"Здравствуй, мама. Прости, что так долго не навещал. Но ведь ты не сердишься на меня, так?"
Слова шли на удивление легко, словно сами собой выстраиваясь в правильные и приятно-теплые мысли.
"Знаешь, за последний год со мной много чего случилось. И главное - в моей жизни появились люди, которые что-то для меня значат. Я в этом году перевелся в новую школу. Знаешь, там у меня первые друзья появились. Тодзи и Кенске. Хотя Тодзи мне сначала всю морду разукрасил... То есть нет, он ее только набил, а разукрасила ее Хикари, наша староста. Она хороший человек, ей бы поменьше о своих обязанностях думать и время от времени отдыхать...
Тодзи - драчун. Может показаться, что дурак и излишне легкомыслен, но это не так. Заботливый, прямолинейный и главное - честный. Из-за последних качеств его за забияку и держат. Но друзья его понимают, а на мнение остальных он чихал с высоты Евы.
Кенске вроде типичный оружейный маньяк и поначалу мне не особо нравился - я его только как пилот Евангелиона интересовал. Но потом что-то поменялось, что ли... нет, он тот же маньяк, но умный, проницательный и наблюдательный парень".
Я вспоминал их. Вспоминал своих друзей, вспоминал связанные с ними случаи... Ноль Первый слушал. Слушал, обволакивая меня легким и приятным теплом. Таким непохожим на него, но от того не становившимся менее родным. И я улыбался в ответ и рассказывал дальше.
"Мисато. Она мой опекун дома и командир на работе. Первый человек в этом городе, который встретил меня теплом и улыбкой. И, похоже, она сильно привязалась ко мне. Да и я к ней, чего уж скрывать! Мисато не стала для меня матерью или, скажем, старшей сестрой. Некоторые ее шуточки явно выходят за грань родственных отношений. Да и мои мысли о ней тоже, хм, не всегда родственные. Но, может, таким и должен быть опекун, а, мама? Я рад, что обо мне заботится такой человек".
Волна тепла от Ноль Первого. Казалось, что я действительно обращаюсь к своей матери. И пусть это не правда, но...
"И под конец я хочу рассказать тебе о двух девушках, которые искренне меня любят. И которых люблю я. Их зовут Рей и Аска. Они тоже пилоты Евангелионов".
Два человека. Два образа, в которых большую роль играет голос и чувства, что этим голосом вызываются. Два символа.
"Аска. Она необычайно сильная и яркая девушка. Иногда кажется, что жизнь из нее бьет фонтаном. Завораживающе красивым фонтаном. Знаешь, мама, я спотыкаюсь у каждого препятствия на своем пути и лишь с трудом заставляю себя двигаться дальше. А она сметает все с наскока, не замечая. Она уже столько всего успела сделать в жизни, что остается только тихо завидовать. Представляешь, окончить колледж в 14 лет и попутно выучиться на первоклассного пилота Евангелиона! Непрерывно движется вперед, непрерывно развивается, становясь все сильнее и сильнее. Иногда кажется, что ее ничто не способно остановить. И даже если вдруг случится что-то, способное ее сломать - она и это преодолеет, даже если не сразу. Такие и после смерти вернуться способны. Я ею восхищаюсь, мама, хотя никому в этом не признаюсь. Хотел бы я быть столь же сильным, как она.
Рей. Знаешь, мама, о ней так просто и не расскажешь. Можно сказать, что она тот человек, которого жизнь била намного чаще и сильнее, чем меня. Понимаешь, ее создали! Создали, как пилота Евангелиона! И у нее ничего не было, кроме работы! Которую она и выполняет потому, что больше ничего у нее нет... Мама, когда я увидел ее... Ту, которой наплевать на саму себя... Я испугался, мама! Потому что знал, какую надо прожить жизнь, чтобы нисколько ею не дорожить. И, как и мою, ее жизнь сделал таким кошмаром командующий".
Ноль Первый вновь меняется. Словно подстраиваясь под мои чувства, он тоже как будто грустил. Грустил, но находил в себе силы ободрять меня. Все будет хорошо, Синдзи. Поверь мне, все будет хорошо.
И я продолжаю:
"И я решил, что изменю ее жизнь. И в глубине души надеялся, что она - изменит мою. А потом, мама, я начал замечать в ней... Что несмотря на то, каким адом была ее жизнь - она не возненавидела ее. Не возненавидела окружающих. Не стала такой, каким стал я. Просто словно гасла, как гаснет огонек, - тихо, бесшумно и не причиняя некому вреда. Сейчас она уже другая - более живая, но при этом оставшаяся прежней. Я не помню, чтобы она на кого-то злилась, кричала и просто тихо ненавидела - всего этого для нее словно нет. Она сама по себе очень спокойная, но все же что-то доброе, теплое и светлое в ней временами проявляется. И только оно. И это в ней поражает. Я даже какое-то время боялся, что сделаю что-то не так, и все это исчезнет, рухнет... Мама, я лишь недавно понял - она всегда останется такой, как бы ее жизнь не била. Вновь стать холодной и равнодушной - может, а озлобиться на мир, подобно мне, - никогда. Хотел бы я хотя бы немного быть таким же, как она..."
