Возвратившись в квартиру, Святой не снимая кожанки прошел в зал, где на продолговатом журнальной столике у него стоял дублер телефона.
— Папа, иди чай пить, — позвал с кухни Игорешка.
— Некогда, Игорь, — подтянул он к себе аппарат и сняв трубку, нажал на две клавиши. — Алло, это милиция. Здравствуйте, начальнику вашему как позвонить? Благодарю. — и положив трубку на рычаг, вновь поднял ее и натыкал на табло сказанный ему дежурным номер.
— Алимов слушает.
— Добрый вечер, Гражданин начальник.
— А-а, это ты, что, Олег?
— Базар есть.
— Срочный?
— Думаю, что для вас, да.
— Хорошо, где встретимся?
— Подкатывайте к моему дому.
— Минут через двадцать тебя устроит?
Без сопровождения Алимов приехать не рискнул, рядом с ним в служебном УАЗике сидели еще три мента. Святой нырнул в жигуленок и спустя минуту туда же влез начальник милиции.
— Что Лисицын потерялся в курсе наверное? Собравшийся было прикуривать, майор задул вспыхнувшую спичку и заинтересованно скосился на Олега.
— У меня только что Азарян был, лимонкой под носом махал и даже пообещал в хату ее мне забросить.
— За что?
— Требует, чтобы я ему Лису отдал. Так вот, имейте ввиду, что если я Азаряна убью, то не потому что я кровожадный, а потому, что он через чур уж этого желает.
— Не торопись, Олег, утрясу я это дело. Лимонка где?
— У меня.
— Может отдашь, от греха подальше.
— Самому нужна.
***
Калина не забыл, как Гоцман этим летом в присутствии городской шпаны в «Лотосе» грубанул ему и через Весну, плеснув керосина московским ворам, что Гоцман прет против общакового движения, Игорь выпросил у авторитетов уголовного мира лицензию на убийство Гоцмана, обошлась она ему всего в один «Мерседес». Второго ноября по пути в «Лотос» вишневая девятка Гоцмана подвернула к продмагу по Ленинградской и Ловец без куртки и шапки выскочил из машины за пивом, Санька остался один. Опустил боковое водительское стекло и гоняя о чем-то своем, смолил в порошащее снежком небо сигарету. Мимо тачки небыстро прошуршала «Ява» и сидевший сзади водителя человек в гермаке, швырнул Гоцману на колени гранату. Выбивавший в кассе чек Гриха сразу врубился, что взрыв, от которого в магазине полетели витрины, предназначался его приятелю и подскальзываясь кожаными подметками туфель на плиточном полу, чесанул на улицу. На счастье Гоцмана ухнула противопехотная РГэшка, осколки которой летят целенаправленно и только в одном направлении, и хотя граната разорвалась буквально у его ног, Саньку только контузило, основной удар прицела приняла на себя «девятка». Легавых ждали только зеваки да невольные свидетели взрыва, толком не понявшие, что произошло, Ловец же крутанув стартером, завел легковушку, и так на искореженной тачке и подъехал к «Лотосу».
Культурный, как обычно путем вмазанный, шевелился плохо, а соображал тем более, проворил Секретарь. Он со Святым аккуратно перенес бесчувственное Санькино тело в японский микроавтобус, отобранный у читинских барыг и они дунули в клиническую больницу.
— Что за сука гранатами швыряется?
— X.. его знает, — в треснутое заднее окно смотрел Олег за хвостом. — Чужих в городе нет?
— Вроде нет, хотя пацаны говорят, что видели на днях в кабаке чеченцев, но им зачем Гоцман. Долбанули, так бы Пал Палыча. Кстати он недавно с Москвы прилетел, с ворами толковал и вас вспоминал.
— В столице?
— Нет, здесь в кафе, — Нугзар подложил под Санькину голову скрученную куртку, — Иномарки с востока на запад гонят, за проезд по нашей области не платят. Нужно им шлагбаум поставить. До Чернышевска они на платформах едут, там сгружаются и своим ходом дальше жарят. Станция эта к вам поближе, может, займетесь? Культурный базарил, что капуста, которая с трассы пойдет, вся в ваш первомайский общак осядет…
Пятого Святой отправил в Чернышевск Эдьку, Беспалого, Леху, Слепого, Костю, Сэву, Кореша, Вовчика и Десятка, а сам поехал к Шатрову, который позвонил накануне и попросил встречи.
— Добрый день, Олег, — председатель, листая расчетные ведомости, сидел один в своем кабинете.
— Здорово, Иваныч, что у тебя так холодно?
— Не включают, сволочи, отопление, — поправил он сползающий с полных плеч бушлат. — Садись.
— Ставь чайник и говори зачем звал?
— Как ты думаешь, если мы «Юникс» купим, — снял с толстыми линзами очки Шатров и положил на ведомости.
— Кто это мы?
— Артель.
— Идея конечно не твоя?
— Нет, Разина. «Юникс» в ногах путается, давай его под артель замнем?
— Нужно прикинуть, что да как, через парочку дней ответ будет готов, но ничего не обещаю.
— Еще канитель имеется. Аукцион в декабре в Шилке проводиться будет. С нашего поселка на торги выставляют «Кристалл», «Детский мир», магазин кондитерских изделий и еще несколько торговых точек.
— Откуда сведения, я пока ничего не знаю?
— Глава Шилкинской администрации поведал, по секрету конечно, так что сам понимаешь.
— Понятно, что дальше?
— «Кристалл» сторговать хочу, поможешь?
— Лично для себя?
— Нет, под партель.
— Цена высокая?
— Начальная сто тысяч.
— Это что, всего три норковые шапки, такой ресторан? — дунув в пустой стакан, очищая его от пыли, Святой все же не рискнул налить в него чай и поставил назад на подоконник. — Я пожалуй и сам его возьму для банды, а тебе надо, по его надо?
— Олег, уступи на год, всего на один год, — умоляюще сложил на груди ручки председатель «Бирюзы», — качну с него денежку и потом бесплатно тебе передам, задаром.
— А получится бесплатно?
— Устроим.
— Что для хорошего человека не сделаешь, договорились. Разин под надоумил на счет «Кристалла»?
Шатров слегонца покраснел, но не ответил, потому что так оно и было.
— Приходи тогда к часу в ресторан, я с персоналом познакомлюсь и подготовлю их морально к продаже.
— Мое присутствие обязательно?
— Заявок на покупку «Кристалла» сейчас уже шесть, а к началу торгов я уверен будет еще большей все, — поднялся с кресла Святой. — Словимся в час и не опаздывай, у меня лично время горит.
Миловилова Олег заикрючил в цехе разлива. Под мелодичный звон пустых бутылок, катившихся по резиновому транспортеру к аппарату, который наполнял их техническим спиртом, Миша широко размаслав длинные ноги и заложив руки за спину что-то недовольно выговаривал начальнице смены, а проход Святому загородила непонятно откуда выросшая Майка.
— Олежа, — жалобно затеребила она обшлаг его куртки, — помири меня с Лешкой, а?
