Рутар посмотрел на Далинара и снизошел до уважительного кивка, после чего о чем-то заговорил с одним из своих придворных. Он замолчал, однако, когда стражники у дверей расступились, пропуская Далинара, раздраженно фыркнул. То, что Далинар мог так просто попасть к королю, вызывало злобу у всех прочих великих князей.
В кабинете короля не оказалось, но широкие балконные двери были открыты. Гвардейцы Далинара остались в комнате, когда сам он вышел на балкон, – Ренарин, поколебавшись, последовал за отцом. Снаружи свет тускнел, солнце клонилось к закату. Устроить дворец так высоко – тактически правильное решение. Но разумеется, его безжалостно трепали бури. Старая военная головоломка: следует ли избрать лучшую позицию, чтобы выдерживать бури, или же предпочтительнее захватить высоту?
Многие избирали первое; их военные лагеря на краю Расколотых равнин вряд ли подверглись бы атаке, так что важность высот там была не настолько очевидна. Но короли предпочитали быть повыше. В этом отношении Далинар на всякий случай поддерживал Элокара.
Балкон представлял собой каменную платформу, вырезанную на вершине небольшого пика и окруженную железными перилами. Покои короля находились внутри духозаклятого купола, стоявшего на естественном основании. Купол прикрывал переходы и лестницы, ведущие на уровни, расположенные ниже по склону. Там размещалась обильная свита короля: гвардейцы, бурестражи, ревнители и дальние родственники. У Далинара был собственный укрепленный купол в его военном лагере. Он отказывался называть это жилище дворцом.
Король облокотился на перила; за ним наблюдали два гвардейца. Далинар, желая поговорить с королем с глазу на глаз, махнул Ренарину, чтобы тот отошел к ним.
Было прохладно – недавно наступила весна, – и воздух наполнился сладкими вечерними ароматами цветущих камнепочек и влажного камня. В военных лагерях внизу появились первые огни – десять блестящих кругов, озаренные кострами дозорных, очагами, лампами и ровным сиянием заряженных сфер. Элокар смотрел куда-то поверх лагерей, на Расколотые равнины. Там было совершенно темно, если не считать случайного мигания сторожевых постов.
– Интересно, они за нами наблюдают? – спросил Элокар, когда Далинар приблизился.
– Мы знаем, что их ударные отряды выезжают по ночам, ваше величество, – сказал Далинар, одной рукой упираясь о железные перила. – Хотел бы я верить, что на нас никто не смотрит, но это не так.
На короле был традиционный длинный мундир с пуговицами по бокам, но достаточно свободного и небрежного кроя, а из-под манжет и из-за воротника выглядывали кружевные оборки. Брюки Элокара были темно-синими и такими же мешковатыми, как брюки Рутара. Далинару все это казалось весьма легкомысленным. Все более очевидным становился тот факт, что их войском руководила группа ленивцев, которые наряжались в кружева и вечер за вечером пировали.
«Гавилар это предвидел, – подумал Далинар. – Вот почему он так настойчиво требовал, чтобы мы следовали Заповедям».
– Дядя, ты выглядишь задумчивым, – заметил Элокар.
– Ваше величество, я просто размышлял о былом.
– Былое бессмысленно. Я смотрю только вперед.
Далинар сомневался, что может согласиться хотя бы с одним из двух утверждений.
– Иногда мне кажется, что я должен видеть паршенди, – продолжил Элокар. – Чувствую, что если смогу достаточно долго и пристально смотреть, то найду их и брошу вызов. Лучше бы они просто сразились со мной, как люди чести.
– Если бы они были людьми чести, – ответил Далинар, сцепив руки за спиной, – то избрали бы другой способ убить вашего отца.
– Как по-твоему, зачем они это сделали?
Далинар покачал головой:
– Этот вопрос все время вертится у меня в голове, словно валун, который катится по склону холма. Неужели, не вполне понимая их традиций, мы случайно оскорбили паршенди?
– Какие традиции могут быть у примитивных дикарей? Кто знает, почему лошадь лягается, а рубигончая кусается? Мне не стоило спрашивать.
Далинар промолчал. Он чувствовал такое же презрение, такой же гнев много месяцев после убийства Гавилара. Он мог понять желание Элокара видеть в странных паршунах из неизведанных краев почти животных.
Но ведь Далинар сам когда-то общался с ними. Может, они и не столь развиты, но вовсе не дикари. Не глупцы. «Мы никогда на самом деле их не понимали, – подумал он. – Наверное, в этом и кроется причина наших проблем».
– Элокар, – негромко проговорил он, – возможно, пришло время задать самим себе несколько трудных вопросов.
– Например?
– Например, как долго еще мы будем воевать.
Элокар вздрогнул. Он развернулся, устремил взгляд на Далинара:
– Мы будем воевать до тех пор, пока Договор Отмщения не будет исполнен и я не свершу возмездие за своего отца!
– Благородные слова. Но мы вот уже шесть лет находимся вдали от Алеткара. Поддерживать два далеко отстоящих друг от друга центра очень опасно для королевства.
– Дядя, короли часто подолгу воюют.
– Но редко делают это так долго, – возразил Далинар, – и редко уводят с собой всех владельцев осколочного вооружения и всех великих князей королевства. Наши ресурсы истощены, и из дома сообщают, что на границе с реши наблюдаются все более дерзкие вылазки противников. Мы по-прежнему разобщены как народ и с трудом верим друг другу, а эта затянувшаяся война без ясной стратегии, война ради богатств, а не территорий все усугубляет.
Элокар фыркнул; над ними засвистел ветер, обдувая скалистые пики.
– Хочешь сказать, у нас нет четкого пути к победе? Но мы же побеждаем! Набеги паршенди становятся все более редкими, и они уже не забираются так далеко на запад, как раньше. Мы убили в бою много тысяч.
– Недостаточно. Они по-прежнему сильны. Осада выматывает нас не меньше, чем их, а то и больше.
– Разве не ты первым предложил такую тактику?
– Я тогда был другим человеком, поддавшимся скорби и гневу.
– А сейчас ты их больше не испытываешь? – недоверчиво спросил Элокар. – Дядя, я ушам своим не верю! Ведь ты же не всерьез предлагаешь мне бросить эту войну, верно? Ты бы хотел, чтобы я побрел домой, как наказанная рубигончая?
– Ваше величество, я сказал, что вопросы трудные, – напомнил Далинар, стараясь не поддаваться гневу. Это было нелегко. – Но их следует обдумать.
Элокар раздраженно вздохнул:
– Садеас и прочие шепчутся не зря. Дядя, ты меняешься. Это как-то связано с теми твоими приступами, да?
– Приступы не имеют никакого значения. Выслушай меня! Что мы готовы отдать ради возмездия?
– Все.
– А если это означает все, ради чего твой отец трудился? Неужели мы почтим его память, разрушив Алеткар его мечты, и все ради того, чтобы отомстить за него?
