крестовую отвертку или плоскогубцы. Если Оливер ошибался и приносил не то, отец его бил. Иногда затрещина по лицу, иногда удар кулаком в живот.
Поэтому Оливер повадился приносить сразу все – если отец хотел ключ 3–16, он приносил все ключи, на всякий случай. Однако отец злился еще больше, потому что это была «пустая трата времени», и Оливер удостаивался затрещины, удара в живот, а иногда даже удара ногой по колену или бедру. Отец заявлял, что размер написан на ключе, но Оливер видел, что это не так: инструменты были старые и ржавые, и разглядеть, какой это ключ, 3–16 или 5–8, было очень трудно. Иногда он находил на металле цифры и пытался разобрать их на ощупь, словно шрифт Брайля, но из этого также ничего не получалось. Самой последней его уловкой стала попытка запомнить, какой ключ какой, но даже это не помогало – потому что Оливер так волновался и суетился, что все равно постоянно приносил не то. Иногда, когда он заходил в сарай и начинал перебирать инструменты, его охватывал приступ тошноты, он убегал в угол, там его рвало, и он заливался слезами. Пока что отец не обнаружил рвоту в углу.
Оливер с ужасом думал о том, что произойдет, когда он обнаружит.
Времени уже без пяти четыре.
Оливер услышал характерный хруст гравия под колесами машины.
Мультфильм уже почти закончился. Но тут с экраном что-то случилось. То кадры застывали, то рассыпались дождем квадратных хлопьев, становясь все более неразборчивыми. По экрану поползли белые полосы. Оливера захлестнули злость и разочарование. Единственная хорошая вещь в жизни, и вот и ее не стало!
Экран погас.
Прошло какое-то время.
Однако вскоре появилась новая картинка.
На экране был отец Оливера, стоящий на улице. Снятый так, будто камера находилась где-то вверху, на деревьях. Отец достал из машины контейнер, в котором возил обед, и ящик с инструментом.
«Господи, он вернулся домой, о нет, нет-нет-нет!..»
Но тут человек на экране телевизора остановился, застыл на месте. Точнее, почти застыл – он словно двигался небольшими рывками, по дюйму за раз, дюйм вперед, затем дюйм назад.
Плененный в одном моменте времени.
Оливер не мог взять в толк, что происходит. Посмотрев на часы на стене, он увидел, что секундная стрелка ведет себя так же – качается вперед и назад, не передвигаясь на следующее деление.
На экране появилось лицо. Лицо мультяшного персонажа, и у Оливера мелькнула было мысль: «Так, отлично, мультфильм продолжается», – однако этого героя он не узнал. Бледное лицо, обрамленное вьющимися прядями сальных черных волос. Нос длинный и комично скрюченный. На его кончике крохотные очки в золотой оправе. Под ними усы, словно нарисованные маркером.
– Привет, Оливер! – широко улыбнувшись, поздоровался мультяшный герой.
И тут Оливер его узнал.
Его звали Элай. Однако Оливер не смог бы ответить, откуда ему известно это имя.
– Ты помнишь сегодня?
Оливер недоуменно заморгал. Что он должен был ответить человеку на экране телевизора?
Элай, также известный как Элигос Вассаго[109], продолжал:
– Все в порядке, Оливер, можешь отвечать.
– Я… я не помню. – Оливер мельком взглянул на часы на стене. Секундная стрелка продолжала дергаться, тщетно стараясь снова двинуть время вперед. – Как я могу помнить сегодня, если еще не завтра?
Элай усмехнулся. И исчез.
На экране снова появилось изображение в том же мультяшном стиле «Одрика и воинов Колеса». Но только в кадре был не Огнеплюй, преследующий Дископила, а та самая комната, в которой сидел Оливер. Открылась дверь, и вошел его отец – в мультфильме он был более широкоплечим, более коренастым, борода его представляла собой зазубренную линию, что-то вроде перевернутых вверх основаниями горных вершин.
– Где мать? – спросил отец на экране телевизора.
– Наверху, – ответил мультяшный Оливер.
И это была правда, потому что мама находилась именно там. Как это часто бывало в конце дня. Наверху. В кровати. Спящая, или дремлющая, или просто тихо плачущая.
– Я сегодня узнал от одного приятеля, что она кое-кому звонила.
– Ну да, – пробормотал Оливер на экране, очевидно, не понимающий, что это означает.
– Звонила юристу, – объяснил мультяшный отец. – По поводу развода.
– Ой…
– Это означает, что она собирается уйти от меня. Уйти от нас, – сказал отец.
И тут настоящий Оливер, сидящий перед телевизором, подумал: «Это правда? Мама правда так сделала?» И у него вспыхнула искорка надежды, потому что, быть может, мама уйдет не от них, а только от него. Быть может, заберет Оливера с собой…
– Ты-то не собираешься уходить от меня, а?
– Нет, сэр, – солгал мультяшный Оливер, и Оливер настоящий понял, что это ложь.
На экране отец потрепал сына по щеке.
– Хороший мальчик. А теперь мне нужно поговорить с твоей матерью.
Оба Оливера, настоящий и на экране телевизора, поняли, что это означает. Никакого разговора не будет. Будет сплошной крик. А закончится все так, как и всегда: мать расплачется. Практически наверняка с синяками. Возможно, избитая до крови.
И тут мультяшный Оливер на какое-то мгновение повел себя как Одрик: он схватил за руку отца, собравшегося подняться наверх. Это был дерзкий жест непокорности. Мальчишка гордо вскинул подбородок, и его лицо озарилось мультяшной храбростью.
Отец в телевизоре опустил взгляд на схватившего его сына, и на лбу у него появился черный зигзаг гнева. От побагровевших щек пошел пар.
– Нет! – твердо произнес мультяшный Оливер. – Не смей трогать ее!
Это стало последней каплей.
Отец на экране схватил сына и швырнул его в телевизор. Телевизор упал, экран покрылся паутиной трещин. Достав из заднего кармана смятую пачку сигарет, отец вытряхнул одну и засунул ее в рот, шаря по передним карманам в поисках зажигалки. Мальчишка попытался высвободиться, но мультяшный отец поставил ногу ему на копчик, придавив к полу. Мальчишка заплакал, вырываясь и брыкаясь.
Мультяшный отец закурил. Над кончиком сигареты поднялись маленькие облачка дыма.
– Да, мы не ходим в церковь, – сказал мультяшный Нейт, – но я все-таки помню одну строчку из Главной книги про то, что, если рука ударит тебя, нужно отсечь эту руку[110], или какое-то подобное дерьмо.
Он надавил всей массой на распростертого на полу мальчишку, а от свисающей у него изо рта сигареты по-прежнему исходили мультяшные никотиновые облачка.
Затем отец схватил мультяшного Оливера за руку.
Поднял ее.
Достал изо рта сигарету.
И…
Псссс…
Прижал ее к тыльной стороне ладони мультяшного Оливера. Мальчик извивался. И кричал. Маленькие красные дьяволы поднялись над его телом. Собрались у отца на плечах и растаяли там, словно призраки.
И тут Оливер – настоящий – почувствовал
