как вдруг Винтерсблад нарушил своё угрюмое молчание.
— Я теперь у Ортиза, — негромко произнёс офицер, — что-то вроде твоей дрессированной сороки. Но мне, в общем-то, плевать. Я ничего не чувствую, Юна. Совсем. Вообще. То, что болело так сильно, — он вскользь касается рукой своей голой груди, — и так долго — прошло. Не болит даже то, что не болеть не может, не умеет… во всяком случае — при жизни. Как будто на том дворе меня всё-таки расстреляли…
Юна долго молчала, о чём-то думая. Блад успел выкурить две сигареты, пока она, наконец, не ответила.
— Знаешь, когда за меня умирали… после ритуала… иногда я ловила себя на том, что не чувствую собственного тела. Или какой-то его части. Сначала мне казалось, что эта часть отнялась, её парализовало. Но потом я поняла: всё дело в боли. Той, которую я делю с умирающими за меня. Но для меня она в разы сильнее, чем для них. Иногда она настолько сильная, что я перестаю чувствовать и её, и собственное тело. Возможно, именно благодаря этому моё сердце выдержало столько ритуалов, ведь большинство шаманов не доживают и до четвёртого…
— Мне кажется, своё я размотал, как лебёдку, и теперь вместо него осталась пустая железная бобина.
Юна хотела что-то сказать, но всё, что приходило ей сейчас в голову, выглядело смешным и куцым. Поэтому она, желая хоть как-то поддержать, просто прикоснулась к Винтерсбладу, положила свою ладонь туда, где должно быть сердце и… ничего не почувствовала. Сердце у подполковника действительно не билось! Женщина подняла потрясённый взгляд и наткнулась на полуулыбку, спрятавшуюся в уголках губ офицера. Он накрыл её ладонь своей, перевёл на правую сторону груди, и Юна ощутила под пальцами его сердцебиение.
— Как же так? — удивилась она.
Винтерсблад пожал плечами. Несколько секунд они так и стояли: её рука на его груди под его ладонью. А потом Блад наклонился к Юне и порывисто её поцеловал. Она ответила ему с тем же пылом. Он шагнул вперёд, прижал Юну к стене; его пальцы принялись с нервным нетерпением расстёгивать медные пуговицы: китель Тен, как всегда, был застёгнут на все. Последняя пуговица, не выдержав торопливого рывка, отлетела в сторону и звякнула где-то неподалёку. Следом полетел на пол и сам китель.
Подполковник намотал косу Тени на своё запястье и настойчиво потянул вниз. Юна, запрокинув голову, впилась пальцами в его плечи; прерывистое дыхание Блада обожгло её кожу, и по телу женщины прокатилась волна блаженной дрожи.
— Остановись! — выдохнула Юна, но вышло слишком фальшиво, и Винтерсблад пропустил просьбу мимо ушей.
Он дёрнул вверх её рубашку, освобождая из-под брючного ремня. Руки подполковника скользнули под тонкую белую ткань, и Юна ощутила дразнящие прикосновения чутких сильных пальцев к обнажённой коже.
— Перестань! — задыхаясь, прошептала Тень, но Блад лишь до боли стиснул женщину в своих объятиях, целуя её шею.
После таких ласк у неё наверняка останутся синяки, а у него — царапины…
Закинув её колено на своё бедро, Винтерсблад сильнее прижал Юну своим телом к стене.
— Чёрт возьми, Тен, не лги себе!.. — хрипло произнёс он ей на ухо, пытаясь на ощупь справиться с брючной застёжкой, чему Юна старалась помешать.
— Прекрати! — Тень попыталась оттолкнуть мужчину, упёрлась ладонью ему в грудь, не понимая, чьему желанию сопротивляется больше: его или своему. — Лжёшь сейчас ты!
Блад перехватил её руку и закинул ей за голову, удерживая за запястье. Их взгляды встретились.
— Ты этого не хочешь, — сказала Юна.
— Моё тело говорит обратное, могла бы и заметить. А твоё отвечает ему взаимностью, — усмехнулся Винтерсблад и тут же получил пощёчину: звонкую, но не слишком увесистую для тяжёлой руки Тен.
Однако нужный отрезвляющий эффект она произвела: он отпустил запястье Юны и чуть отстранился.
— Успокойся! — с неожиданной твёрдостью скомандовала Тень и оттолкнула офицера от себя. — Успокойся… — женщина тяжело дышала, её била мелкая дрожь. — Ты выдаёшь грубость за страсть, а отчаяние — за возбуждение, — сказала она, переведя дыхание, — мне уже за сорок, отличить одно от другого я могу. Даже если ты сам не хочешь этого замечать.
Винтерсблад отошёл на шаг назад, устало привалился спиной к косяку, скрестив на груди руки. Взгляд его был туманен, губы покривила циничная ухмылка.
— Все эти годы мне казалось, что ты была бы не против…
— Тебе не казалось, — честно ответила Юна, — но сейчас дело не во мне. Все эти годы ты игнорировал мои намёки и правильно делал. Ты стал мне другом, Винтерсблад, таким, какого у меня никогда не было… О каком я и мечтать не могла. Не порть всё сейчас только потому, что тебе на какой-то миг стало всё равно. Да и я, надеюсь, заслуживаю всё-таки большего, чем просто механические действия с моим телом.
Блад словно пришёл в себя, вздохнул с сожалением и досадой: туман рассеялся.
— Прости, Тень. Прости, — он притянул её к себе и по-дружески обнял, положив небритый подбородок на макушку Юны, — мне жаль.
— Правда? — Тень отстранилась, прищурила и без того узкие глаза, и Винтерсблад понял: она поймала его на слове.
«Что это, если не чувства? Откуда, если не от сердца?» — услышал он голос Тен в своей голове.
— Знаешь что, — она наклонилась и достала из-за голенища сапога сложенное стальное крыло, — одевайся! Бери саблю и пойдём. Есть другой способ облегчить душевные тяготы, и нам с тобой он подходит куда больше постельных утех!
«Ржавый призрак»
— Вы назначены командиром 417-го полка воздушной пехоты, приписанного к дредноуту РП-22-95, — сообщил Ортиз, протягивая Винтерсбладу через стол бумагу.
— На «Ржавый призрак»? — напрягся Блад — К полковнику Фриппу?
— Вы знакомы?
— Нет, но я о нём наслышан.
— Что ж, — пожал плечами Ортиз, — полковник Фрипп — очень уважаемый в Распаде человек. Единственный, помимо Тен, «не кабинетный» полковник, — председатель, едва заметно усмехнувшись кислому выражению лица собеседника, поднялся из-за стола и прошёлся по кабинету, заложив руки за спину. — Да, Фрипп упрям, резок и даже груб. Но вам ли жаловаться, Винтерсблад? О вас тоже рассказывают… всякое. Он опытный офицер, первоклассный пилот. Постарайтесь сработаться!
— Почему к нему? — хмуро спросил подполковник.
