– Когда вы решите, что именно я должна сказать, – заявила Эгвейн, – тогда я и обдумаю, как мне поступить.
Они и вправду напрочь забыли о ее присутствии. Все четверо изумленно уставились на нее, когда она прошла между Лилейн и Романдой и зашагала дальше, сквозь двойной экран малых стражей. Конечно, никаких ощущений это не вызвало; плетение такого рода не препятствовало движению чего-то столь плотного, как человеческое тело.
Когда Эгвейн влезла на коня, Мирелле, глубоко вздохнув, последовала ее примеру. Оба экрана исчезли, хотя свечение все еще окутывало двух Восседающих; они продолжали во все глаза смотреть на Эгвейн, вид у них был совершенно обескураженный. Эгвейн торопливо накинула легкий полотняный пыльник, перекинутый через спину коня перед седлом, и натянула перчатки для верховой езды, достав их из кармана. С седельной луки свисала широкополая шляпа, темно-голубая, в тон платью, но с приколотыми спереди белыми перьями, в чем несомненно ощущалась рука Чезы. Жару еще можно не замечать, но не бьющее в глаза солнце. Сняв перья и отколов булавки, Эгвейн засунула и то и другое в седельную суму и надела шляпу, завязав ленты под подбородком.
– Поехали, Мать? – спросил Брин. Он уже сидел на коне, надев шлем, который прежде свисал с седла. Доспехи выглядели на нем совершенно естественно, словно он родился для того, чтобы носить их.
Эгвейн кивнула. Никто не попытался остановить их. Лилейн, конечно, никогда не снизойдет того, чтобы требовать у нее объяснений на людях, но вот Романда... Эгвейн испытала чувство огромного облегчения, когда они отъехали, но все же голова у нее болела невыносимо. Как ей поступить с Деланой? Как она может поступить с ней?
Большак, проложенный через холмистую местность и утоптанный так, что никакие копыта не могли выбить из него пыль, отделял лагерь Айз Седай от армейского лагеря. Брин пересек его и поскакал между палатками своих солдат, наискосок срезая угол к дальнему концу лагеря. Хотя в армейском лагере находилось неизмеримо больше людей, чем в лагере Айз Седай, палаток здесь, казалось, было сравнительно немного. Солдаты нередко спали прямо под открытым небом, поскольку стояла жара и все давно забыли, когда в последний раз шел дождь. Как ни странно, в армейском лагере на первый взгляд оказалось довольно много женщин. По большей части это были солдатские жены. Они стирали или просто сидели около костров, вязали, штопали платья и мужскую одежду, помешивали в небольших котелках, где варилась еда. Мужчины в основном занимались лошадьми или повозками; там и тут оружейники приводили в порядок оружие, молоты со звоном ударяли по наковальням – это кузнецы подковывали лошадей или изготавливали наконечники для стрел. Всевозможных повозок и телег повсюду стояло множество – сотни, может, даже тысячи; солдаты, похоже, считали своим долгом прихватывать все, что попадалось по пути. Большинства фуражиров уже не было на месте, но несколько телег с высокими колесами, на которых обычно доставляли продовольствие, еще только выезжали из лагеря, отправляясь за добычей в ближайшие деревни и на фермы.
При виде скачущих всадников многие солдаты поднимали головы, приветственно восклицая:
– Лорд Брин!
Или:
– Бык! Бык!
Это был герб Брина. И ни одного приветственного слова в адрес Айз Седай или даже Амерлин.
Эгвейн обернулась в седле, чтобы убедиться, что Мирелле не отстала. Та никуда не делась, скакала позади с совершенно отрешенным видом. Замыкала кавалькаду Суан – точно пастух, считающий своим долгом не упускать из вида даже единственную овцу. Хотя, возможно, дело вовсе не в этом. Ее упитанная лошадка имела весьма ленивый нрав, а Суан не очень-то умелая наездница и даже с пони обращалась бы как со свирепым боевым конем.
Как нередко случалось, Эгвейн ощутила укол раздражения при мысли о том, на каком коне приходится ездить ей самой. Его звали Дайшар – «слава» на Древнем Языке. Эгвейн гораздо охотнее ездила бы на Беле, невысокой кобыле, более изящной и стройной, чем лошадка Суан; именно на ней Эгвейн в свое время покинула Двуречье. Однако она Амерлин, а Амерлин полагалось иметь соответствующую лошадь. Не какую-нибудь задрипанную лохматку, которую только в телегу и запрягать. Иногда Эгвейн казалось, что у нее не меньше ограничений, чем у любой послушницы.
Повернувшись к Брину, она спросила:
– Как вы думаете, с каким сопротивлением придется столкнуться армии?
Он искоса взглянул на нее. Она уже задавала ему этот вопрос: один раз – когда они покидали Салидар, второй – когда двигались через Алтару. Вряд ли этот интерес мог показаться ему подозрительным, так она считала.
– Муранди похожа на Алтару, Мать. Там никому ни до кого нет дела. Соседи строят козни друг другу или даже открыто воюют, объединяясь только ради того, чтобы затеять небольшую заварушку. – Он произнес все это очень сухим тоном – у него, в прошлом Капитан-Генерала Гвардии Королевы Андора, за плечами были годы пограничных стычек с мурандийцами. – Боюсь, в Андоре все будет иначе. Не думаю, что там будет так же спокойно, как здесь. – Он свернул на боковую тропинку, взбирающуюся на пологий склон, пропуская три повозки, громыхающие в том же направлении.
Эгвейн приложила все усилия, чтобы на ее лице не появилась недовольная гримаса. Андор. Прежде Брин просто отвечал «нет». И вообще, сейчас они находились у оконечности Кумбарских холмов, что к югу от Лугарда, столицы Муранди. Спрашивается, при чем тут Андор, до которого, даже в случае удачи, добираться еще по крайней мере десять дней?
– Когда мы окажемся около Тар Валона, лорд Брин... Как вы планируете взять город?
– Никто пока меня об этом не спрашивал, Мать. – Только теперь Эгвейн поняла, как по-настоящему сух может быть его тон. – К тому времени, когда мы, если того пожелает Свет, доберемся до Тар Валона, людей у меня будет вдвое или даже втрое больше, чем сейчас. – Эгвейн вздрогнула, услышав, какую громадную армию придется содержать, но Брин, похоже, ничего не заметил. – С такими силами можно начинать осаду. Труднее всего будет найти достаточно кораблей, чтобы, затопив их, заблокировать обе гавани, и Северную, и Южную. Гавани – ключ к успеху, так же как городские мосты, Мать. Тар Валон больше, чем Кайриэн и Кэймлин вместе взятые. Как только прекратятся поставки продовольствия... – Брин пожал плечами. – Большинство солдат с нетерпением ждут, когда мы доберемся до цели.
– А если у вас будет недостаточно солдат? – Эгвейн никогда и в голову не приходило задуматься о людях, прежде всего женщинах и детях, которых ожидало все это – осада и голод. Айз Седай, армия – вот чем была забита ее голова, а остальных, против своей воли вовлеченных в противостояние, будто и не существовало. Как она могла быть такой тупой, особенно своими глазами повидав результаты войны в Кайриэне? А Брин говорил об этом с такой легкостью... Хотя его как раз можно понять. Он – солдат, а для солдата лишения и смерть – дело привычное. – Если у вас будет... столько же солдат, как сейчас?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
