Я собиралась оставаться спокойной? Да у меня сердце в ушах стучит, глаза на лоб лезут, я таращусь на отделенную от меня стеклом Юмаат. А та поглаживает тараканчика на руке, и голос, когда она говорит, звучит со всех сторон, похоже, транслируется через колонки:
– Почему‑то все боятся моих любимцев, я решила это использовать. И взяла необычных, чтобы меня не вычислили.
Еще бы их не боялись! Кошусь на Саламандру: она дергается, пытается вырваться. Похоже, ей тоже страшно.
А тем временем запускается еще одна запись. Огненную демоницу ловят в спальне, так же круто ее обривают. Последней достается полусуккубу Амбероуз. Она занимается фитнесом, когда комнату наводняют пауки. Ей даже почти удается сбежать в окно, но она застревает в проеме грудью, и до ее волос тоже добираются, так же грохочет предупреждение меня не трогать.
Конечно, хорошо, что Юмаат их не убила, но… все равно жутко смотреть, меня всю передергивает, а индикаторы на проводах и оборудовании так и мигают.
– Отлично, отлично, – потирает руки Юмаат. – Рада, что тебе понравилось. Видишь, как хорошо я тебя защищаю.
– Исполнители, те, которые угрожали… живы?
– Да, – Юмаат улыбается во все зубы. – Поступили ко мне добровольными образцами. Ну, почти добровольными, но ты не переживай, эта проблема решена.
Вот честно, я уже не за проблему, я за себя переживаю.
– А мы переходим к следующему этапу исследований! – делится радостью Юмаат.
Комнату наводняют лаборанты, меня быстро отстегивают, вытаскивают из комнаты вперед ногами, а следом несут Саламандру в том же стеклянном колпаке. Нас перемещают в другую комнату со стеклянной стеной. В комнате полно тросов с карабинами, а еще есть браслеты с датчиками. Их защелкивают на моих немеющих руках и ногах, пристегивают к тросам. Увидев шприц, пытаюсь вырваться, но мне что‑то вкалывают в плечо, и мир взрывается цветными фейерверками.
– Это специальный состав, он позволит считать более точные показатели искажения магического пола‑а‑ала‑а, т‑ы‑ы‑ы‑ы‑ы‑ы… – слова Юмаат растягиваются, сливаются в непонятную тянучку, которая вдруг материализуется в виде огромного потока липкой субстанции, вылетающего из губ Юмаат и расползающегося вокруг ручейками.
Соприкосновения металлических предметов выплескивают в пространство россыпи медленно плывущих кристалликов, те блестят и растекаются вокруг волнами.
На талии мне тоже защелкивают что‑то металлическое, скрепляют с тросами, добавляют датчиков с усиками антенн, но мне уже все равно: мир оживает. По стенам ползают растения. Саламандра выстреливает вверх бутоном, и тот раскрывается, а в нем новая Саламандра, и из нее выстреливает бутон, и он распускается, и в нем Саламандра, и из нее выстреливает бутон, распускается новой Саламандрой. И хотя они бесконечно выстреливают так вверх, каждый бутон расцветает в том же месте пространства, что и предыдущий. Не представляю, как это происходит, но это происходит! И выглядит так завораживающе…
– А‑ы‑а‑о‑о… тая невеста, что ты хочешь сделать? – кажется, это говорит Юмаат.
Что я хочу?
– Менять хочу! – Я вскидываю руки. Меня захлестывает желанием изменить все!
И все расцветает. Белые унылые стены покрываются узорами, а стекло, отделяющее меня от приборов, некоторые из которых мигают, а другие пишут на длинных лентах безумные диаграммы, тает, словно лед. На полу… пол становится мягким, я хочу упасть на него, но что‑то мешает, не дает рухнуть вниз, талию пережимает, и я болтаюсь на металлических тросах.
– Менять! Менять! Саламандра! Ты большая и сильная! Юмаат, ты… ты…
Не могу придумать ей правильную характеристику, хочу ее сделать другой, но не понимаю, какой именно.
И тут раздается ее пронзительный крик:
– Не смей!
В цветущий меняющийся мир врывается что‑то черное, рогатое, с пылающими алыми глазами, взмахивает когтями, и поддерживающая меня сила исчезает, я падаю, но он ловит меня, подхватывает на руки, прижимает к горячей темной гладкой груди, на которой я уже вижу проклевывающиеся кристаллы.
