Дмитрий Гаврилович, в отличие от многих других, с уважением относился к работе жандармерии – и жандармерия платила ему тем же. Видимо поэтому папка с нужными бумагами появилась на его столе еще утром. Но бумаги – это всего лишь сухой перечень различных событий, ни в малейшей степени не отражающий глубинной их сути – и теперь, после разговора с молодым человеком, генерал Арсеньев понял, насколько эти бездушные строчки на листах могут исказить реальный облик человека.
Папку он эту уже читал – давно, месяца два назад, когда получил немного странный указ Императора и попросил у местного начальника жандармерии немного информации об упомянутой в указе личности. И при чтении этих бумаг перед глазами вставал прожженный деляга, ловко пользующийся чужими затруднениями и скупающий за полцены имущество неудачников, обращая его в свою пользу. Добавления в папке, прочитанные сегодня утром, лишь углубили образ "героя" и окрасили его уж в совсем дьявольские тона: делец этот буквально отнял владения несчастной девушки-сироты в Ярославле, а затем и вовсе заставил крестьян отдать ему все имущество деревни бесплатно. Поэтому, когда секретарь доложил, что упомянутая личность ожидает аудиенции в приемной, Дмитрий Гаврилович приготовился принять нагловатого мужчину лет сорока-пятидесяти с фальшивым раболепием в глазах и выслушать от него просьбу о совсем небольшом, и только в качестве исключения, послаблении закона по отношению к просящему.
Но вместо этого в кабинете появился молодой человек, совсем еще юноша – который, с видимым интересом оглядев обстановку, тут же сообщил о том, что дарит губернии какие-то свои машины. А когда генерал-лейтенант поинтересовался, ради какой корысти преподносятся сии дары, он с удивительной наивностью сообщил, что для защиты общественного порядка. Причем слова его были настолько естественны, что Дмитрий Гаврилович чуть было не поверил в их искренность – и только некая смешинка в глазах юноши подсказала ему, что тут все обстоит гораздо интереснее. Юноша не каялся во взятке, и не был наивным простаком – он проверял, насколько его собеседник умен. Причем проверял так незаметно, что генерал-лейтенант, прошедший немало битв – как воинских, так и сугубо административных – вдруг почувствовал даже гордость за то, что этот "экзамен" у своего гостя он прошел.
Удивило губернатора и то, что молодой человек вообще ничего не просил. Он просто сообщил, что теперь в круг его интересов входит и подчиняющаяся Арсеньеву губерния, а посему губерния вправе просит у него изрядных размеров помощь. То есть – и с этим бывший генерал-губернатор Амурской области и нынешний губернатор Пермской губернии сталкивался впервые в жизни – уже ему отводили роль просителя! Но сделано это было настолько тактично и необидно…
Тогда, два месяца назад, генерал Арсеньев так и не понял причин, побудивших Императора издать тот указ. И лишь теперь, провожая глазами молодого человека, он решил, что замысел Императора ему открылся. Этот молодой человек, выросший вдали от Родины, настолько проникся тем, что он один отвечает за всю страну, что и мыслит, и действует исключительно так, что все остальные, с ним встречающиеся, невольно проникаются этими мыслями и действиями – а затем, столь же неосознанно принимая то, что молодой человек в этом имеет больший опыт, следуют ему и стараются помочь. Он и сам, после буквально пары минут разговора с ним, действительно захотел помочь чем может. И, дай Бог, помощь его хоть и невелика будет, но пойдет на пользу общему делу.
Общему? А, пожалуй, да – губернатор – тоже чин, действующий на пользу России, и именно это делает дело общим.
Кстати, он просил составить ведомость по голодающим селам и деревням. Ну это-то есть кому поручить… кстати, и самому не мешало бы с ней ознакомиться. Да и вообще, что там в губернии с провиантом творится – он же сказал, что в следующем году "будет еще хуже"?
Дверь за странным посетителем давно уже закрылась. Да он, наверное, уж и из управы давно ушел… Но вот кое-что он него в кабинете осталось: напор и уверенность в том, что все дела будут сделаны. Дмитрий Герасимович вызвал секретаря и стал диктовать ему несколько новых распоряжений. Как там этот молодой человек сказал? "Время не ждет"?
