американских произведениях. Они описывали опыт, основанный на израильской реальности, с тенденцией к описанию «первого Израиля», откуда были родом. Отказавшись от сионистского героизма, они заменили его антигероями, сомнениями и страхами – например, описанием проявления вытесненной памяти израильских арабов в произведении А. Б. Иегошуа Facing the Forests («Лицом к лесам»). В то же время приобрел литературную известность Аарон Аппельфельд, переживший Холокост и приехавший в Израиль подростком. Он привнес другой голос из утраченной реальности европейского еврейства, памятника Катастрофе. Шимон Балас, уроженец Ирака, который начал писать по-арабски и перешел на иврит в 1960-х годах, описал жизнь в маабаре и страдания, связанные с абсорбцией в Израиле. Он проложил путь другим писателям, таким как Сами Майкл и Эли Амир, чьи произведения появились десять лет спустя.
Тем временем писатели предыдущего поколения взрослели, меняли свои взгляды и стиль письма. Каждый по-своему стал частью новой волны ивритской литературы. В отличие от единого голоса израильской культуры в первые годы существования государства теперь множество голосов описывали личные переживания и не считали, что их роль заключается исключительно в утверждении сионистского этоса.
После Холокоста идеология и мировоззрение «неприятия рассеяния» ушли в прошлое. Какой смысл критиковать и отвергать реальность, которой больше не существует? Жизнь евреев в западных странах, особенно в Соединенных Штатах, не соответствовала модели изгнания. Несмотря на известность в догосударственной риторике, «отказ от изгнания» никогда не был широко распространен среди населения ишува, большинство из которого приехало в Палестину не потому, что хотело изменить свой образ жизни, а чтобы спастись или жить среди евреев. Это стало еще более актуальным после массовой иммиграции. Иммигранты не отвергали диаспору и приехали в Израиль не потому, что отринули образ жизни диаспоры. Напротив, они надеялись продолжить подобный образ жизни в Израиле при более высоком уровне благосостояния и в безопасности. Хотя в молодежных движениях все еще господствовало «неприятие изгнания», они составляли ничтожное меньшинство. В школах продолжалось преподавание The Sermon («Проповедь») Хазаза, но без прежнего ханаанейского контекста; когда была обновлена программа по литературе на иврите, это произведение исчезло из учебной программы. В тот же период появился Shdemot, литературный журнал, издаваемый молодыми кибуцниками, которые хотели познакомиться с еврейской литературой и изучать еврейскую философию и историю. В скрытом соперничестве между «археологической» и исторической еврейскими идентичностями суд над Эйхманом обозначил обратную траекторию, поскольку первая начала терять свои позиции, а вторая – расти. В последующие годы эта смена курса станет более явной.
12
Политика, мир и война
29 апреля 1956 года Рой Ротберг, член кибуца Нахаль Оз на границе с сектором Газа и командующий районом, выехал на своей лошади, чтобы осмотреть поля. Кибуц, основанный бывшими членами бригады Nahal в 1953 году, с тех пор пострадал от нападений со стороны своих палестинских соседей. Сектор был густонаселен арабскими беженцами, в том числе из деревень, земли которых занимал кибуц. В то весеннее утро Ротберг увидел группу арабов, собиравших пшеницу на полях кибуца, и поехал к ним, чтобы прогнать их, как уже не раз делал в прошлом. Но на этот раз сборщики урожая исчезли, и их сменили вооруженные люди, которые застрелили Ротберга, разбили ему череп и увезли его тело в сектор Газа. Когда наблюдатели ООН вернули тело в Израиль, стало очевидно, что над ним надругались.
На похоронах Роя Ротберга в кибуце присутствовал начальник штаба Моше Даян, произнесший панегирик у могилы, который, по крайней мере до Шестидневной войны, сформировал у израильтян чувство идентичности. Выражая понимание причин, по которым палестинские беженцы ненавидят еврейских поселенцев, и даже сочувствуя им, Даян подчеркнул дилемму сионистского заселения. «Мы – поколение, которое обустраивает землю, и без стального шлема и пушечного дула мы не сможем посадить дерево и построить дом, – заявил он. – Такова судьба нашего поколения. Это наш жизненный выбор – быть готовым и вооруженным, сильным и решительным, чтобы меч не был выбит из руки и наши жизни не оборвались». В заключение он описал Роя как молодого идеалиста, который стремился к миру, «был ослеплен светом в своем сердце и не видел блеска меча. Тоска по миру оглушила его, и он не услышал голоса убийцы, поджидающего в засаде». Ссылаясь на Самсона, библейского героя, Даян сказал о Ротберге: «Ворота Газы слишком тяжело давили на его плечи и победили его»[187].
История Роя Ротберга в краткой форме выражает проблемы безопасности и политику Израиля в первое десятилетие существования государства. Соглашения о перемирии, подписанные по окончании Войны за независимость с Египтом, Трансиорданией, Сирией и Ливаном, должны были быть временными соглашениями, за которыми должно было последовать подписание мирных договоров. С этой целью в 1949 году ООН созвала Лозаннскую конференцию, но эти переговоры при американском посредничестве выявили большие разногласия между сторонами и совершенно ясно дали понять, что мир в ближайшем будущем недостижим. Арабы, которые всегда считали евреев слабыми и жалкими, были ошеломлены своим сокрушительным поражением, обнажившим их слабость и унизившим их в собственных глазах и в глазах всего мира. Но поражение не изменило баланса сил в регионе. Евреи составляли незначительное меньшинство на Ближнем Востоке, в то время как арабы владели обширными территориями, нефтью региона и населением, намного превышающим израильтян. Для них было немыслимо признать суверенитет немусульманского образования над частью Палестины, тем более что это образование создавало физический разрыв между арабскими государствами в Африке и Азии. Они рассматривали поражение как временную неудачу, результат системной слабости арабского общества, которую необходимо исправить путем устранения реакционных режимов в арабских государствах, подготовив их таким образом к тому, чтобы стереть враждебное инородное образование с карты Ближнего Востока.
Риторика арабских правителей и СМИ была сосредоточена на «втором раунде» – еще одной войне, которая искоренит позор 1948 года. Они рассматривали соглашения о перемирии не как предисловие к миру или даже не как простое прекращение состояния войны (как это предусмотрено международным правом), но в качестве временной меры, предпринятой для блокировки израильской агрессии до тех пор, пока не наступит время расплаты. В то же время они чувствовали себя вправе делать все, что в их силах, чтобы сделать жизнь израильтян невыносимой, не развязывая настоящую войну, которую они все еще не могли выиграть. Лига арабских государств объявила об экономическом бойкоте Израиля, что удерживало многие западные компании от торговли с Израилем, чтобы арабы не наложили на них аналогичные санкции. Совершив вопиющее нарушение международного права, Египет запретил израильским судам использовать Суэцкий канал и тут же закрыл Тиранский пролив для судов, перевозящих