– Анастасия. Анастасия… – зовет огненноглазый демон, неся меня куда‑то прочь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Кладет на что‑то мягкое, скрипучее, превращающееся в песок. Или не превращающееся, вроде подо мной все та же прохладная кожа… Алые на черном фоне глаза горят совсем близко, теплые руки касаются моего лица, снимают датчики, отводят пряди волос, поглаживают, сдирают датчики с рук и груди, обжигающе касаясь чувствительной кожи. Кажется, он ощупывает меня всю, сдергивая датчики, разламывая браслеты на запястьях, поясе, лодыжках…
– Анастасия. Настя… ты слышишь меня? – Леонхашарт скользит ладонями по телу, снова осторожно касается лица. – Слышишь?
Кивнув, ловлю его теплую ладонь и прижимаю к своему лбу, вторую – к щеке. Какие же у него руки приятные, и когти на них уменьшаются, превращаются в обычные аккуратные ногти, я поглаживаю их. Прикрыв глаза, ощупываю длинные пальцы, выступающие косточки. Чужой большой палец тепло скользит по моим губам. А вокруг взрываются фейерверки! Я вижу их даже сквозь закрытые веки.
– Юма, что с ней? – грохочет надо мной Леонхашарт. – Юма, что ты с ней сделала?!
ГЛАВА 12
– Всего лишь проводила тест на определение свойств магии! – обиженно бубнит Юмаат. – Мог бы подождать пару дней. Ты мне сейчас все показатели сбиваешь!
– Показатели?!
Вокруг Леонхашарта разливаются алые волны гнева, он словно камень, брошенный в воду, и его ярость распространяется по всему помещению. Смотрится просто шикарно!
– Да, вот об этом я и говорю! – Юмаат трясет чем‑то вроде счетчика Гейгера. – Явился тут, датчики с объекта снял, магию расплескиваешь кругом, показатели искажаешь!
– Юма, ты не в себе! – рычит Леонхашарт.
Она капризно надувает губы:
– Почему все считают меня странной? Я нормальная!
Что‑то мне подсказывает, что нормальные никого дротиками со снотворным не вырубают.
Снова смотрю на Леонхашарта. У него так красиво горят глаза, а на черном металле шлема проступают ало‑лиловые полосы, и на броне тоже, складываются в геометричные узоры. Броня эластичная, плотно облегает тело, подчеркивает каждую мышцу. Наверное, Леонхашарт много времени проводит в спортзале, потому что мускулатура у него – закачаешься.
– Ты ненормальная, я же говорил ее не трогать!
– Я ее защитила! На нее твои бывшие демонессы покушались, а я ее здесь спасаю. Леонхашарт, пожалуйста, оставь объект мне, я буду о ней заботится и тебя к ней пускать.
– Что за покушение? – Леонхашарт убирает руки от моего лица, и на них опять вылезают когти. Не такие загнутые, как у котика, но тоже впечатляющие.
Мир вокруг цветет, а я разглядываю его… не нравится мне эта черная облегающая штука, хочу увидеть его тело во всей красе. И повинуясь моему желанию, броня стекает с него.
Но Леонхашарт этого как будто не замечает, слушает объяснение Юмаат об угрозах мне и наказании демониц.
– Ухты! – протягиваю руки к его груди, скольжу кончиками пальцев по обнаженной груди, пробираюсь по кубикам пресса до самого пояса. – Какой ты красивый, когда голый!
Леонхашарт резко поворачивает голову ко мне, потом к Юмаат:
– О чем она? Что с ней происходит?! Подробно, Юма, подробно!
* * *
Юмаат крайне везет что она не мужчина, потому что только ее принадлежность к женскому полу помогает Леонхашарту сдерживать желание схватить ее, сломать рога и бить лицом об стену, пока более слабые лицевые кости не вомнутся в мозг, в котором возникла глупая идея что‑то сотворить с Анастасией.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Галлюцинации у нее, подумаешь, – отмахивается Юмаат. – Это всего лишь побочный эффект, пройдет через пару дней.
Желание прибить Юмаат вспыхивает с такой силой, что Леонхашарт вскакивает. Она невинно хлопает ресницами:
– Это просто исследование.
