идти на сближение и атаковать абордажем, по-другому в таких ситуациях не делается!
— Это у полковника Тен не делается, — холодно заметил капитан. — Я работаю иначе.
— Но это самоубийство!
— Как видите, пока жив, — перешёл на «вы» Фрипп, — и лет мне побольше, чем Тен. И в команде у меня не такая текучка ногами вперёд, как у неё.
— Вы не хотите услышать мнение второго пилота, сэр? — понизив тон, спросил Винтерсблад, перехватив взгляд обернувшегося на него Медины.
— Я и ваше-то слышать не хочу, — отрезал капитан, — а мальчишку спрошу, когда он с моё налетает! Займите своё место, командир, дышать нечем от вашего перегара!
— Я останусь здесь! — огрызнулся офицер.
— Вы должны быть со своими солдатами, подполковник!
— Я имею право находиться в гондоле управления, если не предвидится абордажной атаки! Так что, — цинично усмехнулся Блад, — придётся вам ещё немного подышать «моим перегаром».
— Это мой цеппелин! — взревел выведенный из себя Фрипп. — И я здесь решаю, кто где вправе находиться! Медина!!! Выкиньте этого наглеца за дверь!
Медина пошёл красными пятнами, которые были заметны даже на его смуглой коже. Винтерсблад перевёл прямой выжидающий взгляд на второго пилота и сложил на груди руки.
— Простите, сэр, — робко возразил Фриппу лейтенант, — я не имею права, сэр…
— Что?! — теперь капитан орал уже на второго пилота. — Я отдал тебе приказ! Кто мешает тебе его немедленно исполнить?!
— Устав, сэр…
— Сукин ты сын! — выплюнул Фрипп в лобовое стекло, в котором виднелось отражение его перекошенного гневом лица. — Штурман! Выполняй приказ!
Штурман — тоже молодой, назначенный на борт незадолго до Винтерсблада, вскочил на ноги, всем своим видом изображая готовность, но, налетев на металлический взгляд командира пехоты, остановился.
— Простите, сэр, — обратился он к офицеру, — по приказу капитана прошу вас покинуть гондолу управления! — сипло проблеял он.
Винтерсблад не обратил на это никакого внимания, продолжая сверлить глазами отражение капитанской физиономии в стекле.
— Попробуйте вышвырнуть меня отсюда, господин капитан, — процедил он, — сэр.
Фрипп, побагровев от ярости, развернулся к нему, бросив штурвал, за который немедленно встал Медина.
— Я тебе сейчас попробую, сучий ты выродок, — он решительным шагом двинулся на подполковника, схватил его за воротник и с такой силой толкнул в двери, что Винтерсблад пролетел спиной вперёд площадку перед входом в гондолу и врезался в лестницу, ведущую в главный коридор. Дверь захлопнулась.
— Что ж, я всё равно спровоцирую тебя, скотина! — тихо произнёс Блад в закрытую дверь.
***
Подойдя к месту сражения, Фрипп спустил планеры. Видимо, рассчитывал, что они смогут как-то отвлечь противника. Не тут-то было! Для имперских цеппелинов они были не страшнее, чем комар для слона, и дирижабли даже не стали на них отвлекаться, предоставив их бресийским планерам, а сами начали обходить «Ржавый призрак», чтобы открыть по нему огонь безопасно для своих.
Наблюдавший за всем этим в иллюминатор Блад обернулся на собранных в главном отсеке пехотинцев.
— Или капитан сейчас пойдёт на абордаж, или имперцы расстреляют нас к хренам собачьим! — сказал он. — У полковника осталось не больше трёх минут: потом манёвры будут бесполезны и бессмысленны. А ещё через десять — мы рухнем. На своих же, что внизу. Отличная поддержка с воздуха! Кто из вас готов пойти со мной к капитану и настаивать на абордаже?
Пехотинцы молчали, хмуро глядя на командира.
— Без абордажа мы все покойники, идиоты! — крикнул он.
— Мы доверяем капитану, — пробасил Хайнд, — и согласны с его решениями.
— Ну и к чёрту! — Блад развернулся и быстрым шагом пошёл обратно в гондолу управления.
На полпути его сбил с ног сильный толчок: в «Ржавый призрак» попали и, судя по всему, повредили баллоны.
Винтерсблад был так зол, что снёс дверь с петель одним ударом ноги.
— Вы угробите нас, Фрипп, штепсель в ваш дроссель! — заорал командир, ворвавшись в гондолу управления, и в этот момент дирижабль содрогнулся ещё раз, а потом начал крениться на бок.
— Ещё три баллона пробиты, сэр, — отрапортовал Медина.
Фрипп молча пытался маневрировать. Пол под ногами дрожал от вибрации винтов. Кругом грохотали выстрелы.
— Мы сбили один из транспортников, — словно оправдывая капитана, сказал Бладу Медина, но в глазах второго пилота плескалось отчаяние пополам с досадой.
— Это, конечно, меняет дело! — зло съязвил Винтерсблад.
Он видел, что абордаж уже невозможен. Как невозможна и их победа: они упадут, теперь это лишь вопрос времени. Спасибо Фриппу! Довыделывался, старый козёл!
Вдруг Медина метнулся в хвост гондолы, выглянул в окна по правому борту.
— «Заклинатель воронья», сэр! — не сдержав восторга, крикнул он.
— Этих ещё черти принесли, — проворчал Фрипп, — будто без них не разобрались бы!
Цеппелин Юны шёл наперехват бресийскому дредноуту, отрезая его от «Ржавого призрака».
— Красиво идёт! — восхитился второй пилот.
И правда: «Заклинатель», сделав высококлассный изящный манёвр, зашёл на абордаж с первой же попытки и впился «когтями» в бок противника. И тут что-то будто оборвалось в груди Винтерсблада.
— Мы должны атаковать! — выпалил он.
— Мы уходим, — уже спокойно ответил Фрипп, — у нас серьёзные повреждения.
— По вашей вине! — повысил голос командир пехоты.
— Это сейчас неважно.
— Мы должны атаковать! — не унимался Блад.
— Успокойтесь, командир! Имперский цеппелин повреждён, «Заклинатель» полон сил и отлично справляется. Им не нужна наша помощь, и мы не будем рисковать почём зря.
Успокоиться Винтерсблад не мог: душу рвала необъяснимая необходимость быть сейчас рядом с Юной, на имперском дредноуте, взятом на абордаж «Заклинателем».
— Медина! — в отчаянии взмолился он, но второй пилот с извиняющимся видом пожал плечами.
— Простите, сэр, я не вижу ни единой причины вмешиваться и вижу с десяток причин, чтобы уйти.
Винтерсблад лихорадочно соображал.
— Фрипп, ноги моей больше не будет на вашем цеппелине, клянусь вам, если мы атакуем…
— Мы не атакуем! — жёстко прервал капитан. — А ноги вашей и так скоро не будет, не волнуйтесь!
— Чёрт! — Блад выхватил из кобуры револьвер.
Он должен быть сейчас рядом с Тенью, даже если для этого придётся приставить
