– Не смей такое говорить! Даже в шутку.
– Да разве это шутка? Отец, я же не могу сражаться.
– Битва – не единственное достижение, на которое способен человек.
Ревнители по этому поводу были весьма точны. Да, наивысшим Призванием для любого было присоединиться в посмертии к сражению за Чертоги Спокойствия, но Всемогущий ценил мастерство любого мужчины или женщины, чем бы они ни занимались.
Просто надо стараться изо всех сил, избрав профессию и тот атрибут Всемогущего, коему стоило подражать. Они назывались Призвание и Слава. Нужно совершенствоваться в профессии и прожить жизнь сообразно определенному идеалу. Всемогущий должен это принять, особенно если речь шла о светлоглазом – чем чище кровь светлоглазого, тем больше врожденной Славы.
Призвание Далинара – быть вождем, а его избранной Славой стала целеустремленность. Он выбрал и то и другое в юности, хотя теперь относился к ним иначе, чем когда-то.
– Отец, ты, конечно, прав. Я не первый сын героя, который родил ся без таланта к военному делу. Другие как-то справились. Справлюсь и я. Скорее всего, стану градоначальником в каком-нибудь городишке. Если не запрусь в какой-нибудь обители.
Взгляд мальчика устремился вперед.
«Я все еще считаю его мальчиком, – подумал Далинар, – хотя ему уже пошел двадцатый год». Шут был прав. Далинар недооценивал Ренарина. «Как бы я себя повел, если бы мне запретили сражаться? Лишили возможности общаться с женщинами и торговцами?»
Далинар был бы зол, особенно на брата. В общем-то, Далинар в детстве и в самом деле часто злился на Гавилара. Ренарин, однако, был самым пылким сторонником Адолина. Он чуть ли не боготворил старшего брата. Да и отваги ему хватило, чтобы очертя голову кинуться в самую гущу сражения, где чудовище из ночного кошмара давило копейщиков и расшвыривало осколочников.
Далинар кашлянул:
– Возможно, пришло время опять попытаться научить тебя владеть мечом.
– Мое малокровие…
– …не будет иметь никакого значения, если мы добудем для тебя осколочный доспех и дадим тебе осколочный клинок. Эти латы любого делают сильным, а клинок почти ничего не весит.
– Отец, – ровным голосом сказал Ренарин, – я никогда не стану владельцем осколочного вооружения. Ты же сам говорил, что дос пехи и клинки, которые мы добудем у паршенди, достанутся самым искусным воинам.
– Ни один другой великий князь не отдает свои трофеи королю, – возразил Далинар. – И кто осудит меня, если я всего один раз сделаю подарок своему сыну?
Ренарин остановился посреди коридора, непривычно разволновавшись: глаза широко распахнуты, лицо напряжено.
– Ты серьезно?
– Я клянусь. Если я сумею добыть еще один клинок и доспех, они достанутся тебе. – Он улыбнулся. – По правде говоря, я это сделаю просто ради того, чтобы увидеть выражение лица Садеаса, когда ты станешь полным рыцарем Осколков. Кроме того, если ты сравняешься по силе с остальными, думаю, природные способности позволят тебе блистать.
Ренарин улыбнулся. Осколочный доспех не решал всех проблем, но теперь появится шанс. Далинар об этом позаботится. «Я ведь понимал, что такое быть вторым сыном, – думал Далинар, пока они направлялись к покоям короля, – в тени старшего брата, которого ты любишь и которому одновременно завидуешь.
Буреотец свидетель, понимал.
И сейчас понимаю».
– О милейший светлорд Адолин! – воскликнул ревнитель, идя навстречу с раскинутыми руками.
Кадаш был высоким пожилым человеком и, сообразно Призванию, брил голову и носил широкую бороду. Его макушку огибал шрам – напоминание о давнем времени, когда он служил армейским офицером.
Светлоглазый с военным прошлым – весьма необычно для ревнительства. В общем-то, смена Призвания как таковая считалась странным поступком. Но ее не запрещали, и Кадаш, учитывая позднее начало, сумел высоко подняться в ордене. Далинар говорил, это был признак веры или настойчивости. Возможно, и того и другого.
Лагерный храм начинался как большой духозаклятый купол, потом Далинар выделил деньги и каменщиков, чтобы превратить его в более приличную обитель для религиозных целей. Теперь стены изнутри украшали резные изображения Вестников, с подветренной стороны для освещения вставили широкие стеклянные окна, к высокому потолку подвесили связки бриллиантовых сфер и установили помосты для обучения, совершенствования и проверки разнообразных искусств.
В настоящий момент множество женщин получали наставления от ревнителей. Мужчин оказалось меньше. На войне в мужских искусствах проще было совершенствоваться на поле боя.
Йанала, стоявшая рядом с Адолином, скрестила руки на груди и окинула храм недовольным взглядом:
– Сначала вонючая лавка кожевенника, теперь храм? Я думала, мы отправимся куда-то, где будет хоть чуточку романтики.
– Религия романтична, – возразил Адолин, почесав в затылке. – Вечная любовь и все такое, верно?
Девушка сурово посмотрела на него:
– Я подожду снаружи. – Она вышла вместе со своей служанкой. – Кто-нибудь, достаньте мне паланкин, забери его буря.
Адолин вздохнул, наблюдая за ее уходом:
– Похоже, мне придется купить ей что-то весьма дорогое, чтобы извиниться.
– Не понимаю, в чем проблема, – удивился Кадаш. – Как по мне, религия романтична.
– Вы ревнитель, – уныло протянул Адолин. – Кроме того, из-за шрама, полагаю, вы стали менее привлекательным. – Он вздохнул. – Ее взбесил не столько храм, сколько недостаток моего внимания. Сегодня из меня вышел никудышный кавалер.
– Светлорд, вы чем-то озабочены? Это связано с Призванием? В последнее время вы мало чего достигли.
Адолин скривился. Его избранным Призванием были дуэли. Трудясь вместе с ревнителями над личными целями и их исполнением, он мог бы зарекомендовать себя перед Всемогущим. К несчастью, согласно Заповедям, во время войны Адолину следовало ограничивать себя в дуэлях, поскольку легкомысленные забавы мог ли навредить офицерам, в которых возникает нужда в бою.
Но отец Адолина все сильней и сильней избегал битв. Так в чем же смысл отказа от дуэлей?
– Святейший, мне надо поговорить с вами там, где нас не смогут подслушать.
Кадаш вскинул бровь и повел Адолина вокруг центрального возвышения. Воринские храмы всегда были круглыми, с небольшим холмиком в середине – согласно обычаю, в нем ровно десять футов высоты. Здание было посвящено Всемогущему и содержалось Далинаром и его ревнителями. Все обители имели право его использовать, хотя у большинства были дома для собраний в военных лагерях.
– Светлорд, что же могло вам понадобиться от меня? – спросил ревнитель, когда они достигли более уединенной части огромного помещения. Кадаш держался почтительно, хотя знал Адолина с юных лет, поскольку был его наставником и учителем.