Пауза. Ноль Первый рядом.
"Я действительно их люблю, мама. И чтобы их сохранить, я пойду на все. И никогда об этом не буду жалеть, мама".
Тихий и теплый ветер от Ноль Первого. Такой необычный для него. У тебя все получится, Синдзи. Не сдавайся.
Мысленно улыбаюсь в ответ:
"Спасибо, Ноль Первый".
Пусть он и не был моей мамой, но как-то сумел дать мне почувствовать, что она рядом. Что она заботится обо мне. Пусть это и было ложью, но только то, что она со мной. Чувства ложью не были. И мои, и его. И за это я был ему благодарен.
Чуть пошевелившись в кресле, сбрасывая с себя накатившее оцепенение, я произношу:
- Мисато, у вас на завтра никаких планов нет? Мне надо кое-куда съездить.
***
Икари Синдзи. Загородное кладбище.
"Здесь тихо".
Это первая мысль, которую вызывало кладбище. Если убрать шорохи наших с Мисато шагов, то казалось, сам мир исчезнет, растворившись во тьме и тишине.
- Синдзи? - голос моего опекуна слева разгоняет наваждение. - Там впереди командующий Икари.
Я дернул щекой. Естественно, он здесь. Я понятия не имел почему, но эта сволочь приходила сюда каждый год.
- Оставите нас наедине, Мисато-сан?
- Хорошо.
Негромкий шорох шагов. Уже привычно идти вот так - раз за разом делая шаг в пустоту.
- Командующий Икари, здравствуйте. Синдзи, мы пришли. Я буду ждать неподалеку, - и звук удаляющихся шагов.
И вновь тишина - никто не хотел начинать разговора. Да и не о чем мне говорить с командующим - все уже давно ясно и решено.
- Ты все же решился прийти сюда, - до равнодушия спокойный голос командующего.
- Удивлен? - переходящая в оскал ухмылка на лице.
- Нет. Но я не ожидал, что ненависть ко мне позволит тебе лишний раз встретиться со мной.
Он просто изложил мне свою позицию. И при этом четко дал понять, что...
- Но тебе наплевать на то, что я о тебе думаю, так? - правая рука сжалась в кулак.
"Врезать бы тебе по морде, скотина..."
- Да. До тех пор, пока это не влияет на твои обязанности, ты можешь думать обо мне все, что угодно.
Очень хотелось напомнить ему, что я больше не могу пилотировать Еву. Но разве не по приказу командующего продолжаются попытки восстановить меня, как активного пилота?
- Что, надеешься использовать меня еще какое-то время?
- Ты все прекрасно понимаешь, - командующий даже тут не изменил своему равнодушному тону. - И перестань вести себя, как испорченный ребенок.
- Испорченный ребенок, да? - я был готов сорваться на крик. - А ты не думал, как мне жилось все эти годы?
- Я рос так же.
Короткая реплика выбила меня из колеи. Мы с командующим были похожи - я давно это понял. Но я, помня о своем детстве, никогда и ни за что не позволил бы своему ребенку пройти через подобное. Потому что помнил.
"Уверен в этом?"
Да, уверен. Для этого достаточно вспомнить свое отношение к Рей. Так почему же?!
- Синдзи, не пытайся понять других людей. Никому не дано сделать это полностью. Это невозможно.
В голове словно что-то щелкнуло. Три раза подряд.
"Невозможно, говоришь?"
Мысли заметались, словно в лихорадке. А командующий тем временем продолжал:
- И как бы тебе не было неприятно мое присутствие, постарайся вести себя достойно хотя бы здесь - у могилы Юй.
Я молчал. Действительно, устраивать истерику перед командующим - жалкое и бесполезное действие.
"Ладно, я принимаю условия этой игры".
- Кем была для тебя моя мать? - не особо скрывая презрительные нотки в голосе, спрашиваю я.
- Спасительницей, - ответ прозвучал после небольшой паузы. - Единственным лучом света в непроглядном мраке этого мира. Моей поддержкой и надеждой. Она была для меня всем.
Пауза. И я с усилием задаю еще один вопрос:
- А теперь она лежит здесь, да? - и зло ухмыляюсь.
- Здесь нет тела. Юй осталась в моей памяти и сейчас этого достаточно.
Тишина. Кажется, что в ней не составит труда услышать, как бешено бьется мое сердце. Как бешено скачут мои мысли.
- Наговорил тут бреда... - прошипел я наконец. - Ты еще про спасение мира вспомни. Об этой сказочке, что ты остальных потчуешь! Но я знаю - ты бы никогда не стал заниматься подобным. И я действительно тебя не понимаю!