Неприятности никогда не приходят поодиночке. Первая неприятность была очень неприятной: Полю отказали в патенте на трактор. То есть германский (точнее, берлинский) патент Поль получил: немцы вообще на все что угодно патенты выдавали, а вот французы заупрямились. Тогда Поль тут же подал заявки на кучу разных отдельных частей трактора, но тут уж как повезет. В качестве некоторой моральной компенсации можно была рассматривать патент на новое изделие Ковровского завода – его Поль запатентовал и целиком, и по частям. Что очень радовало: поставка первых пяти ковровских мотороллеров с оригинальным названием "Kovrov" показала, что интерес к машине очень велик. Первенцы не продавались, использовались для демонстраций – и по результатам Поль набрал почти полтысячи предварительных заказов на довольно дорогой – больше тысячи франков – аппарат.
Ну а вторая неприятность оказалась вовсе не человеческой природы. "Внезапно" выяснилось, что на всем протяжении охваченных высокой агрокультурой речных долин – то есть в огородах вдоль Терешки и Иловли (не говоря уже про Волгу и Дон) капуста расти не захотела. От слова "вообще". То есть как растение она росла, но даже намека на кочаны не было: по виду росшее больше напоминало горчицу-переросток и даже в массовом порядке пустило стрелки. Ну вот, а говорили – двухлетняя культура… Никакой культуры, сплошной обман! Однако что-то надо было делать – и пришлось фактически обманутым крестьянам пообещать обмен капустных (все же капустных, я специально у Кудрявцева проконсультировался) семян на зерно из расчета пять пудов пшеницы за стакан капустных зернышек. Ну да, с погодой не повезло, но ведь эта же капуста прекрасно (то есть терпимо) росла и у Коврова, и у Калуги.
Вот еще где-то нужно хлебом разжиться – а у Царицынских хлеботорговцев его просто не было. В прошлый год еще практически под метлу в зарубеж продали… И вот тут у меня наступила все же небольшая, но везуха.
В верховьях Вятки, Ветлуги и многочисленных их притоков деревенек было много, хоть большинство и небольших. Хлеботорговцы там не промышляли: с целой деревеньки хорошо если пару сотен пудов зерна возьмешь, да еще туда пойди доберись: выше Шарьи, допустим, и в обычные-то годы большая лодка не везде пройдет, а уж в такую-то засуху водного пути почти совсем не было. Вот крестьяне тамошние хлеб-то и не продавали в основном, только когда приспичит – сами вниз по реке свозили на рынки и продавали. Я раньше слышал, что хлеб оттуда только в пищу хорош, а сеять его не годится: зерно, прежде чем в обмолот идти, годами, бывало, в снопах так и хранилось.
Оказалось, что мне не врали – хранилось, и – довольно много. Ну а куда не могли добраться "драккары" и их осадкой в один фут, добирались новые корыта, под названием "Ветлуга": жестяной тазик шесть на два метра и с осадкой в десять сантиметров легко перевозил по тонне зерна. А если река позволяла – то и по две. Пара же моторчиков от "Еруслана" с небольшими водометами давала возможность зерно доставить на элеваторы в приемлемые сроки. Конечно, "Ветлуги" зерно свозили лишь до более тяжелых собратьев, но и "Сухогрузы" особо не простаивали: две сотни "малюток" шустро освобождали затерянные деревушки от "избытков" зерна. Причем большей частью "торговля" была в виде натурального обмена – косы, топоры, лопаты пользовались хорошим спросом (поскольку обменный курс был крестьянину довольно выгоден), да и обувка (очень недорогие кеды) не залеживались. При "цене" пуд зерна за две пары кед обувку обычно прижимистые крестьяне покупали даже детям.
Но выявился и еще один очень интересный источник продуктов, о котором я поначалу не подумал. На "Ветлуги" я опять посадил офеней, благо контактов с ними было налажено много. Мужики эти отличались не только феноменальной честностью, но и здравым смыслом. Так что когда в августе небольшая их группа пришла ко мне с интересным предложением, я и думать не стал.
Этих малодоступных деревенек на реках было много, сотни – ведь офени тихой сапой добирались по Унже и Костроме аж в Вологодскую губернию. Пару тысяч тонн зерна они мне собрали, что само по себе неплохо. Но они начали закупать и продукт, которого в деревнях могли заготовить десятки тысяч тонн – соленых грибов. Могли – но не заготавливали, потому что избытка соли в деревнях не было. Ну что, сделаю немножко поменьше соды – она и так на складах пока оседает, зато хоть как-то компенсирую неурожай капусты.
Зато семян у меня будет в этом году очень много! И что с ними делать? Капустка – растение явно не степное. Ладно, под Калугой у меня есть полторы тысячи десятин, еще сколько-то у Коврова, опять же под Оршей какое-никакое имение… но этого явно маловато будет. А землицу желательно закупить там, где есть вода, потому как у Калуги избытка воды точно нет. Я вообще сколько капустных полей видел – то все где-то в поймах рек. Рек в России много…
