танцующих ног.
– Освободи их! – снова вскричала Брид. – Освободи!
Бедра Харле ходили все быстрее и быстрее. С протяжным стоном он притискивал Брид к себе. Древние лесные существа стучали по земле деревянными посохами.
– Магия! Магия! Магия! – твердили они. – Да породит она жизнь!
Заклинания их прорезал душераздирающий вопль.
Падая, Пип сперва не понял, что отшвырнуло его. По лесу раскатился отчаянный визг, звери вмиг рассыпались, спасаясь, кто куда. Поляна опустела. Лишь в центре ивового круга остались две сплетенные фигуры.
А рядом, дрожа от гнева, стоял Халь с рунным мечом в руках. С неистовым ревом он отшвырнул от возлюбленной полузверя-получеловека. Харле оборонительно наставил на молодого воина рога.
– Ты не тронешь его, – холодно заявила Брид Халю.
– Как ты могла? Я любил тебя, одну тебя. Ты тысячи раз отказывала мне – а потом отдалась зверю. Распутница! – обрушился на нее Халь. Голос его срывался, челюсть тряслась от душевной муки.
– Лишь так я могла пробудить тебя от сна, – невозмутимо произнесла Брид, не выказывая ни тени страданий загубленной любви. Она преспокойно стояла на месте преступления, не думая ни оправдываться, ни объяснять свои поступки. – Халь, отойди. Ты не понимаешь.
– Все я прекрасно понимаю! В тебе говорила похоть! Не отрывая глаз от Халя, Брид наклонилась и подняла чашу.
– Харле, уходи! – велела она с устрашающей властностью.
– Я не могу оставить тебя с этим человеком, – проворчал тот. – Он убьет тебя.
– Я уже мертва, – возразила жрица. – А теперь уходи!
Харле повернулся, перемахнул через кольцо – и Пип увидел исчезающего в чаще белоснежного красавца-оленя.
Все еще обнаженная, залитая серебристым лунным светом, Брид поглядела на Халя.
– Другого способа не было. Мне пришлось пустить в ход эту магию. Мне жаль, что ты так страдаешь, но ты должен понять и простить. Она ни в чем не виновата.
Халь зажмурился. Слушать он не мог. Пип тоже был глубоко потрясен случившимся, однако понимал: надо немедленно что-то предпринять. Кеовульф с Абеляром тоже поднялись на ноги, хотя еще и покачивались.
– Спокойнее, Халь, спокойнее, – урезонивающе проговорил рыцарь. – Повремени. Нельзя судить второпях. Брид не шелохнулась.
– У меня не было выбора, – тихонько повторила она.
Взгляд девушки был устремлен на острие рунного меча, который Халь грозно наставлял на нее. В глазах не было страха – лишь напряженное ожидание.
– Нет! – завопил Пип, одним прыжком оказываясь рядом с Халем и хватая молодого воина за руку с мечом. – С ней что-то произошло. Она была не в себе. Не вини ее! Она сделала это ради тебя!
Пытаясь вырваться, Халь с силой ударил неожиданного заступника рукоятью меча в висок. Но Пип не отпускал.
– Халь, умоляю!
Следующий удар отшвырнул его на землю, но паренек не сдавался. Он обхватил ноги Халя – и почувствовал, как в руку ему впилось лезвие рунного меча. Зажимая рану, Пип закричал от боли.
– Прочь с дороги, мальчишка! – прорычал Халь. – Я любил ее. Она принадлежала мне. И только мне!
– Халь, нет же! Она сделала это, чтобы спасти тебя. Ей нужна была очень сильная магия.
– Это меня спасет? Предательство? Лучше бы я умер! Она была моей!
Не в силах смотреть, Пип в ужасе скорчился на земле, оберегая раненую руку. Послышался глухой звук ударов – Халь с нарастающей яростью бил Брид по голове рукоятью меча, пока девушка не рухнула к его ногам. Как ни старались Кеовульф с Абеляром оттащить обезумевшего ревнивца прочь, но они еще не пришли в себя от пережитого и он без труда расшвырял их в стороны.
– Моя! – гремел он, пиная девушку ногами. Даже не пытаясь защититься, юная жрица лежала, прижимая к себе золотую чашу.
– Скажи что-нибудь, ведьма! – прорычал Халь.
Но Брид молчала и лишь глядела на него, точно нарочно распаляя ярость молодого воина, доводя его до безумия. Потеряв рассудок, Халь занес меч, целя в грудь девушки.
– Нет! Нет! – отчаянно завопил Пип. – Не надо!
– Умри! – Халь с силой опустил меч. По лесу раскатился смертельный звон. Острый клинок легко прошел через середину чаши и вонзился в мягкую плоть под ней. Халь все продолжал нажимать, пока эфес меча не уперся в золотой ободок чаши. И только тут молодого воина словно отпустило.
Бессильно упав на колени рядом с возлюбленной, он глядел на нее полными слез глазами.
– Зачем, Брид, зачем? Брид, любимая, зачем ты сделала это с нами?
Девушка извивалась и билась на земле, изо рта и ноздрей у нее хлынула кровавая пена. Она задыхалась, пытаясь что-то сказать:
– Халь, прости… Попытайся понять, это вовсе не…
Договорить она не успела. Челюсть дернулась, открытый рот застыл, глаза помутнели и подернулись молочной пеленой – искра жизни покинула их.
Рухнув ниц, молодой воин рыдал, в муке и ярости колотя кулаками землю.
– Она была моей любовью, всей моей жизнью… Халь поднес еще не остывшую руку Брид к губам.
– О Мать, Великая Мать, что я натворил? Что за безумие обуяло нас всех? – в отчаянии вопрошал он. – Как она могла? Гнусное, противоестественное действо, необузданная оргия.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
